1994. Русский роман ужасов

Гопота. Гроза 311-го. Они постоянно отравляли жизнь. И всегда были тут как тут. Выруливают из-за угла. Поджидают на школьном стадионе. Окликают. Свистят вслед. Громко ржут и матерятся. Вечно бухие или под клеем. Отнимают деньги у тех, кто младше и слабее. Задирают просто так, ради развлечения.

И вот, они здесь. Пересмеиваются о чем-то. Четверо. Двоих Денис знал по именам. Это были Серега Махоркин и Юрик Кошаров. Первый – низкорослый кособокий упырь с коричневыми наростами на роже. Из неблагополучной семьи. Мать пьет и пропадает где-то месяцами, а бабка – бывшая школьная вахтерша – содержит внука на свою копеечную пенсию. Серега школу бросил, бродяжничает по окрестным дворам. Ему уже шестнадцать лет, а выглядит на четырнадцать.

А еще у него поганые, водянистые глаза, которыми он пристально на тебя смотрит, прежде чем отвесить оплеуху или плюнуть в лицо.

Кошаров – тоже мерзкий тип, хотя и из приличной семьи. Даже одевается неплохо. Собаку породистую выгуливает каждый день. Как только сходятся с Махоркиным, творят вместе беспредел. Поговаривают, они даже человека убили.

Кошаров пару лет назад чуть не сдох, причем в этой вот самой четырнадцатиэтажке. Нанюхался клея, забрался на девятый этаж, там его голоса позвали наружу – и Юрец сиганул. Чудом приземлился не на асфальт и не в мусорный бак, а пролетел четыре этажа и упал на пятый. Покалечился сильно. Шансы на выздоровление были близки к нулю. Но Юрка за два года оклемался и снова оказался в строю, где его ждали с распростертыми объятиями. Напоминала о происшествии лишь легкая хромота на правую ногу. Ну, и лицо изменилось. Появилось в нем нечто жуткое. Отморозок, которого поцеловала смерть. Он живет, а должен бы лежать в могиле и гнить. Время, полученное просто так. Чтобы творить беспредел.

С этой неразлучной парочкой были еще два малознакомых гопаря.

– Оп-па! – воскликнул Махоркин, прихлопывая ладонями. – Кто это тут? Три соплежуя!

– Ну фто, как дела, пасаны? – выступил вперед беззубый глист. Денис вспомнил, что видел его в школе пару раз. Фамилия у него была Кожемяко.

Троица потупила взгляды и насупилась.

– Я шпрошил, как дела, бля! – с шепелявым присвистом протявкал Кожемяко и отработанным движением отвесил подзатыльник Димону. Тот с ненавистью посмотрел на глиста. Будь у Димона автомат, он бы пальнул не задумываясь. – Отвечай, шучара!

Беззубый Кожемяко выбрал себе жертву на ближайшие несколько месяцев. Теперь Димону лучше было не попадаться ему на улице.

– Гондоны, бля, – зарычал Кошаров. В этот момент он напоминал раздразненного пса. Вот-вот укусит.

– Хули вы тут делаете? – вступил в диалог четвертый – коренастый краснолицый гопник с кудряшками и дергающимся глазом. Он жил в овраге, в частном секторе, на улице Вильямса. Слыл умственно отсталым да еще и буйным. Мог ни с того ни с сего накинуться на человека и начать избивать. За кудряшки местная шпана кликала его Пушкиным. Сколько ему было лет, никто точно не знал, но поговаривали, будто уже за тридцать, просто лицо такое – как у подростка.

– Че, воды в рот набрали, да, бля? – подначивал Махоркин, прохаживаясь по балкону и по очереди заглядывая Димону и Денису в глаза. Артема они все словно не замечали. Махоркин остановился рядом с Дениской и сунул ему под нос грязный кулак с заскорузлыми, опухшими от авитаминоза пальцами и обкусанными ногтями с черной каймой. – Чуешь, чем пахнет? – На самом деле кулак попахивал дерьмом.

– Бабки есть? – спросил Кошаров.

Молчание.

– Ешть бабки, говнюки? – спросил Кожемяко.

– Сотня. – Димон достал из кармана мятую синюю бумажку и протянул Кожемяке.

Вырвал сотню главный – Махоркин. Он сунул ее в карман и… На этом унизительную процедуру можно было прекратить, но «пасаны», видно, не наигрались.

– А че так мало-то? – спросил Пушкин, дергая глазом.

Ответить было нечего.

– Че так мало, спрашиваю?! – заорал отморозок.

– Ладно, пусть пиздуют, – милостиво разрешил Махоркин. Ему стало скучно.

– Пшли на хер отсюда! – прикрикнул Кошаров и топнул ногой.

– И штоб я ваш тут больше не видел! – добавил Кожемяко.

Святую Троицу как ветром сдуло. Вслед полетели ругательства и пронзительный свист.

Скатившись по лестнице на двенадцатый этаж, ребята услышали наверху звук открывающегося замка и бабский вопль:

– А ну ушли отсюда, а то щас милицию вызову!

Гопники отреагировали мгновенно:

– Пшла нах, сука!

– Да я тебя в рот имел!

– Завали хлебало!

– Мы твою дверь разнесем к херам, прошмандовка!

Через секунду дверь захлопнулась обратно. Щелкнул замок.

– Да не бегите вы так! – попытался Артем успокоить Дениса и Димона. Его голос смешно подпрыгивал, когда он сам прыгал со ступеньки на ступеньку. – Они за нами не побегут. Вообще, они нам ничего не сделают…

– Это тебе они ничего не сделают, – с досадой бросил Димон.

– С чего бы? – Артемка начал злиться.

– С того, что у тебя старший брат крутой, – ответил Денис, приостанавливаясь у двери подъезда.

– Вот именно, – сказал Димон, восстанавливая сбившееся дыхание. – Твоего брательника все знают. Ты ему только слово скажешь – он им всем яйца поотрывает.

– Да не ссыте вы! Миха и за вас им бошки открутит.

– Не гони, – ответил Денис. – За нас он с места не сдвинется. И те козлы знают это не хуже нашего, потому и лезут постоянно.

– Сотню последнюю отняли, суки, – мрачно добавил Димон. Эти деньги ему были не особенно нужны, просто душила обида, что свора отморозков может вот так взять и забрать все что хочет, а ты будешь стоять как лох печальный и ничего не сможешь сделать.

– Я слышал, Махоркин совсем псих, – с благоговейным трепетом проговорил Артем.

– Они все психи, – констатировал Денис. – Один этот Пушкин чего стоит. Урод.

– Да не, Махоркин страшнее, – заверил Артем. – Про него такое говорят, такое!

– Расскажи, – потребовал Димон.

– Да че тут рассказывать. Он деда своего грохнул.

– Да ладно!

– Зуб даю!

– И что, вот так вот взял и грохнул?