Вырулив со старого подвесного моста на прямой участок дороги, Рут вдавила педаль газа в пол. Из-под колес брызнули мелкие камешки и клубы дорожной пыли, машина Рут скрылась за древним раскидистым грабом. А старый подвесной мост потом еще долго скрипел и подкашливал, сетуя на неуважительное отношение к своему почтенному возрасту.
***
Пряничный домик фон Глюков тонул в аромате прелой листвы и вечернего тумана, раскинувшего свои объятия. До замка Абрахама туман никогда не доходил, а в низинах деревушки, ближе к речке, он был особенно густым и щедрым. Как раз за жилищем старого Вилли Эльц делала изгиб и стыдливо пряталась в густые зарослях плакучих ив и дикого шиповника. Закатное солнце уже прощалось с Виршемом и считало себя не виноватым, если кто-то не успел воспользоваться его последними багряными отблесками. Сколько бы Рут ни смотрела – она не могла уловить и намека на освещение в доме старого Вилли. Пришлось воспользоваться фонариком мобильника, чтобы проложить себе дорогу через густой слой опавшей листвы к крыльцу. Листва лежала шуршащим лоскутным одеялом на крыше, террасе, столике и стульях во дворе, на огороде. Одинокая ворона, сидевшая на одном из пугал, громко каркнула. Пронзительные вопли некормленых поросят доносились из хлева, смешиваясь с едким запахом давно не убираемых фекалий и еще чего-то, еле уловимого, на грани реальности и воспоминаний. Полоснувшая острым лезвием душу девушки тревога переходила в нарастающую с каждым шагом панику. Пышные кудри петунии в кадках у крыльца походили теперь на нечесаные космы старой ведьмы с запутавшимися в них увядшими цветами, которые еще не успел оборвать сердитый осенний ветер. Рут поднялась по лестнице и постучала медным кольцом – тишина. Толкнув дверь плечом, девушка поняла – не заперто. Она запрыгнула в дом движением вспугнутой кошки и быстро включила торшер. В углу прихожей валялась дохлая мышь. Никого. В доме никакого беспорядка, лишь на полу, под обеденным столом, лежит какая-то засохшая корка. На столе, как всегда, плетеная корзина, яблоки в которой успели подвять, и четверть кружки недопитого стариком пива, по краю которой медленно ползала жирная осенняя муха, рискуя упасть в мутную жидкость и утопить свою жизнь в алкоголе. Ни следов борьбы, ни постороннего запаха в доме, ни, в конце концов, записки… Ни-че-го.
Надо бы зайти к соседям, старому Михелю с супругой, попросить их покормить несчастных животных. И уезжать отсюда подобру -поздорову, пока ночной туман не поглотил дорогу.
Глава 7
– И что ты теперь намерен делать?
Сидя в углу своего старенького дивана и поджав под себя ноги, Дуня наблюдала за тем, как Леон мечется по квартире, присаживается, вскакивает, хватается за телефон, за голову, за последнюю надежду, что на том конце провода ему наконец ответят… Но – нет.
– Я поеду туда! Мне нужно во всем разобраться. Они не берут телефон! Хотя старый Вилли обещал мне всегда быть на связи. Может, у них что-то случилось, понимаешь? Я должен, должен все выяснить.
– Минуточку, тебе что, заранее заплатили за работу? Авансом? Что ты так нервничаешь-то?
– Дуня, пойми – они не отвечают на телефонные звонки. Виршем – добрый славный городишко, молодежи в нем мало, в основном, одни старики. Немощные, беспомощные старики, доживающие свой век в уютных домишках и тихо копошащиеся в своих грядках до конца дней. И, если они уезжают из Виршема, то только в одном направлении – кладбища Мозель. Старый Вилли с женой никуда не уезжали. Но их НЕТ дома!
– Хорошо. Давай присмотрим тебе ближайший чартер на Мюнхен и забронируем билет до Москвы. Тааак, что мы имеем: если ты сядешь отсюда на проходящий экспресс, то до Москвы ты доберешься через три часа, это будет 6.50. До Шереметьево еще час, но можно заложить и полтора, чтоб уж наверняка. Итого где-то 8.30. Рейс на Мюнхен в 9.00. По-моему, идеально, а?
***
Рут уныло смотрела в иллюминатор. Обычно перелеты доставляли ей удовольствие, но только не в этот раз. В голове вспыхивали и гасли, сменяя друг друга, картины, одна противнее другой: вот, она разговаривает с каменным изваянием по имени Хелен Зейц. Рут ставит ее в известность о своем намерении посетить Россию. Зачем ей это – Рут не говорит, просто, являясь идеальной пациенткой, она выполняет рекомендации старого доброго Розенкранца и меняет обстановку. На секунду Рут показалось, что льдинки в зеленых глазах фрау Зейц вспыхнули нехорошим огнем – но это понятно: фрау привыкла все держать под своим контролем. Да и к тому же, дедушка Абрахам, назначив ей в своем завещании равную с родственниками долю в наследстве, фактически приравнял фрау Хелен к семье. Рут это принимала, но не одобряла, а Хелен была не настолько глупа, чтобы не уловить это. Ну да ладно, денег на всех хватит, да не на одну жизнь! А фрау Зейц на самом-то деле УЖЕ является родным человеком – ведь она с ними и в горе, и в радости.
Помимо воспоминаний о фрау Зейц, Рут мучили тошнота и головокружение. В течение недели после похорон это стало проявляться все чаще и чаще. Пару раз Рут вырвало, один раз в рвоте девушка с ужасом заметила прожилки крови. Аппетит у нее пропал, как она считала, от переживаний, к тому же, девушку преследовал металлический привкус во рту – такой бывает, если прикусить губу до крови. Отражение в зеркале перестало радовать – на Рут смотрела бледная потухшая незнакомка. Девушка надеялась, что, вдохнув свободный воздух Земли Русской, она станет такой, как прежде, а, может быть, даже еще красивее – ведь недаром россиянки считаются одними из красивейших женщин мира, и это все, конечно же, благодаря воздуху!
Рут открыла сумку и достала бутылочку минеральной воды, которую она заблаговременно упаковала еще дома. Крышечка, к удивлению девушки, скрутилась совершенно свободно, без особых усилий. Ну и хорошо, ведь у нее сейчас такая слабость, что она, кажется, не смогла бы и пальцем пошевелить, пришлось бы просить помощи вот у этого симпатичного парня на соседнем сидении. Рут улыбнулась своим мыслям и с наслаждением сделала несколько больших глотков минералки, а потом, подумав, допила всю воду. Фух, вроде, немного отпустило… Чтобы хоть как-то отогнать от себя липкую тревогу, Рут принялась осматриваться по сторонам. Место ее находилось рядом с иллюминатором, так что, если напрячь воображение, можно было представить замысловатые кучки облаков, подсвеченных розовым восходом, в виде клубничного мороженого. Это какая же гигантская ложка должна быть, чтобы все это слопать!… Но с мыслями о ложке на Рут вновь набросилась изнуряющая тошнота, появился сильный привкус металла во рту, а живот скрутило так, что девушка подтянула колени к животу и обхватила себя руками. Рядом сидел паренек в рваных джинсах, берцах, косухе и наушниках, сквозь которые до Рут доносились приглушенные звуки сурового Рамштайна. Его голова, украшенная на макушке пучочком а-ля «мусорный пакет», под которым красовался беззащитный бритый затылок с татуировкой скорпиона, покачивалась в такт музыке. Мальчишка скосил глаза на девушку и обеспокоенно спросил:
– Вы в порядке? Могу я чем-то помочь?
– Вы американец?
– Ага, а как Вы догадались?
Эти наивные янки своим «А ю о’кей» сделали себе мировую славу.
– Ес, ес, ай эм о’кей, все супер, дружище.
Благопристойные отцы семейства рядом с супругами и малышами в ярких одежках, чопорные бизнесмены, с отсутствующим видом копошащиеся в информационных недрах своих ноутбуков, радостные пенсионеры, сверкающие жемчужными улыбками за пару-тройку десятков тысяч баксов, шумно шуршащие газетами почтенные фермеры…
Пожилая фрау приковала к себе взгляд девушки. Женщина сидела как раз в одном ряду с Рут, и ее кресло было ближе к проходу. В гуще пестрой европейской публики, напоминающей стаю шумных экзотических попугайчиков, она была, без сомнения, королевским экземпляром. Старушка не настолько привлекала внимание, насколько удерживала его. Да и старухой ее назвать как-то не поворачивался язык. Таким женщинам можно дать как семьдесят, так и сорок лет. Судя по тому, на каком уровне находились в кресле ее плечи, росточком фрау господь не обидел. Как раз в этот момент женщина встала, чтобы поправить сумку над своим посадочным местом, и Рут с удивлением отметила, что старушенция одета в черную косуху, обтягивающие джинсы темного цвета, выгодно подчеркивающие ее не утратившую упругости «мадам сижу», на ногах – высокие кожаные ботинки военного образца со шнуровкой, на толстой подошве. Дама изо всех сил старалась затолкать сумку поглубже, рукав куртки задрался и обнажил предплечье. Взгляду Рут предстала татуировка в виде головки чертополоха на колючем стебле. Вот это да! Руки у женщины были ухоженные, а пальцы унизаны множеством больших и маленьких перстней, перстеньков и колечек. Косточки кистей рук были припухшими и немного деформированными – видимо, фрау страдала артритом. Под стать всему ее облику была и прическа: длинные вьющиеся волосы, скорее всего, крашеные в средний блонд, отдельные пряди спадают на глаза с хорошо продуманной неаккуратностью. Рут машинально отметила, что у пожилой фрау волосы такие же, как и у нее самой. Макияж был наложен уверенной и грамотной рукой, глаза выгодно подчеркнуты аккуратными стрелками и нарощенными ресницами, при этом создавалось ощущение «лисьего взгляда». Высокие скулы покрывал нежный персиковый румянец, на губах – матовая коралловая помада. Дама, почувствовав взгляд девушки, обернулась через плечо и улыбнулась Рут, обнажив ряд ровных белых зубов. Небольшие брыли и немного обвисший подбородок – единственное, что выдавало ее немолодой возраст. Финальным аккордом ее умопомрачительного соло был умопомрачительный аромат винтажных французских духов и еще чего-то такого, что заставило Рут вздрогнуть: от незнакомки едва уловимо пахло дедушкиными любимыми сигарами. Даа, старушенция явно не страдает от нелюбви к себе! Рут прекрасно знала, сколько стоит одна такая сигара.
Новый виток тошноты и головокружения заставил Рут отвернуться к иллюминатору, чтобы скрыть от посторонних глаз гримасу боли. Она засунула под язык таблетку Брамины и прикрыла глаза. Сейчас ей надо просто поспать. Да, просто поспать.
Глава 8
– Выметайся быстрее, а то опоздаешь. Регистрация, наверное, уже началась!
Дуня локтем подталкивала в бок запутавшегося в ремнях дорожной сумки Леона. Она никак не могла привыкнуть к его медлительности и обстоятельности. Ну, вот зачем ему складывать эти чертовы ручки строго по длине, наматывать их на ладонь, расправлять складочки, а? Немец, что с него взять, кроме анализов. И те под наркозом. Волнуется, бедолага! Неизвестно еще, как бы ты, Молодцова, себя чувствовала, если бы отправлялась в немецкую землю на разведку боем. А в самолет тебя можно затащить только в терминальной стадии алкогольного опьянения, иными словами, «в какашку», ибо ты, Молодцова, трус и высоты боишься. Не быть тебе птицей, Дуня. Не долетишь ты до середины Днепра…
Тем временем, выпроставшись из машины и прижимая сумку к груди, Леон даже ухитрился протянуть Дуне ладонь, как истинный джентльмен, ну или как там у них… герр, о дааа! Дуня прыснула.
В Шереметьево, как всегда, пахло кофе. Звонкий голос диспетчера откуда-то с небес объявлял на нескольких языках ближайшие рейсы. Кучковались путешественники. Вот они прилетают и улетают, кто-то бежит от проблем, кто-то ищет приключений на свою голову, кого-то ждут, а кого-то ненавидят. Аэропорт аккумулирует в себе множество жизней, они проносятся здесь, поднимаются в небо и опускаются на Землю так быстро, что захватывает дух, и тянутся, тянутся, тянутся невидимые щупальца-судьбы, опутывая своей сетью земной шар. Как знать, какими причудливыми узорами ляжет на тело этой планеты твое щупальце? С кем суждено пересечься? В какой узел сплетется твоя судьба с чьей-то судьбой?
Кофе в аэропорту имеет свой собственный, ни с чем не сравнимый, аромат – аромат приключений. Находиться в аэропорту и не испить кофе – это преступление! Стоя у кофейного автомата и потягивая Напиток Богов в ожидании, когда будет готова порция Леона, Дуня задумчиво смотрела на мужчину. Нет, ей, конечно, все равно, чем у него там все закончится. Да, она, конечно, ни капли не заинтересована в том, чтобы увидеть его снова. Нет никакой недели, проведенной под одной крышей! И ни капли он ей не нравится! И пусть канает в свою Германию! С кончика Дуниного носа в кофе упала слеза.
– Эй! Ты чего?
Леон держал ее за плечи, а она, уткнувшись носом в воротник пальто, которое она собственными руками относила в химчистку, плакала навзрыд.
– Ты там аккуратнее, ладно? Ты позвони, как приземлишься, я волноваться буду!
– Дуня. Я вернусь. Я за тобой вернусь. Вот разберусь во всем, а потом приеду и заберу тебя с собой. Слышишь?
Конечно же, она слышит. Но продолжает тихо всхлипывать, потому что ей хочется, чтобы Леон поутешал ее еще немого, ну хоть пять минут, пять минуточек…
– Вот, держи. Пусть лежит где лежала, ладно? – Дуня открыла сумочку, достала из нее столовую ложку с надписью «нерж» и сунула в правый нагрудный карман Леона – туда, откуда она достала ее перед химчисткой. – На удачу. Вот вернешься обратно – будешь ей борщ хлебать!
– Объявляется посадка на рейс 12345 Москва – Мюнхен.
Дуня, схватив Леона за рукав, ломанулась к стойке регистрации, проталкивая его перед собой и поддавая для ускорения коленом под зад. Это тебе не Германия, дорогой, в большой стране клювом не щелкают! Здесь вообще лучше не тормозить.
Слава Богу, успели! Перед ними уже встало достаточно много народу, позади них было примерно столько же, и это успокаивало. Очередь продвигалась медленно, но верно. Мерный гул разговоров, голос диспетчера из поднебесья… Дуне на минуту представились Небесные Врата, возле которых топчутся «новобранцы», а Святой Петр строгим голосом говорит: «Ваш паспорт, пожалуйста!»…
– Ваш паспорт, пожалуйста.
Бесстрастная дама-регистратор бросила взгляд на документы Леона.
– Ваш билет, пожалуйста. О’кей. Проходите.
***
Медленно передвигая ноги, Дуня шла через холл аэропорта. Такая усталость навалилась – просто жуть. Ну, вот и все. «Он улетел! Но обещал вернуться!»
Проходящий экспресс до ее «725-го километра» только через два часа, так что Дуня свободно может прогуляться по столице, поесть мороженку. Сейчас она выйдет и…
– Help! Anybody help!!!
Словно удар хлыста по спине Дуни. Она сделала стойку – так кричат, когда случается что-то очень страшное. И не важно, на каком языке просят помощи – язык сердца не имеет национальности. Голос, звавший на помощь, срывался на истерику. Неподалеку от соседнего пропускного пункта, через который выходили прибывшие в Россию пассажиры, начала образовываться толпа. Дуня подбежала и привычным движением локтей растолкала охающих и ахающих зевак. Кому, как не ей, знать, как дорога каждая минута в критической ситуации.
На полу абсолютно неподвижно лежала красивая девушка лет около тридцати с длинными вьющимися волосами, подхваченными в «конский хвост». Глаза полуприкрыты, черты лица заострены, кожа землистого цвета покрыта испариной, а с синюшной нижней губы свисает шматок кровавой пены. Под головой девушки растеклась лужица рвоты. Дышит. Но Молодцова отлично знала, что дыханием это назвать нельзя – это, скорее, рефлексы, остаточная активность погибающего головного мозга. Рядом сидел на корточках парнишка в косухе с татуировкой скорпиона на бритом затылке, держал голову девушки и всхлипывал. Это он звал на помощь.
– У нее судороги были, – послышалось из толпы.
Добиться информации от парнишки было невозможно – пацан в шоке, к тому же он лопотал на английском. Дуня английский знала в пределах школьной программы, достаточно неплохо, но сейчас ей было не до этого. Видимых и открытых телесных повреждений при первичном осмотре Дуня у девушки не обнаружила, голова-руки-ноги-туловище целы, из угла рта стекает пенистая слюна с примесью крови. Молодцова приоткрыла рот девушки. Так и есть – язык прикушен. В рвоте Молодцова цепким взглядом выхватила кровяные прожилки, но их было гораздо больше, чем крови из прикушенного языка. И вовремя выхватила, потому что в толпе всегда найдется кто-нибудь, кто примется делать что-нибудь, о чем его не просят. Кто бы это ни был – он уже собрал рвотные массы и вытер влажной салфеткой пол. Чистюля, блин!
Сотрудники аэропорта стрекотали по телефонам, вызывая скорую помощь. Зная, насколько это бестолковое занятие, Дуня, недолго думая, достала из сумочки ампулу адреналина и шприц. Потому что, как у истинного врача, в Дуниной сумке не было только черта лысого. Даже перчатки были! Но не до них сейчас. Нащупав на шее девушки яремную вену, Молодцова ввела адреналин. По идее, сейчас противошоковую терапию надо проводить в полном объеме…