Восхождение в бездну

– Молю Вас, милорд, не серчайте. Ваша дочь никого к себе не пускает.

– Что значит – никого? – Император даже чуть опешил. – Я отец её, я Император в конце концов! Открой дверь!

Исида вскочила, кряхтя, с колен и прижалась лицом к двери, вознесла руку над головой и робко постучала.

– Душенька моя, открой дверь, – с обратной стороны двери тишина, молодая дева затаилась. – Ваш отец пожаловал, очень просит аудиенции.

– Да что происходит? Какой ещё аудиенции я прошу? – Император отодвинул повитуху и дёрнул ручку двери, но дверь заперта. – Дочь моя, открой дверь немедля! – в ответ лишь тишина за дверью, будто держит свой ответ. – Открой дверь немедленно, не заставляй ломать её! – Император хотел было уже приложиться плечом к двери и выставить её, как изнутри щёлкнул засов. – Ждите здесь, – Император открыл дверь и шагнул в покои, писарь хотел было прошмыгнуть следом, но эрелим ухватил его рукой и вернул в коридор. – Дочь, это я – твой отец, – его голос дрожит в переживаниях, он вошёл и закрыл дверь так же на засов.

– Отец, – послышался её голос колокольчиком, устало звоня в пустоте. Император сначала не увидел её в таком полумраке и направился на ощупь. – Мне так больно… – спустя мгновение он нашёл свою дочь, которая, прижавшись спиной к стене, сидит в самом дальнем углу, так, что даже свет из окна не попадал на неё. – Мне бесконечно больно, вот здесь, в сердце, – Император немедленно ринулся к ней и пал на колени. – Отец, мне никогда не было так больно… – он взял её за плечи и прижал к себе.

– Доченька моя, кровиночка ты моя, – Император обнял её и почувствовал холод, да такой, будто мёртвая она. – Прошу тебя, отдай мне всю свою боль, не нужна она тебе, а я тебя согрею, – он посмотрел в её глаза, а в них блеска нет, как будто мутные от горя. – Излей душу мне, отцу своему, что так мучает тебя?

– Отец, с ним что-то случилось, с ним что-то произошло… – и с первыми словами слёзы градом полились из её глаз. Отец понял, что она тоскует по молодому паладину, который так смело забрал её сердце.

– Ручаюсь, дочь моя, никто не в силах причинить ему вред, ведь не слаб духом твой избранник, ещё и Табрис с ним в помощь…

– Вот именно, отец, – она опять уткнулась в грудь ему лицом и зарыдала.

– Так что плохого в этом, не пойму? – он изумился, поглаживая ей волосы.

– Уже месяц, как нет вестей от Табриса твоего, – Лилит посмотрела на отца так устало и беспомощно, что его это шокировало. – Я так устала ждать, считаю дни…

– Ну и что, тут всего-то месяц.

– Мы договаривались, что он будет писать раз в декаду, пусть слово или два, но главное – писать.

– Всё что угодно может случиться с письмом: потерялось, или вообще бумага закончилась у них в Тир-Харот – такое бывает, – Лилит чуть согрелась в руках отца и перестала плакать. – Я знаю эту заставу, там постоянно что-то заканчивается…

– Я уже не знала, что и думать, страшные мысли лезут в голову.

– Гони их прочь, не нужны они тебе… – отец пронзительно посмотрел в её глаза, и они слегка заблестели. – Тебе не нужно запираться здесь, больше гуляй на чистом воздухе. Только посмотри за окно, там радость жизни, а ты сидишь здесь и выдумываешь горе, – в уголках её губ появилась улыбка, ей стало легче. – Давай откроем окно? – Император встал и подошёл к окну. Скинув защёлку, он распахнул ставни и свежий тёплый воздух ворвался в покои молодой девы. – Я немедленно напишу указ для тебя: больше гулять и радоваться жизни, и запрещу грустить, – дочь ожила, отец вернул ей радость, пусть не наполнил до краёв, но на столько, как мог сделать любящий отец. – Теперь пойдём, – он посмотрел на неё и улыбнулся, его рука потянулась к ней. – Я не приказываю, я прошу. Пойдём прогуляемся по Летнему саду? Я отложу все свои дела, я брошу всё и этот день посвящу тебе…

– Иду, отец, вот только есть одна просьба, можно? – Лилит взяла отца за руку и остановилась.

– Всё что угодно, дочь моя.

– Узнай, что с ним.

– Я первым делом запрошу у генерала лично полный и подробный отчёт по молодому паладину, – Император поклонился и тут же улыбнулся. – Я полностью уверен, что на днях придёт известие от эрелима, и душа твоя успокоится.

– Отец, я очень жду… – она скромно улыбнулась и пошла вперёд отца, но у дверей вновь остановилась. – Спасибо, батюшка, за силы, что подарил ты мне сейчас, я бесконечно благодарна…

– Как мало я тебе дарю и уделяю время, ты даришь мне в разы больше, – Император открыл дверь и пустил её вперёд. – Ступай с тётушкой, я догоню.

– Я буду ждать тебя, батюшка, внизу, у входа в Летний сад.

– Ступай, родная, я вас нагоню, – махнул он вслед и подошёл к писарю. – Отправь запрос Небиросу: пусть сразу предоставит мне полный отчёт, что с сыном Фер Элохима и где он, – его взгляд строгий и беспощадный, писарь слегка просел и, поклонившись, побежал исполнять.

Действие 14

Ненависть

Лето. Застава Тир-Харот. Гостевая. День.

– Как такое могло произойти? – в полной пустоте звучит голос Люциана и тут же теряется, не оставляя за собой эха. – Почему? Неужели всё так и закончится – в пыльном песке забытой всеми заставы Тир-Харот? – отчаяние подбирается к сознанию и пугает Люциана, собственные слова звучат как угроза. – Отец, отец мой, как же ты мне нужен сейчас со всей своею мудростью. Почему ты так прав, почему всему виной моя горячая заносчивость? – он хлестнул себя по липу и заорал, что есть сил. – Отец, прости меня! – но ничего: голос тут же стих и вновь потерялся в пустоте. – Всё, чего я хотел, – это быть полезным, быть нужным людям, просто жить на благо, исполнить, быть может, тем своё предназначение. Как жаль, что моё существование оборвала эта пыльная Арена и моя самонадеянность. О, Лилит, на одре я думаю о тебе, о том, что так и не смог поцеловать тебя, я не забуду никогда твой запах, клянусь тебе, любить тебя я буду вечно, и пусть будет проклят тот, кто не дал быть нам вместе. Кому понадобилось губить меня, губить судьбу мою и главное – зачем? Ведь не могло меня так солнце спалить… вино… вино… – промолвил он себе, будто нашёл искомое своей погибели. – Достопочтенный Ваал, в тебе скрывается за нищенской личиной простоты демон вероломства и обмана. Ты отравил меня, прикинувшись простачком со своим днём рождения. Ты сдохнешь, демон, от руки моей, я обещаю, я клянусь! – даже в этой пустоте вскипел паладин такой лютой ненавистью, что вспыхнул жаром во тьме. – Только дай мне шанс, один лишь шанс, и ты поверь, его я не упущу… – его слова вдруг обратились эхом, и он открыл глаза на самом деле. – Я жив? – спросил он сам себя, но наружу вышло лишь мычание.

– Вы вернулись? – в ушах, как за стеной, послышался женский голос. – Хвала Хранителю, – то ли голос приближается, то ли слух заново настраивается у Люциана в голове. Он открыл глаза и тут же зажмурился от слепящего света. Он как ни в чём не бывало лежит в своих покоях. Окно настежь открыто, и уличный воздух колышет занавеску. К нему подбежала сиделка преклонного возраста с убранными под медицинский колпак волосами и склонилась над его лицом.

– Где я? – хотел спросить Люциан, но из пересохшего рта вновь вышло только мычание.

– Воды? Сейчас принесу, – она суетливо взяла кувшин с тумбы рядом, налила воды в пиалу и, приподняв голову Люциану, поднесла её к его сухим губам. Вода, как нектар, постепенно проникает в горло и наполняет его жизнью. Он наслаждается каждым глотком, вкушает свежий вкус прохлады.

– Где я? – оторвавшись от пиалы, опять спросил Люциан, и в этот раз вышло лучше.

– Милорд, вы не узнали собственные покои? – по-доброму усмехнулась сиделка.

– Да как же их узнать, я был здесь два раза, да и то под винным соком, – Люциан так бодро начал, что захотел приподняться, но руки тут же содрогнулись и упали без сил обратно на постель.

– Ох, милорд, рано вам вставать… – она поправила подушку под его головой. – Вам покой нужен, силы восстанавливать.

– Так что же произошло, сестра? – силы есть только на то, чтобы говорить, да и то не особо внятно. – Почему я здесь?

– Я, право, не всё знаю… – она обернулась, волнуясь, и чуть снизила голос. – Вас в агонии сюда доставили с Арены. Мне настрого приказано быть с вами и, если что, докладывать всё сразу господину Табрису.

– Табрису? А где он сейчас? – Люциан прошептал ей еле слышно, но та услышала.

– Он у себя, может, что-то передать ему?

– Скажите, как и мне, что я вернулся, – Люциан от усталости закрыл глаза и отключился, а когда открыл вновь, то в углу покоев на вязаном из сухостоя ротанга кресле уже сидит Табрис.

Эрелим умиротворённо читает какую-то тряпичную книгу. На его лице то и дело пробегает ухмылка. Красный плащ он накинул на ноги, щит с мечом поставил под левую руку вплотную к стене, а коринфский шлем лежит на подоконнике распахнутого окна.

– Табрис, – просипел Люциан.

– О, молодой наследник, слава Хранителю – Вы вернулись, – эрелим тут же закрыл книгу и встал с кресла.

– Я благодарен за Ваше чрезмерное внимание к моей персоне. Уверен, благодаря Вам я вернулся.

– Очень рад помочь наследнику, но, думаю, хвала Хранителю Вашему, – Табрис усмехнулся и подошёл к кровати. Он положил книгу на тумбу возле изголовья, сделав акцент на том, что её стоит прочесть.

– Не очень понимаю, о каком Хранителе идёт речь? – силясь собраться с мыслями, спросил Люциан, ведь эта фраза более чем двоякая.

– О Вашем, Люциан, только о Вашем… – усмехнулся Табрис и хлопнул его по плечу.

– Давно я здесь валяюсь?

– Три дня в агонии Вы здесь валяетесь, как изволите сказать, – эрелим резко изменился в лице и отвернулся, пытаясь скрыть появившуюся нервозность.