1994. Русский роман ужасов

Юрец, а чего это ты так испугался? Это ведь всего лишь мост. Тут никого нет, никто тебя не тронет. Даже если бы и хотели тронуть, один взгляд на тебя – и всякая мотивация отпадает моментально. Ты уже на человека-то с трудом похож.

Нет, здесь нечто большее. За тобой кто-то наблюдает – вот что!

Он вспомнил жену. В последние пару месяцев ее лицо потихоньку начало выветриваться из памяти, но вот сейчас оно всплыло в воображении как живое. Одутловатое, кровоточащее. Как в те минуты, когда он избивал ее до смерти.

Нет, она не может. Ее давно объедают муравьи и черви…

Лицо в воображении еще больше вздулось, посинело, растрескалось. Заплывшие глаза ввалились и выцвели. В волосах – комья земли.

Мост снова взвыл. Надрывно и с угрозой. Так воет заводская сирена. Только здесь ниже намного: не сразу поймешь, настоящий это звук или в голове у тебя белочка беснуется.

Юра хотел было кинуться обратно, но, поняв, что прошел уже полпути, передумал.

Надо просто добраться до того конца моста и больше никогда сюда не приходить. Никогда. Ни в жизнь. Не приближаться к этому хренову месту!

Пьяной зигзагообразной рысью он пробежал еще пару десятков метров и остановился. Впереди замаячила громадная горбатая четвероногая тень. Размером с теленка. Шкура топорщилась и вздымалась кверху.

Юрий захлебнулся смесью страха и опьянения.

Из глотки псины донесся приглушенный рык. Откуда-то с соседних болот подул гнилостный, теплый и влажный ветер.

Псина, постояв немного, дернула головой и приблизилась на пару ленивых, неспешных шажков. В тягучие утробные звуки вторгся цокот загнутых желтых когтей по асфальту.

Прорвавшись сквозь вату оцепенения, Юрий помчался со скоростью ядерной боеголовки. Опьянение улетело прочь, словно проколотый воздушный шарик. Нервная система пришла в полную боевую готовность. Непривычное состояние, какого он не испытывал уже много лет.

Его частый топот заглушил клацанье когтей позади. Юрий подумал было, что пронесло. Едва чувство опасности притупилось, как тут же сбилось дыхание, а алкогольный шарик цвета раковой опухоли снова надулся где-то внутри.

Он ощущал, как организм ожесточенно сопротивляется физической нагрузке.

Псина обогнала его по другой стороне моста и остановилась. Снова утробный рык и болотный ветер из оврага… или…

…или из пасти?

Теперь понятно, почему этот мост стал мостом Самоубийц. Эта тварь заставляет их сигать вниз!

У нее глаза-то есть вообще? Голова – сплошь черная шерсть. И уши торчком.

Снова она делает короткие шажки в сторону Юрия.

Побежать на середину моста и шмякнуться вниз, как мешок с дерьмом?

Нет, Юра не такой. Жизнь у него не сказка, но свои прелести имеются – бухло, приятели, девки беззубые.

Бежать дальше по частному сектору? Так ведь догонит в два счета! Ей это как пописать сходить.

Он обогнул заграждение и оказался на крутом спуске. Ноги сразу стали заплетаться и вязнуть. Песок тут же набился в стоптанные туфли.

Пытаясь затормозить падение, Юра принялся размахивать руками, как тупая птица крыльями, не удержал равновесие и упал на спину. Вероломно скрывавшиеся под песком кусочки бетона впились в ладони сотнями маленьких жал. Кровавые лоскутки кожи остались где-то там, погребенные под песком на радость муравьям и прочей живности.

Песок посыпался за засаленный воротник и в потные штаны, ремень от которых был давно утерян в каких-то кустах, где справлялась малая нужда. Юрий барахтался в песке, как выброшенная на берег рыбина, и матерился дрожащим тоненьким голоском. Он готов был расплакаться.

И пока он скользил, жалкий и беспомощный, как умирающий путник, швыряемый раскаленным пустынным ветром с одного бархана на другой, позади по песочку что-то мягко шуршало. Словно прекрасная женщина в бикини беспечно прохаживалась по пляжу где-нибудь в Майами – там, где рай и где каждый алкаш – плейбой.

Только это была не сексуальная блондинка с экрана, а четвероногая тварь с изогнутыми желтыми когтями.

Юрий, задыхаясь, вскочил на ноги. Подошвы с чавканьем продавили болотистую почву. В темноте было ни черта не разобрать. Несмотря на жару, глина, щедро подпитываемая подземными источниками, за лето так и не высохла. Когда-то этот овраг был речкой. Так было еще в сороковых, но потом Верхний и Нижний Судки внезапно пересохли по никому не ведомой причине. На лице города появились две гигантские трещины, в которых как грибы после дождя стали вырастать убогие домишки и дачи. Весной всю эту рухлядь затапливало. Повсюду красовались россыпи свалок. Шпана устраивала здесь сходняки, а бомжи – сезонные лежбища.

Тут всегда было влажно до омерзения. Ушедшие под землю Судки мстили за свое заточение, выбрасывая наружу кубометры болотных миазмов и отравляя все вокруг – землю, растительность, разваливающиеся постройки. И людей. Одному богу известно, что выходит оттуда наружу вместе с испарениями.

Юрий по щиколотку увязал в полужидкой, чавкающей, как беззубый старушечий рот, глине. Он бежал куда глаза глядят, лишь бы оторваться от этого чернобыльского мутанта.

Вокруг царила кромешная влажная тьма. Под ноги то и дело попадались кочки, бревна, гнутые ржавые железки. Он раздирал брюки (кстати, единственные) в клочья, царапал ноги в кровь и мясо. На туфли налипли тонны вязкой грязи.

А сзади было слышно размеренное дыхание, сопровождаемое хрипотцой и рычанием.

Он оглянулся.

Тень скользила за ним, словно не касаясь земли. Лапы как будто проходили сквозь все преграды. Она могла бы при желании догнать его в два прыжка, но почему-то не делала этого. Может быть, игралась. Тогда следующий раунд игры – слегка потрепать жертву. Перегрызть руку, например. Сжать челюстями череп, чтобы он немного треснул…

Нет, не нужно больше оборачиваться. Только бежать. Бежать, пока есть силы. Или пока ноги не переломал.

По земляной круче, поросшей хмызником, он кое-как выкарабкался к обшарпанным домишкам на краю оврага. Они стояли без света, слепые, накренившиеся, и глядели вниз, в пропасть. Еще пара лет – и свалятся беспомощной грудой обломков, а топкая земля рассосет их, как поломанный в крошку леденец.

Склон был почти отвесным, так что пришлось карабкаться на четвереньках. Выбравшись из оврага, Юра дал деру через замызганные дворы в сторону, где, как ему казалось, находился его дом. Он думал, проклятая тварь наконец прекратит преследование и уберется в свое логово.

В одном из дворов, в глухом углу этого бесконечного лабиринта кирпичных заборов с колючей проволокой и гниющих надворных построек, он нащупал захудалую лавку. Самое место, чтобы передохнуть и выкурить беломорину-другую. Его отравленный алкоголем мозг уже начал забывать, от чего он убегал. Просто хотелось отдохнуть. Не было иных желаний, кроме как завалиться прямо на эту вот лавку и проспать до утра. А там – будь что будет.

Легкие свистели. От папиросы Юрий зашелся кашлем. По телу разлилась волна болезненной слабости. Он с облегчением выдохнул ядовитый дым.

Именно в этот момент – знаете, так бывает в дешевых голливудских ужастиках – из-за угла послышался деловитый цокот коготков об асфальт.

Юрий подскочил словно ужаленный в задницу, выронил папиросу и ринулся в темный лабиринт дворов. Где-то скулила мелкая шавка. Из замусоренных кустов ей больным волком вторила белая горячка.

Он перебежал пустую проезжую часть. Подъезд желтой двухэтажки разрывался от хора пьяных голосов, подвывающих хриплому магнитофону. Где-то вдалеке мужик ссорился с пьяной бабой. Слышались многоэтажные ругательства, удары и крики боли.

И проклятый цокот. Словно капли кислоты падали на мякоть мозга.

Как только Юрий попытался свернуть в переулок, чтобы затеряться среди бараков, цокот растворился во тьме и возник снова именно там, в барачном переулке, впереди.

– Куда ты меня гонишь? – хрипло обратился он в никуда. Тьма ответила низким урчанием.

Чудовищное отродье не просто преследовало его, а гнало в какое-то определенное место. Как только он пытался скрыться, тварюга подрезала его, но не показывалась. Не давала отклониться от одной ей известного маршрута.

Оказавшись у работающего моста через Нижний Судок, он увидел скользящую по решетке перил тень в мигающем свете щербатой цепочки фонарей. Тень образовывала прямой угол на стыке тротуара и ограждения.

Объект, отбрасывавший ее, отсутствовал!

Юрий ринулся вниз по склону. Во второй раз. Катился сквозь кусты, барахтался в песке, отбивался от налетевшего с болота комарья. Где-то под мостом, на другой стороне оврага, голоса вразнобой вторили расстроенной гитаре что-то про алюминиевые огурцы. Они так громко голосили, что не услышали, как Юрий отчаянно продирался сквозь заросли.