Клешня

– Лады, если сержанта грохнут – я отзвонюсь, скажу, где тушка лежит.

Сержант делает в мою сторону движение, означающее готовность драться, причём немедленно – я плюю на траву как можно ближе к его сапогам, он правой рукой хватает карабин за приклад и срывает его с плеча – секунда, и я заглядываю в ствол – Хорош так шутить, я тебе сколько раз говорил, ты меня нервируешь!

Я отвожу ствол в сторону, и, не оборачиваясь, иду вперёд, он по – старушечьи возмущается ещё минут пять, до следующего перекура.

– Ты про медведя – шатуна знаешь?

–А кто про него не знает?

–А про медведя – ревуна?

– Кого? Такого медведя нет!

– Есть, он, прежде чем в спячку впасть, очко себе глиной замазывает – ну чтобы не похудеть за зиму, а весной, когда проснётся – лезет на дерево и оттуда прыгает сракой вниз, чтобы глина треснула и развалилась.

– А почему – ревун?

– А ты попробуй с высоты пяти метров и очком и об землю!

– Да пошёл ты со своими байками, ты мне лучше скажи – чего мы жрать сегодня будем? Капитан из еды с собой взял только воду, я видел, когда он дипломат открывал.

–А, вот почему он так на кашу набросился, любитель пшёнки.

Наш гастрономический диспут прервали собаки – с громким воем они пронеслись мимо, направляясь к караульному помещению.

–Таак, похоже, опять какая –то лесная тварь, помнишь как зимой?

–Угу.

Зимой наш выход на периметр прервался похожим образом – вперёд умчалось три пса, а возвращалось четыре, три собаки спрятались за нами, четвёртая остановилась, будто для того, чтобы получше рассмотреть нас, перед тем как приблизиться.

– Не понял, у нас же три пса, откуда взялся четвёртый?

– Чего –то не похоже оно на собаку.

Оно повернулось боком, и я разглядел кисточки на ушах – это же рысь! Легко, грациозно, она перемахнула через колючку, и исчезла в заснеженном лесу, оставив нас стоять с открытыми по – дурацки ртами.

– Приготовься, это может быть кабан или лось.

–Усехда готофф.

Периметр – это прямоугольник протяженностью шесть километров, с внешней стороны защищён двумя рядами колючей проволоки, вторая представляет собой сигнализацию, в теории, при соприкосновении с ней, в караулке должен раздаваться сигнал тревоги, но это в теории, на практике её надо минут пять пилить штыком, чтобы вызвать « цевницы слабый стон «, кажется так говорится у Александра Сергеевича. Мы находились на короткой стороне прямоугольника, ближе к выходу на длинную, не торопясь и настороженно прошли метров пять, не встретив никаких лесных зверей.

– Расслабься, псины струхнули просто так, мало ли чего у них в голове?

– Не может быть, я видел, как они рванули, это неспроста.

–Ладно, придём назад, расспросишь их, в чём там дело, они тебе всё расскажут.

– Пошёл ты, приколист.

Августовский вечер был бы хорош, если бы на ногах были сланцы, а не сапоги, и ещё раздражал жуткий собачий вой из окрестных деревень – в этот вечер не только наши псы ощущали дискомфорт.

– Во! Смотри, это что за…– сержант вытянул палец вверх, и рот его открылся колечком, мне захотелось плюнуть, уж больно удачно он подставлялся, ладно не буду, такого он мне точно не простит. Я посмотрел в указанном направлении, да, такое я уже видел. Сразу хочу сказать, что никогда не воспринимал всерьёз маразматиков верящих в инопланетян. Уфологи, экстрасенсы и прочие шарлатаны наводят на меня тоску, дедушка Картезий рвёт на. опе волосы от злости, лёжа в гробу, но эта штука висела в небе, впрочем, нет, это я неудачно сформулировал. Если разделить всё видимое небо на четыре квадрата, она совершала движение по дуге, из нижнего левого в правый верхний, и там, будто натыкаясь на невидимое препятствие, исчезала, вновь появляясь в одной и той же точке в нижнем левом квадрате. На тарелку она была не похожа, скорее на перевёрнутую фашистскую каску, сделанную из какого – то полупрозрачного материала. Сержант впал в грудничковое состояние, обильно пустив слюну из полуоткрытого рта.

– Ну, что ты – я взял его за локоть и потащил вперёд, он не сопротивлялся, и шёл на автомате, я пожалел, что не плюнул, в таком состоянии он бы ничего не заметил.

– Сразу видно, что ты на пост не ходишь, я такую ерунду каждую ночь вижу, я ж тебе говорил, ты думал – шучу?

– Что это?

– Как бы тебе помягче объяснить, есть вещи, о которых думать не надо, чтобы не сойти с ума, воспринимай это просто как дополнительный источник света, например торшер.

– Ты чего буровишь, это же – тарелка.

– Хорошо, что ты о еде не забываешь, кстати, Мамеда знаешь из комендантского взвода?

– Да.

– Он же из аула, вот к ним приехало московское телевидение, снимать программу о жизни горных селян, и как раз в это время скончался местный аксакал, надо хоронить, телевизионщики тут как тут, у них стояк на такие вещи – они ж там все некрофилы. Горцы роют яму, весь аул построился, старейшина гундит на своём языке, оператор преет от восторга – когда ещё так повезёт, снять такую экзотику! И тут старец решил блеснуть знанием русского, не каждый день можно в телевизоре оказаться, ну и говорит – А теперь, чтобы наши московские друзья знали, что мы не только свои обычаи знаем и уважаем, как говорят у вас над гробом – Желаю тебе, эээ, желаю, ну, в общем – с лёгким паром!

Сержант рванул свою руку.

– Да достал ты, не чувствуешь напряжение какое – то, псы воют, над головой эта хрень повисла, щас чего – то будет.

Да здравствуют трусы, им не откажешь в интуиции, я не то чтобы храбрец, но в тот момент не почувствовал ничего, отпустил руку сержанта и пошёл вперед посмеиваясь.

– Стооой, вон, вон там, смотри!

Он не просто кричал, он визжал, я повернулся, чтобы высказаться, но увидев его лицо, понял, что сейчас не время – его взгляд остановился, палец указывал в одну точку, проследив за его взглядом, я увидел колеблющиеся ветви кустарника. Кто –то, или что –то только что скрылось за ними. Всегда интересно читать, как у кого –то волосы стали дыбом от ужаса, выступили мурашки, холодный пот – ну все эти очаровательные штампы используемые авторами, для демонстрации душевного состояния героев в критических ситуациях, ответственно говорю – всё было по –другому. Сержант отбежал метров на пять назад, и рухнул под грибком, я некоторое время стоял не двигаясь, тупо смотрел на ветки, которые ещё совершали свои движения. Я не чувствовал страха, было какое –то чувство пустоты, зыбкости почвы, одиночества и даже тоски, время остановилось, не доходили звуки, в ушах звенело – это был дзен, настоящий, беспримесный. Не могу сказать, сколько времени я отсутствовал, правое ухо опять стало воспринимать звуки – какие –то жуткие визги, я не сразу понял, что сержант фальцетом выкрикивает моё имя, и я побежал на звук, старательно втыкая каблуки в землю, делая отмашку правой рукой, чувствуя себя последним дебилом, плюхнулся на живот рядом с сержантом. Он что-то кричал, я видел только его судорожно шевелящиеся губы – звук опять отключился, я тоже стал орать, чувствуя прилив крови к лицу, шее, и вдруг, как после попадания воды в ухо, звук прорвался и я услышал крики какого –то олигофрена.

– Нээ нээе не паанимайу, нэээ нээе слишу!

С удивлением я понял, что это мой голос, слова чужие, вместе со звуком вернулось сознание.

– Звони в караулку.

Сержант схватил трубку, и несколько раз надавил на клавишу.

– Ну что, трупы есть? – ленивый тенор начкара неуместно иронизировал на другом конце провода.

–Вызывай дежурное подразделение, быстрее!

–Я же говорил, хорош, придуриваться, вы чё там – обкурились что –ли?

–Мудила бля, звони быстрее, здесь какой –то мужик, здоровенный! – проверещал сержант, голосом кастрата Фаринелли.

–Да? –голос начкара изменился – ну вы это, действуйте по обстановке, выходите на связь…