Радужная пандемия

– Лиза, вас кто-то обидел? – бархатный голос не прервал наваждение, лишь ещё плотнее окутал мороком какой-то истомы. – Может, вы устали? Хотите я попрошу выходной для вас? Главный врач мне не откажет.

Я помотала головой, понимая, что если попробую произнести хоть слово – постыдно разревусь. А им всем тут и без меня слёз и горя хватает. Да и что за у меня печаль такая? С мамой поссорилась? Тьфу! Курам на смех!

– Лиза, – терпеливо, но уже чуть жёстче проговорил Архип. – Я привык получать ответы немедленно после того, как задам вопрос. И на данный момент я спросил: «Что у вас случилось?»

– Ничего не случилось, – буркнула я. – Просто, поругалась с мамой. И мне кажется, что наш разговор был последним, что скоро случиться нечто ужасное.

Сказала и осеклась, вспомнив, с кем разговариваю. Говорить о вещих снах, предчувствиях, уколах интуиции было опасно. Инквизиция могла расценить это, как колдовство. В прошлом году двух девушек казнили на площади за гадания на женихов.

– Нам всем так кажется. Это всего лишь наши страхи перед неизвестностью.

Пальцы Архипа сжали мою ладонь сильнее, и внутри меня всё задрожало, завибрировало. Чёрт! Да что это со мной? Немедленно захотелось сорвать с себя проклятую перчатку, и комбинезон, и респиратор. Всё сорвать, ощутить эти большие ладони на своём теле, впитывая, вбирая в себя живительную энергию. Так, Лизка – кошка мартовская, прекрати немедленно! Подумаешь, за ручку тебя подержали, а ты уже о совокуплении мечтаешь. И не стыдно тебе? Куда твоя скромность подевалась, Лиза- синий чулок?

– Она не хотела, чтобы я шла сюда. Плакала, отговаривала. – я говорила, и мне было всё равно, о чём говорить , только бы сидеть с ним рядом, только бы он продолжал держать мою руку в своей, только бы тонуть в прозрачной зелени его глаз.

– Дура! Это инквизитор! – вопило чувство самосохранение, но с каждой секундой его вопль становился всё тише, а желание держать Архипа за руку – сильнее.

– Но вы давали присягу, и не могли отказаться, – продолжил за меня Архип. – Долг перед родиной превыше всего.

Он говорил серьёзно, без пафоса и без усмешки. Он был опасен, а лично для меня – опасен вдвойне. Ведь, если узнает, что я такое – эта огромная горячая ладонь сожмётся на моём горле, и уже не столь ласково.

– Знаете, Лиза, я тоже обидел своих родителей, уйдя из дома. Мне не хотелось всю жизнь глотать зангаритовую пыль в штольне и к сорока годам превратиться в харкающего кровью старика с больной спиной и трясущимися руками, как мой отец. Не хотел с утра спускаться в штольню, а вечером надираться пивом в захудалой забегаловке, жить в деревянном бараке, копить на зимние сапоги с лета, жевать пустые макароны и убеждать себя в том, что Зангарск – самое лучшее место на планете. Но у моего отца было другое мнение на этот счёт. Он желал, чтобы я пошёл по его стопам, ну а мать, разумеется, полностью его поддерживала. Попробуй, не поддержи, тут же фингал под глаз получишь. Мой старший брат был послушным, после школы покорно отправился в штольню, где его завалило. Тогда по всем телевизионным каналам об этом обвале говорили, помнишь? Хотя, откуда, ты, наверное, маленькая ещё была? Я же, мечтал стать инквизитором. Тем более, учительница утверждала, что у меня талант. Отец жестоко избил меня, когда услышал о моих планах. Бил и называл неблагодарной скотиной, нежелающей отдавать долг родителям. Ведь я с самого рождения сидел на их шее, и теперь пришла пора платить по счетам. Я сбежал, забрал деньги, отложенные родителями на зимнюю куртку отцу, документы, бутылку воды, сало и хлеб, пробрался к железнодорожным путям, залез в вагон товарного поезда и отправился в Столицу. Я был круглым отличником, так что для поступления в институт инквизиции на бюджетной основе, баллов мне хватило. Иногда, чтобы изменить свою судьбу, перестать ходить по кругу, человеку приходится переступать через себя, свои принципы, свою совесть и даже, через любовь.

– Но вы работаете не в Столице, а здесь.

– Столица не резиновая. Да и на периферии инквизиторы нужны, правда?

Архип лукаво подмигнул мне, я согласно кивнула, хотя была твёрдо уверена в том, что инквизиция не нужна нигде. И без неё бы обошлись очень даже хорошо.

– А почему вы развелись с женой? – выпалила я и тут же залилась краской, благо, под маской и очками моего смущения видно не было. Удобная всё-таки вещь эта маска, хоть рожи корчь, хоть язык показывай, хоть улыбайся, как дурак – никто не увидит. Но всё равно глупо вышло. Ой, Лизка, ну и дура ты! Какое тебе дело до личной жизни второго?

– Что ещё вы обо мне в интернете прочитали? – расхохотался Архип. – Тяжело быть знаменитым.

Теперь лицо под маской пылало так, что захотелось немедленно сунуть его в таз со льдом.

– Не сошлись характерами. Вас удовлетворит такой ответ?

Зелёные глаза смеялись, а ладонь продолжала сжимать мою руку. Господи! Как же приятно! Только бы не отпустил, только бы никто не нарушил, не разорвал эту тоненькую ниточку, протянувшуюся между нами.

– Как-то слишком обтекаемо, – разочаровано протянула я. Энергия его тепла пьянила, заставляла раскрыться, толкала говорить глупости и бестактности.

– Все женщины любопытны, – констатировал Архип. – Ну ладно, так и быть, удовлетворю ваше любопытство, пока вы не вообразили, что моя жена была ведьмой, и я её убил. Моей жене надоело быть кухонным комбайном, так она мне сама и заявила. Ей захотелось послужить Конгломирату, доказать всем, а, главное, себе самой, что она может быть не только супругой инквизитора второго ранга, но и кем-то большим. Женщина-воин, бесстрашная валькирия, мать её! И вот, однажды утром, Настя собрала в рюкзак всё необходимое и отправилась в военкомат. Я удерживать не стал, хочет глотать пыль, спать на земле, не вылезать из камуфляжной формы ни днём, ни ночью – да пожалуйста!

– А почему? Вы её не любили?

– Лиза, – Архип протянул руку к моему лицу, но тут же спохватился, и рука упала обратно на постель. – Какой же вы ещё ребёнок! Каждый волен сам выбирать свою судьбу. Да и не тот человек Настя, чтобы слушать чьи-то уговоры. Если решила – сделает и не перед чем не остановится.

Гордость, прозвучавшая в голосе Архипа, тон, которым он произнёс имя своей бывшей жены, неприятно кольнули. Ну, спрашивается, какое мне дело до его отношений с женой? Нет же, сижу, чуть не плача, размышляю над тем, что восхищаются волевыми и сильными женщинами, ими гордятся, им всё прощают. А таких, как я – обходят стороной. А всё потому, что женщины подобные мне, как раз готовы быть и кухонными комбайнами, и стиральными машинами, нет в них никакой загадки, никакой изюминки. Душа открыта и хочет счастья. Простого, тихого, скучного семейного счастья!

– Я видела фото вашей супруги в сети, ей очень идёт камуфляж, – произнесла я, чтобы не выдать своей мгновенно- пробудившейся неприязни к этой незнакомой женщине. – Мужчинам нравятся воительницы.

– Женщина и война не совместимы. И девушки в камуфляже у меня вызывают лишь раздражение, как если бы трёхлетнего карапуза посадили бы за руль автомобиля и заставили вести машину. Другое дело – милые медсестрички.

Лукавые огоньки в глазах, лицо, озарённое светом, в голосе нежность майского солнца, осторожное, ненавязчивое тепло южных ветров. В памяти всплыл недавний сон про лес, луну и догоняющего меня незнакомца. Сердце забилось сильнее, в груди что-то заныло. Всё! Пора завязывать с этим разговором, иначе я расплавлюсь, сгорю от собственных, неясных фантазий. Твою мать, Лиза, тебе не шестнадцать лет, очнись! А как появится возможность, сходи к врачу, проверь уровень гормонов.

В тот день мы говорили и спорили о многом. Какие книги читать приятнее электронные или бумажные? Где комфортнее жить, в городе или деревне? Почему в самый разгар технического прогресса человеку не хватает времени? Можно ли добиться высокого положения, не имея знакомств и больших денег? И существуют ли настоящая дружба и любовь?

Ночью мне опять снился лес, залитый серебристым лунным светом. Я вновь бежала, продираясь сквозь заросли, а в лицо мне бил ветер, вкусный, напоённый запахом клейкой майской листвы, влажной почвы и хвои. А за спиной всё отчётливо слышались шаги преследователя. Вот только на этот раз я и сама не понимала, чего больше хочу, убежать или остановиться.

Глава 9. Новогодняя ночь

Выходной. Сегодня вместо меня дежурит Юля – одна из свиты Ксении. У меня же, появилась возможность спокойно позавтракать и просто поваляться на кровати. Ксения и другие женщины отправились в радужную зону, и мы с Лидой, наконец-то, смогли спокойно вздохнуть. В присутствии нашей бригадирши я всегда находилась в напряжении, даже если она не обращала на меня внимания. После заступничества Архипа, она меня не просто невзлюбила, она меня возненавидела. Эта ненависть трепетала в её ноздрях, светилась в тёмных глазах, сочилась в голосе, ощущалась в жестах.

– Комарова, убавь звук своего противного голоска, – цедила она сквозь зубы, если слышала мой разговор по телефону или нашу с Лидой беседу.

– Комарова, опять напортила воздух! – смеялась она, глядя, как я, без вины виноватая, краснею.

– Комарова, прекрати шуршать! Не мешай ходить! Не занимай так надолго душевую! Не стой! Не сиди! Не чихай!

Она пыталась сделать мою жизнь невыносимой, тем более при нашей тяжёлой работе, отсутствии личного пространства и не вполне комфортных бытовых условиях проживания, сломать, довести до отчаяния человека всегда легко. И у неё это бы получилось, я никогда не была сильной ни телом, ни духом. Критика, грубость, хамство всегда ставили меня в тупик, в любой стычке я начинала априори чувствовать себя виноватой и долго переживала по этому поводу. И такие люди, как Ксюша или Алина чувствовали это, как хищник чует жертву. Но на этот раз, попытки Ксюши меня уязвить отлетали от моей души, как надувные мячики от бетонной стены. Меня спасала любовь. Да, к чему бежать от правды, зачем лгать самой себе? Я влюбилась. Влюбилась, втрескалась, втюрилась в зеленоглазого инквизитора Архипа Новикова. Радужная зона теперь не пугала, напротив, моё сердце сладко сжималось от одной только мысли о восьмой палате. Мне хотелось обнять весь мир, от того, и работа спорилась. Свои обязанности я выполняла легко, играючи, находя для каждого доброе слово. Противочумный костюм? Жажда? Переполненный мочевой пузырь? Не беда! Всё это мелочи, главное он- мой зеленоглазый враг. О нет, я не питала иллюзий, не сочиняла фасон свадебного платья и не репетировала текст брачной клятвы. Мне было достаточно того, что он рядом, что мы можем сидеть в палате держась за руки, окутывающего всё тело, тепла, проникающего через резину перчатки, бархатного голоса и светлой, лёгкой мальчишеской улыбки. Я жадно впитывала черты его лица, широкие скулы, нос с небольшой горбинкой, массивный подбородок, заросший щетиной. А в душевой кабинке, под аккомпанемент бьющей о ржавый поддон воды, я ласкала себя, представляя, что это делает он. Я перемещала нас то на лесную поляну, то на поле в колючий и душистый стог сена, то на морское побережье. А потом стыдила и ругала себя, за подростковые забавы маминым голосом и мамиными словами.

– Прикоснуться бы к вам, Лиза, – как-то вздохнул Архип, и я в тот момент задохнулась от радости и не нашлась, что ответить, лишь погладила его по руке, осознавая, насколько противно ощущать на своей коже прикосновение резины. И ещё я поняла для себя, что навсегда сохраню его слова в памяти. Буду вынимать их, как жемчужины из коробочки, любоваться, рассматривать и так, и эдак. А коробочка-то наполнялась, с каждым днём, проведённым в радужной зоне, становясь всё тяжелее. Бусы долгих разговоров, разноцветные камешки взглядов и улыбок, витые цепочки прикосновений, невинных, девственно чистых, до смешного простых и нежных, как первый снег, как клейкая майская листва, как лепестки подснежника. Каждую ночь, засыпая под аккомпанемент храпа, шёпота, покашливаний и скрипов панцирных сеток, я аккуратно доставала из своей памяти заветную коробочку, и, подобно дракону, принималась перебирать свои сокровища.

– Смотри что у меня есть, – прошептала Лида с видом заговорщика, опускаясь рядом со мной на кровать. Та ещё больше прогнулась под её весом.

В руках Лиды было два жёлтеньких пропуска на посещение магазина. А мне показалось что от них – этих небольших бумажечек пахнет снегом, морозным ветром, еловыми ветвями и выхлопными газами машин. Веет свободой, той, что мы не ценили, той, которую ещё совсем недавно считали нормой.

– Ну как, готова к приключениям? -лукаво усмехнулась подруга. – Не манит ли тебя большой мир? Меня, например, ох, как манит! Курить хочу до безумия, и своих проведать, разумеется.

– Откуда? – благоговейно выдохнула я. Чёрт! Да с помощью этого пропуска, этой бумажки можно сделать многое. Вдохнуть свежего воздуха, пройтись по скрипучему снегу, навестить родителей, а ещё, купить мандаринов к новому году для него. Просто так, чтобы порадовать, ведь и тем, кто болен радужной лихорадкой тоже хочется праздника. И непременно нужно купить яблоко, всего одно, большое, красное, блестящее. Зачем? Я и сама не знала. Просто очень захотелось подарить Архипу яблоко. И чем дольше я об этом думала, тем сильнее во мне росла уверенность в том, что второму инквизитору это яблоко необходимо. А я, как-никак, ведьма и привыкла доверять своей интуиции.

– Ловкость рук, и никакого мошенничества, – Лидия подпрыгнула на кровати, пружины возмущённо взвизгнули. – Ты думаешь, мне кто-то их выдал? Ага, держи карман шире! Такая привилегия только нашей Ксюшеньке позволена. – Ей заведующий вручил пропуск, чтобы она продуктов к новогоднему столу купила. Ну а я, просто их срисовала и наши с тобой имена вписала. Молодец, Лида? Ну, скажи, что я – молодец!

– А ты точно очищенная ведьма?

– Конечно. Процедуру очистки в пятилетнем возрасте прошла, как полагается. А это так, остатки былой роскоши. Настоящая ведьма – художница способна нарисовать тарелку и есть из неё, а если разбирается в устройстве автомобиля, все его детали хорошо знает, то и машину сможет сотворить и на ней ездить. А вот с едой, конечно, всё не так просто. Маг – художник её нарисовать сможет, и получить, и съесть, но сытым не станет и вкуса не почувствует. Нельзя сотворить живое! Ты чего на меня так смотришь? Моя прабабка была ведьмой- художницей, работала на Корхебели.

– И как твои родители отнеслись к тому, что ты унаследовала её гены? – спросила я, с сожалением и завистью ожидая уже понятный мне ответ.

– Нормально отнеслись. Да нас в семье трое таких родилось. Всех очистили. Правда, младший брат не выдержал процедуры, умер после восьмой.

Улыбка на лице подруги угасла, глаза, и без того узкие, прищурились, выдавая недовольство, между бровями образовалась складка.

– Слушай, Лиз, давно тебе сказать хотела, да эти мымры тут постоянно маячат. Завязывай-ка ты с этим Новиковым. Нет у вас будущего, он -инквизитор, ты- ведьма. Знаешь, пока человек болен, слаб, ему необходимо чье-то участие, чья-то забота. Но больные выздоравливают, выписываются и забывают о заботливой медсестре. Но в твоём случаи, это будет лучшим исходом и молись, чтобы так оно и вышло. Хуже, если, выписавшись из больницы, он вернётся, чтобы тебя забрать.

То ощущение страха и краха, однажды накрывшее меня, после ссоры с матерью, вкрадчиво начало подбираться. Зашевелилось в области желудка, протянуло холодную щупальцу по пищеводу, разлилось во рту кислотой.

– Зачем ему за мной приходить? – слыша свой голос, будто бы со стороны, проговорила я. – У меня всё нормально с документами, меня очистили.