Восход

– Ладно, насчёт нулевой реакции я загнул. Вы всё же забавный…

– У меня жена и дети, – уныло вылетело последнее, отчаянное, жалкое оправдание жизни.

Слёзы у него уже высохли. Дух еле как держался в теле; глаза застилал туман, и единственным чётким предметом был пистолет – и тот, предатель, вертелся на все лады.

– Не переживайте, они тоже умрут, – ответил Гил.

Видно было, что результат его устраивает; он приподнял пистолет и прицелился.

Представитель Первой Зоны до неузнаваемости расширил глаза, инстинктивно при этом проговорив «н-не надо».

Гил как-то по-особенному усмехнулся, и менее чем через секунду меткая пуля окончила страдания заместителя Президента и по совместительству Министра Иностранных дел Первой Зоны попаданием в лоб.[4 - Здесь и далее использование огнестрельного оружия людьми Организации является демонстрацией презрения к противнику, нежелания тратить на него свои силы]

А вот это уже был контрольный выстрел.

Глава 3. Каждому своё

Шаги отражались от сводов храма, эхом гуляя по обширному залу, казавшемуся бесконечным из-за тёмных цветов, преобладающих в помещении. Света там уже давно не было; холод струился из каждого угла, а сырость начинала бегать неприятными мурашками по спине каждого, кто туда входил. Впрочем, посетителей не было на протяжении столетий.

Стены и потолок являли собой истинное свидетельство того, что архитектор храма обладал гениальностью. Резные своды, колонны, потолок, расписанный, казалось, не менее гениальным мастером – все это навевало трепет и непередаваемое ощущение давно ушедшей эпохи.

Со скрипом отворилась дверь, и в храм вошла тёмная фигура. Застыла, осмотрелась.

«Я знал…»

Вот она осторожно стала продвигаться вглубь помещения, не в силах удержаться от того, чтобы не вертеть головой, смотря по сторонам, вверх, вниз. Однако то, зачем одинокий посетитель вообще появился в этом забытом богом месте, было впереди. По крайней мере, так он надеялся. По крайней мере, так говорили чертежи.

Не хотелось компенсировать отсутствие света. Лунные лучи наполняли храм таким мягким, ненавязчивым, даже приветливым сиянием, проходя сквозь многочисленные витражи от пола до потолка, предоставляя достаточно света, чтобы видеть дорогу, но скрывая то, что таилось в глубине.

Вот один из лучей пробился особенно сильно, освещая множество мелких частиц – то ли пыли, то ли тумана. Того, что находилось за ним, видно не было.

Сердце вошедшего забилось особенно часто. Не раздумывая ни секунды, он прошёл сквозь луч.

То, что открылось его взору затем, заставило его вздрогнуть и чуть ли не отшатнуться. Казалось, дыхание сейчас покинет его – настолько оно участилось. Волнение штырём пронзило тело сверху вниз, застряв в горле.

И на то были весомые причины. Перед ним открылся вид на довольно больших размеров статую, полностью белого цвета. Кое-где на ней проступали краски, бледные, ненавязчивые – это лунный свет проходил через соответствующие цветные стёкла.

Посетитель не видел лица – наверх он пока не смотрел. Для этого ему надо было собраться с силами.

Немного выровняв дыхание, он прикрыл на секунду глаза, сделал глубокий вдох, выдохнул и задрал голову.

Да, это было то. То, что он ожидал увидеть – то, что он видел уже много раз. Но всё же дух захватило. Хотя он ни на мгновение не сомневался в своих видениях, а затем и убеждениях и верованиях, всё же слишком необычно это было; слишком необычно было осознавать, что ты не один, и до тебя находились люди, разделявшие твою идею, и сотни лет не стали помехой тому, чтобы ты чувствовал и видел то же, что и они.

«Я надеюсь, в итоге мне удастся привлечь Ваше внимание…»

Гил долго, долго сидел на полу перед статуей.

***

Первое, что услышал Рэйт, когда открыл глаза – это очень пугающий голос. Нет, он был не таким смертельно-парализующе устрашающим, как в кошмарах, да и не таким громогласно-всепроникающим, но, услышав его, хотелось вскочить и убежать как можно дальше.

«Пожалуй, не стоило открывать глаза», – подумал Рэйт и закрыл их обратно.

Однако это ему мало чем помогло. Его засекли, и теперь рука с холодными пальцами гладила его по голове. Причитания, которые начались, стоило ему поднять веки, теперь сменились на какой-то горестный полушёпот.

Нет, это было невыносимо. Не в силах терпеть прикосновения ни секунды, он снова распахнул глаза и вскочил, резко сев на кровати, тут же при этом почувствовав острую боль в боку и сильное головокружение.

– Не вставай, лежи, лежи!!! – заверещала мать, стараясь положить его обратно.

– Пожалуйста, убери руку, и я лягу, – тихо проговорил Рэйт.

Не тут-то было.

– Опять меня не слушаешь!!! Да что ж за человек такой!!! Чуть не умер и ещё сопротивляется, а ну хватит мне нервы трепать!..

Крик медленно перешёл в плач. Рэйта и так-то подташнивало, а сейчас ему просто хотелось выпрыгнуть в окно, находившееся рядом с койкой. Впрочем, в окно он уже недавно выпрыгнул. И, как выяснилось, не очень удачно. Однако если подумать, то нынешнее положение всё же лучше, чем быть обожжённым кипятком.

Когда в палату стремительно вошёл врач, Рэйт от души поблагодарил всех богов. Он вспомнил о своём недавнем намерении, и это его приободрило. Ориентир появился, и жить сразу стало как-то проще. Он мгновенно взял себя в руки.

– Ну что же Вы так кричите, – сказал врач возмущённо. – Пациенту с сотрясением мозга покой нужен и тишина. А если не успокоитесь, мне придётся попросить Вас покинуть палату.

Она моментально переменила выражение лица, сделав умный вид. Однако затем до неё дошли все слова до конца.

– Сотрясение мозга… – она расширила глаза и вперилась в Рэйта с таким трагизмом, будто он перед ней лежал в расчленённом виде. Её губы опасно задрожали.

– Успокойтесь, это лёгкое сотрясение. Если Вы действительно беспокоитесь о своём сыне, то оставьте его в покое, – врач уже с тревогой поглядывал на Рэйта. – Как Вы себя чувствуете? – обратился он затем к пострадавшему.

Рэйт хотел было заверить, что всё хорошо, только немного тошнит и голова кружится. Однако затем он сообразил.

– Будто в обморок сейчас упаду… – он склонил голову, приложив руку ко лбу.

После этих слов он лёг, отвернувшись к стене и натянув одеяло.

«Ладно, неплохо», – подумал врач, затем серьёзным тоном сказал:

– Выйдите, пожалуйста. Мне нужно оказать пациенту помощь.

– Он же не умрёт, правда… – мать Рэйта схватила врача за руку; её губы совсем уж задрожали, а лицо исказила жалобная мина.

«Господь всемогущий, что за семейка плохих актёров…»

– Нет, он не умрёт, просто неделю отлежится в больнице, а потом будет как новенький. Вы меня задерживаете.

– Всё, всё, ухожу, – она стремительно вышла, по пути высморкавшись в платок.

– Итак, как ты себя чувствуешь? – снова спросил врач.

Рэйт вылез из-под одеяла.