Оценить:
 Рейтинг: 4.67

Сикарио

Год написания книги
1991
<< 1 ... 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
10 из 11
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

А сеньор? Больше мы его никогда не видели. Мы так и не узнали кто это был, но клянусь вам, с того самого дня я никогда не причинил вред кому-либо из Барранкилья, они для меня стали святыми.

Да я знаю, и в Барранкилья полным полно всяких сукиных детей, но тот человек был единственным, кто сделал для меня что-то и взамен не попросил ничего.

Нас отмыли и мы стали похожи на обыкновенных детей, а в карманах у нас было две тысячи песо.

И что вы думаете мы сделали? Пошли в пиццерию и наелись от пуза.

Вы не представляете, как это приятно сесть за стол, показать официанту деньги и заказать огромную пиццу с ветчиной и луком.

И есть эту пиццу не на корточках где-нибудь в углу, а сидя за столом, рядом стоит банка с «колой» и никто не подойдет, чтобы отнять её у тебя или не начнет «тереться» рядом, выпрашивая кусочек.

А на десерт мы заказали мороженное.

Есть вещи, о которых человек должен помнить всю свою жизнь, и я всегда буду вспоминать, как первый раз в жизни спал на кровати с матрасом, как первый раз принял ванну, как купил новую одежду и свой первый обед, который я ел как человек цивилизованный.

Этим же вечером мы пошли на рынок и купили одеяло, а поскольку вид у нас был приличный, не как у «гаминов», мы смогли пробраться в соседний дом и спокойно выспались на лестничной площадке верхнего этажа.

О чем мы говорили с Рамиро этой ночью?

Конечно об отеле, о пицце, о новой и красивой одежде и, конечно же, о ванне, о душистом мыле и горячей воде

Три дня спустя мы случайно наткнулись на тот самый зеленый автомобиль.

Представляете? Тот же автомобиль, выкрашенный в зеленый цвет с темной крышей, с вмятиной на бампере и на заднем сиденье лежал плюшевый ягуар.

Мы сорвали крышку бензобака, на палку намотали тряпку и, просунув в бак, пропитали бензином, кусок тряпки оставили висеть снаружи и зажгли её.

Вот это был взрыв, черт возьми!

Горел не хуже нашего фургончика. Когда из ресторана выскочил тот малый с пистолетом, вопя как ненормальный, мы показали ему такую затейливую фигуру из трех пальцев, какую никто еще не видел на улицах Боготы.

И как мы улепетывали от него! Поскольку знали наверняка, что если поймает нас, то точно убьёт, правда этот кусок дерьма смог выдержать не более трех кварталов, а потом отстал.

Этой ночью я глаз не смог сомкнуть, меня так и распирало от эмоций, таким счастливым я не чувствовал себя никогда до этого.

Было мне тогда лет двенадцать, но первый раз за всю свою жизнь я показал всему свету, что был больше, чем какой-нибудь помойный «гамин» или грязный, шелудивый кобель, которого может каждый пнуть безнаказанно.

Я стал человеком.

Человеком! Сеньор, какая, однако, это была идиотская фантазия, лишенная всякого смысла! Той ночью мы не только не превратились в людей, более того, мы перестали принадлежать к подвиду существ, называемых «гаминами» и мы даже не стали собаками.

Начиная с того момента мы стали хуже, мы превратились в крыс.

Против нас развязали настоящие репрессии, кто-то там наверху снял все запреты на охоту на нас: на детей-попрошаек, на детей-воров, на всех беспризорных вместе взятых. Там решили, что, показывая всему миру подобную нищету, наше присутствие на улицах создает неверное представление об обществе. На нас смотрели как на «язву», как на «болячку», от которой нужно излечиться… любыми способами…

После этого кого-то поймали и отправили в специализированные учреждения, вроде «Интернатов» или «Детских колоний» в деревне, подальше от городов, которые на самом деле были учреждениями исправительными, по своим порядкам напоминающие тюрьмы, и где срок твоей «девственности» продолжался ровно столько, сколько ты сидел на стуле, но стоило поднять зад…

И если мальчонка хотел остаться там в живых, то первое что он должен был сделать – это отдать свой зад на растерзание или приучиться делать минет у взрослых, а те, кто сопротивлялся и лез на рожон, им вспарывали животы, вытаскивали кишки и завязывали вокруг горла наподобие галстука.

Можете спросить у тех, кто там был, и кто остался в живых, хотя… вряд ли кого вы найдете.

Лично я был знаком с парой таких и могу найти их, если, конечно, вы хотите узнать поподробнее.

Очень скоро по городу поползли слухи о том, что творилось в тех «исправительных заведениях» и все мы, кого перспектива превратиться в гомосексуалистов вовсе не прельщала, разбежались кто куда и спрятались как можно глубже.

Отлавливали нас очень просто: накидывали тебе на шею петлю, как бродячей собаке и готово…

Сидишь себе преспокойно с протянутой рукой где-нибудь в уголке, вдруг, откуда ни возьмись, появляется тип, хватает тебя за шею, следом подлетает голубой фургон и тебя швыряют внутрь.

Рамиро так попытались отловить на выходе из кинотеатра, но он выхватил нож и полоснул по руке тому типу, ну тот его и отпустил сразу.

Рамиро был быстрый с ножом. Очень быстрый! Всегда носил его спрятанным вот здесь, на запястье, в рукаве и если что… раз и дело сделано.

К сожалению горячей ванны, новой одежды и тысячи песо нам хватило ненадолго, и вскоре мы опять превратились в уличных «гаминов» самого низшего пошиба.

Следует отметить, что и среди «гаминов» были определенные различия, своего рода касты. Одно дело быть «гамином», когда у тебя имеются мать или отец, пусть и живущие в трущобах, другое дело, когда у тебя нет никого.

Если тебя ловили и ты мог доказать, что где-то у тебя есть «крыша над головой» и какие-нибудь родственники, кто мог бы нести ответственность за тебя, то такого мальчишку, как правило, отпускали. Накостыляют ему, конечно, как следует, но, всё равно, отпускали. Для нас же с Рамиро, кто все время бродил «на свободе» без постоянной работы, ночуя где придется, все заканчивалось колонией или пулей в затылок… или, как в случае с Рикардито Плешивым, под колесами автомобиля.

Поговаривают, что в Рио-де-Жанейро, где все так любят статистику и точные цифры, в прошлом году было убито четыреста сорок детей младше четырнадцати лет, имевшие нездоровую привычку бродить по улицам, выпрашивая милостыню. Но я вас уверяю, если когда-нибудь кому-нибудь придет в голову подсчитать, что творилось здесь, в Боготе, то та цифра покажется просто смешной.

Шесть из каждых десяти детей в Бразилии гибнут насильственно смертью. Шесть из десяти! Как вам это нравится? А что касается нас, так то абсолютно точно – мы обошли бразильцев по этим горьким цифрам.

Нашему народу нравится рожать детей, но совсем не нравится их растить и воспитывать.

Может быть, когда-нибудь это пройдет и все изменится. Кто знает… Может быть нас переучат…

Сомневаюсь, что рассказывая историю моей жизни, кто-то изменится хотя бы в малейшей степени. Это все равно, что слушать историю негра и ожидать, как кто-то из его дальних родственников превратится в белого.

Всё это у нас в крови, всё это сидит глубоко под нашей шкурой.

Проще наделать детей, бросить их, чтобы кто-то другой занимался их воспитанием, «ставил на ноги», и так было всегда, и так оно и будет, ничего не изменится.

Как-то утром мы обнаружил труп одного хромоного мальчишки. Труп оставили в кустах, в парке. Глядя на него, мы поняли, что «лепешка» начинает подгорать со всех сторон и очень быстро.

Руки у его были скручены за спиной проволокой, проволока впилась в кожу до самой кости, а на горле был такой глубокий разрез, что голова чудом держалась на плечах.

И был он меньше и моложе нас. Понимаете, что это значило?

Значительно моложе, к тому же хромой, от него и вреда никакого не могло быть, но, тем не менее, вот он, лежит с широко открытыми глазами, взгляд устремлен на цветочки, порхающих вокруг бабочек и мертвее мертвого, мертвее столетнего старика.

С таким же успехом здесь могли оказаться и мы с Рамиро, поскольку позапрошлым вечером точно также бродили в этой части парка.

Тяжело это, я вам скажу, сидеть вот так на траве, рассматривать труп и видеть то, каким мог бы быть твой конец, если совершишь какую-нибудь оплошность или поведешь себя не достаточно осторожно.

Особенно тяжело это, когда тебе исполнилось едва ли двенадцать лет, и не понимаешь: по какой такой причине кто-то сотворил весь этот ужас.

Вот и дожив до своих лет, я этого всё равно не понимаю. Поверьте, но тем утром, сидя напротив трупа, над которым уже начали виться мухи, я испытал самые тяжелые, самые горькие чувств.
<< 1 ... 6 7 8 9 10 11 >>
На страницу:
10 из 11