Всё помнят города

– Ладно, – согласился Сиян. – Но учти, что клубок поведёт тебя кратчайшим путём, огибая лишь рытвины и канавы, а с вашими правилами дорожного движения его не ознакомили!

– Тогда не надо, – рассмеялся Иван, и полюбопытствовал. – А он быстро движется?

– Скорость можно отрегулировать с помощью его короба, – объяснил Сиян. – Ещё, можно подсветку включить, чтобы клубок был хорошо виден в тёмное время суток. Правда тогда силушка у него быстрее иссякнет, и придётся потом его в коробе некоторое время держать.

– А там что, какой-то источник питания? – поинтересовался Крепцов.

– Там слова, – пояснил Сиян. – В них и есть его сила. Он от слов одухотворённых работает.

– Так можно ведь, просто их над клубочком произнести? Слова эти, – предположил Иван.

– Нет, – улыбнулся Сиян. – Ты не разумеешь. Это тебе не кудесничество, чтоб шептать. Там другое… Эти слова выстроены в определённом порядке, с заданной для них частотой.

– У нас это называется кодом, – подсказал я собрату.

Иван ненадолго задумался.

– У меня здесь ещё много полезных устройств, – признался Сиян. – В основном такие, чтобы не потеряться. Ведь согласись, что и ты не пошёл бы в неизвестный тебе другой мир, не взяв с собой каких-нибудь нужных тебе предметов?

– А что там ещё у тебя? – поинтересовался Иван.

– Разное, всего сразу и не покажешь, – ответил мальчик. – Вот, листом видения могу научить тебя пользоваться. Только в нём пока всего одно имя, твоё! А впиши в него крёстные имена других людей, и сможешь увидеть мир их глазами.

– Такое возможно? – усомнился Крепцов.

– Это один из самых простых приборов, – рассмеялся Сиян. – Даже Кимаир, и тот справился!

Он показал Ивану лист видения, и достал медную спицу со светящимся острым концом.

– Чьё имя здесь начертать? – спросил он диакона.

– Знаешь, есть один человек, за которого я, признаться, немного волнуюсь, – ответил тот. – Его зовут Иосиф. Посмотреть бы, чем он сейчас занимается, и не готовит ли он план мести своему должнику.

– Крещёный?

– Да.

– Что же, давай посмотрим.

Иосиф Залманович, чьё имя Сиян выводил в эту минуту ровными буквами на листе, только что нашел для себя недорогое жильё в моём Калининском районе, на улице Мира. Комната, которую он решил снять, находилась на 8 этаже общежития, и плата за месяц была действительно небольшой.

Адоневич таких цен нигде никогда не видел.

– А в чем-таки, подвох? – спросил он с недоверием пожилую вахтёршу в платочке, пока та вносила его данные в журнал проживающих. – Что здесь? Крысы? Клопы? Тараканы?

– Общий санузел, душ, и кухня, на весь этаж – ответила та, не отрывая карандаша от листа. – Вы сами всё видели, чего тогда спрашиваете? Вот вам ключ.

Она положила ему в руку длинный железный штырь с зубьями, по виду напоминавший пилку с отверстием для кольца.

– Спасибо, – поблагодарил её Адоневич, и отдал ей полторы тысячи за первый месяц.

Условия проживания там, конечно, были не сказка. В комнате, которую он снял, из всей мебели был только диван, облезлый табурет и небольшой столик с полочкой для журналов. Под окном с почернелыми двойными рамами протянулась ржавая конверторная батарея. С потолка свисала лампа без абажура, на изогнутом проводе. У стены лежал свёрнутый в рулон половик, а за стенкой храпел сосед, да так громко, что казалось, будто его прямо в этот рулон закатали.

– Да… – протянул Иосиф Залманович, поглядев ещё раз на это убранство. – Удружил Олень, спасибо тебе, век не забуду! Чтоб тебя, с особняком твоим смыло, как Тонис-Гераклиос, нажившийся на разорённых македонцами землях!

Я внимательно вслушался в слова этого проклятия. Оно показалось мне даже поэтичным, и произнесено было не столько с ненавистью и злобой, сколько с болью, обидой и горечью. От этого, красивые сами собой образы и слова, оказались пропитаны гаввахом высочайшего качества, как бисквит – медовым сиропом. Мне даже сделалось страшно за Адоневича, когда я представил, какие мухи слетятся на этот мёд! Оставалось надеяться, что хотя бы красота речи разбавит собой негатив и тем самым задержит поток гавваха, снизив его мощь и силу.

Иосифу Залмановичу повезло, что самые опасные из этих мух, были на тот момент далеко за рекой, в моём Привокзальном парке. Настоящие очевидцы произошедшего там уже разошлись по домам, к тому времени, как на место прибыл лейтенант Волюка. Но свидетелей, готовых дать ему показания, было достаточно и без них.

– Я стояла здесь, у фонтана, и видела, как мальчик пытался напоить из него своего коня, – говорила Анчута. – Конь был спокоен, пока его не облаял пёс Афанасия Коршунова. Потом, он и вовсе укусил мальчика, да так сильно, что чуть не отгрыз ему ногу!

– А какой породы была собака? – уточнил лейтенант.

– Это ужасный пёс-полуволк, но от собаки он только чёрный окрас унаследовал! – пояснила Анчута. – А в остальном – самый, что ни на есть, волчище! На нём не было намордника, и хозяин даже не думал выгуливать его на поводке! Бегай, где вздумается, кусай, кого хочешь!

– И этот человек ещё в мэры города баллотируется! – воскликнул тот седовласый мужчина с тростью, что первым пришёл ребёнку на помощь. – Он нарушитель общественного порядка!

– Именно! – поддержала его Анчута. – Именно! Закон, будто написан, вовсе не для него!

– Для всех, кроме него! – буркнула рядом с ней какая-то старушка в зелёном платочке.

Нил Иванович Волюка всё записал с их слов, и поглядел на коня.

– А это, конь потерпевшего? – спросил он Анчуту.

– Да, того мальчика, – ответила та. – Которого, всего в крови, сразу же увезли в больницу!

– Должно быть, он из клуба верховой езды посёлка Конезаводского, – предположил Волюка. – Что же, я с ними свяжусь. Коня нужно вернуть, вот и спрошу о мальчике. Как он выглядел?

– На вид, лет 12-13… Прямые чёрные волосы, смуглая кожа, – припоминал мужчина в очках. – Одет он был странно. Может, у них теперь форма такая в клубе? Прямая, синяя, похожая на сорочку без рукавов, и с ремнём из металла.

– Это называется хламида, – просветила его Анчута. – Простая и удобная одежда, в самый раз для такой жаркой погоды. А в больницу его увёз сам же Коршунов, чтобы все кругом только и говорили, какой он заботливый и хороший!

– Понятно, спасибо за информацию, – кивнул Нил Иванович, всё записав в блокнот.

Потом, он подошёл к вороному коню, и с серьёзным видом наклонил к его морде ухо.

– Ну, а ты, что скажешь, дружок? – спросил он у скакуна.

Ифел насмешливо фыркнул, подёрнув ухом.

– Эх, макароны для короны! – рассмеялся сам над собой Волюка. – Умел бы ты ещё говорить!

– У меня есть телефон клуба в Конезаводском, – сказал лейтенанту седой человек в очках.

– Диктуйте, – принялся записывать Нил Иванович.

Близился вечер, на часах уже был пятый час, и Елена Дугина, хорошо выспавшись за день, теперь заступила на смену. В отделении было, как всегда, шумно, из игровой комнаты по всему этажу разносились детские визги и голоса.