1994. Русский роман ужасов

6

Юрий ковыляет домой. На этот раз его занесло непривычно далеко – в самое сердце Чермета.

Чермет – это небольшой район на склоне оврага. Почему его так назвали, никто уже и не вспомнит. В сталинские времена еще прицепилось. Здесь есть целая улица из двухэтажек больного желтого цвета. Их немцы пленные возводили в конце сороковых. Центральной канализации там, ясное дело, нет нигде, туалет только на улице. Именно из-за этого Юрия и постигло тем вечером столько неприятностей.

Та баба была знакомой его знакомого. Впервые появилась в их компании. Не то мимо проходила, не то кто-то ее приволок. Слегка потасканная, с прокуренным голосом, но еще вполне себе симпатичная. От двадцати до тридцати пяти на вид. Зубы передние, правда, отсутствуют. Но не целоваться же с ней, в самом деле!

Как-то так получилось, что они с Юрой разговорились и она пригласила его к себе. Чаю попить. Сказала, мужа дома сегодня не будет. Юрец, не будь дураком, приглашение принял. У него даже что-то воспрянуло в не стиранных три недели брюках.

Квартира у девки была в одной из тех желтых двухэтажек на Чермете. Обшарпанная, занюханная конура. Зато имелся видик. И порнокассета. Там два негра в красных пиджаках и с огромными причиндалами жарили тетку с необъятными буферами и причесоном в стиле дискотеки восьмидесятых.

Водка еще имелась. «Столичная».

Выпили, поглядели порно. Юрка уже начал стаскивать с девки шмотки, но кое-что пошло не так. Приспичило ему на полдороге по-маленькому. Так, что терпеть невозможно. А сортира-то в доме не предусмотрено! Захочешь поссать – изволь на улицу. Деваха ему и сказала, что там где-то во дворе толчок деревенский, за каким-то кустом.

Юрец по-быстрому напялил обратно вонючие штаны, ссыпался по скрипучей деревянной лестнице во двор и… не нашел обещанного туалета.

Уже был глубокий вечер. На нескольких лавках сгрудились, как самодовольные воробьи, бабки и тетки. Они с раздраженным удивлением разглядывали мечущегося туда-сюда пьяного мужчину с расстегнутой ширинкой. Ему самому не пришло в голову спросить насчет туалета, а они не удосужились поинтересоваться, что он так сосредоточенно разыскивает.

В итоге деревенский сортир так и остался радужной мечтой, а нужду где-то надо было справить, причем срочно. Моча вот-вот готова была хлынуть горячим потоком по ногам.

Юра зашел обратно в подъезд, забрался в темное место за дверью и начал вершить свое мокрое дело. Пока под его ногами растекалась громадная лужа, снаружи заваривалась каша.

– Он там ссыт, что ли? – послышался женский голос из двора.

– Тебе кажется.

– А что за струя хлещет?

– И правда…

– Нет, ты посмотри, что делает!

– Весь пол зассал!

– Спрятался за дверью и думает, его не видно!

– Нахал!

– Паскуда!

– Как вас, алкашей, только земля носит!

– Наш подъезд, мы тут убираем, а эти суки гадят!

Они гурьбой подтянулись поближе, чтобы поглазеть. А моча все не заканчивалась.

– Танюх, это твой хахаль тут территорию помечает?

Девка, с которой спутался Юрий, закутавшись в драный халат, высунулась на шум из окна.

– Че тебе?

– Твой хахаль, спрашиваю?

– Твое какое дело?

– А такое, что он нам весь подъезд зассал! Мыть сама будешь!

– Да пошла ты!

– Правильно-правильно! Как миленькая щас возьмешь тряпку – и вперед. Ишь ты, вздумала водить всяких пьяных козлов сюды. Хорош ссать, козел!

– Давайте милицию вызовем.

– Да что толку. Там, в этой милиции, такие же прохиндеи.

– Вот не надо! У меня у самой зять в милиции работает, все там нормально!

– Знаем мы твоего зятя! Мент поганый! Тьфу!

– Танюха, твой благоверный приедет – я ему все расскажу! Чтоб он тебе рожу твою раскрашенную разбил!

– Да он знает все. Ему все равно…

Это продолжалось долгих три минуты. Юрий стряхнул капли, застегнул брюки и с невозмутимым видом вышел из подъезда. Под улюлюканье баб он двинулся прочь, подальше оттуда. Одна из куриц попыталась огреть его алюминиевой миской по голове, но он увернулся и шатающейся походкой уплыл в соседний двор.

Между раскаленными кирпичными коробками стояла мертвая августовская тишина. В песочницах ковырялись припозднившиеся дети.

Юрий на ватных ногах брел по лабиринту. Сначала его выкинуло к частному сектору, на Макаронку (так называется квартал, где в пятидесятых недолго функционировала макаронная фабрика). В окнах бревенчатых бараков загорались огни. Река частного сектора вынесла Юру к заброшенному Черметовскому мосту через овраг Верхний Судок.

Мост был черен, как наступившая ночь. Огромный черный язык, перекинувшийся на другую сторону оврага. Его построили лет двадцать назад, но открытие так и не состоялось. Не смогли расселить людишек из близлежащих домов, чтоб сделать нормальные подъезды.

Так он и тянулся через огромный овраг, этот пустой мост. Заброшенный, с потрескавшимся асфальтом.

Об этом мосте разное поговаривали. Число самоубийств тут зашкаливало. Сюда со всего города стекались всякие депрессивные хмыри и лярвы, чтоб сброситься и шмякнуться насмерть о дно оврага.

Еще слушок всплывал, будто тут какой-то злой дух обитает. В виде собаки якобы.

Юрию показалось, тишина взвыла. А может, это и не тишина была вовсе, а ветер сквозь какую-нибудь трубу. Асфальт под ногами заговорил. Черным шепотом десятков самоубийц – пионеров, комсомольцев, алкоголиков, изнасилованных красавиц, сломленных жизнью вояк-«афганцев»…

Он тяжело опустился задницей на бетонный блок и закурил. Нечто изнутри внушало ему: не иди по этому мосту! Но нежелание нарезать круги по городу брало верх над странным чувством тревоги.

Все стихло. Только далеко внизу, в овраге, пели сверчки и лягушки.

Он одной затяжкой выкурил папиросу и с третьего раза поднялся. Перед ним было сто метров остывающего к ночи асфальта. И ни единой живой души.

Он сделал несколько неуверенных шагов. Впереди – тысяча километров щемящей пустоты. Между тобой и вон той горящей вдали многоэтажкой – непреодолимое расстояние.