Геном: исцелённые

Берег поплыл вправо, конец троса ударился о борт с глухим стуком, и катер отчалил, разгоняя воду и воздух.

За пять минут до прибытия всем на smartwatch пришло одно и то же сообщение. «Активируйте GPS-датчики и синхронизируйте часы с моими. Имя GabyHelg».

– Теперь она знает, где каждый из нас находится, – сказал, задумавшись, Артур.

– Конечно, знает. Так мы не потеряемся, – кивнула Эмма.

– А что? Ты хочешь улизнуть? – спросил Тобиас со смехом, но, посмотрев на Артура, удивленно округлил глаза.

– Какой догадливый, – усмехнулся Артур.

– Ты с ума сошел? – спросила Эмма.

– Мне нужно домой… – Артур почесал лоб.

– Значит, так: фиг тебе, – отрезала Эмма.

– А ты попробуй меня остановить, – упрямился Артур. – С тех пор как меня упекли в приют, я ни разу не был в той квартире, где… ну, где все произошло. Я многого не помню, картины проплывают в сознании, словно жуткие тени. Я должен попасть домой, чтобы, как говорит Габи, заглянуть в омут памяти и узнать, что было на самом деле. Может быть, тогда приступы галлюцинаций станут реже или вовсе прекратятся.

– Если бы это могло помочь, Габи давно свозила бы тебя сама, – твердо сказала Эмма.

– Да ладно, Эмма. Артуру это важно. Может, у нас есть шанс помочь ему прямо сейчас. Лучше скажи, куда надо ехать и какой у тебя план, – попросил Тобиас.

– Как улизнуть, придумаем по ходу дела. Я перенастрою часы, и Хельгбауэр не увидит нашей реальной локации. Ей будет казаться, что мы сидим где-то в парке, – сказал Артур.

Катер тормозил, и мир за окном понемногу замедлялся. Небоскребы из стали и стекла нависали над городом, их шпили прокалывали низкие облака. По небу метались почтовые дроны, дроны доставки пиццы и прочая роботизированная мелочь. Они влетали в распахнутые окна и исчезали в прохладной тьме квартир и офисов.

Расталкивая других пациентов, Тобиас поскорее сошел на берег. Его глаза блестели, на щеках играл румянец. Его манило предвкушение. Вот он – живой город, вечно в движении. Весь в артериях дорог, перекачивающих автомобили и автобусы. В набухших волдырях полусфер, под которыми прячутся целые парки с огромными елями и березами, с прудом посередине и едва слышным жужжанием кислородных систем, подающих внутрь очищенный от тяжелых примесей воздух.

В «инкубаторах природы» так легко дышится. Врачи говорили: для здоровья его сердца необходим свежий воздух. Поэтому дома, в Филадельфии, мать проводила с ним в таких парках по несколько часов в день. Они покупали мороженое и смотрели на подтянутых мужчин и женщин, совершающих пробежку под любимые плейлисты. У тех были кардиомониторы на предплечье. У Тобиаса тоже. Тут он чувствовал себя своим. С той лишь разницей, что бегуны изнурялись спортом, а он – черничным мороженым.

– Мисс Хельгбауэр! – начал Тобиас. – Может, мы с вами сегодня заглянем в парк?

– Боюсь, нет, Тобиас, у нас на сегодня другие планы, – ответила Габи, перекидывая через плечо холщовую сумку цвета хаки, подобранную под цвет кроссовок.

Вне Норт-Бразер-Айленд она одевалась как девчонка. Платья с широким подолом сменялись на джинсы, локоны – на высокий пучок.

– У вас будет свободное время. Я распределю вас на группы, и два часа ходите где хотите.

– Два часа? – Артур и Эмма нагнали их. Артур нетерпеливо дергал ремешок наручных часов.

– А что мы будем делать до этого? – не утерпела Эмма.

– Сейчас увидите, – ответила Габи, прикладывая идентификационную карточку к дверям входа на парковку.

На залитой солнцем стоянке их уже ждал автобус.

Поездка заняла не больше двадцати минут. Артур, прильнув к окну, не отрываясь смотрел на знакомые улицы, аптеку, где часто брал заказанные для отца лекарства. На бар: у черного входа они с матерью когда-то, в прошлой жизни, нашли его отца. Тот едва ли понимал, кто он и где находится, и мать тащила его на себе до самого дома. Артур был еще мал и старался помочь, чем мог, – придерживал отца то за одну, то за другую волокущуюся по асфальту ногу. Тот не был пьян, вовсе нет, иначе все было бы слишком просто.

Автобус свернул на широкую улицу, и тут Артур понял, куда они едут.

– Музей естественной истории? – воскликнул он.

– Точно так! – обрадовалась Габи. – И поскольку вы уже все в курсе дела, прошу на выход.

Автобус затормозил у тротуара. Они прошли под высокими сводами музея, между бледными мраморными колоннами. Внутри было прохладно, запах чистящего средства для пола смешивался с ароматом ванили – в кафе музея готовили пышную выпечку.

Габи остановилась посередине зала и жестом попросила внимания.

– Сегодня я впервые привезла вас в Музей естественной истории. Мое упущение, простите. Тем, кто уже проходит лечение в Институте Карпентера, будет полезно еще раз осмыслить методы, которые к вам применяют. А новеньким тем более важно понять, в какую уникальную программу генного редактирования вы попали. Начнем сразу с зала, представляющего генетическую тематику. Его окончательно укомплектовали еще в прошлом году при деятельном участии доктора Робертса. Все за мной!

Они прошли через первый зал не останавливаясь. Скелет динозавра с широко раскрытой пастью и дистрофичными передними лапами мог внушить ужас разве что малышам. Неандертальцы тоже не были удостоены внимания. Впереди их ждали лифты.

– Поднимаемся сразу на третий этаж. Прошу нигде не задерживаться, – скомандовала Габи и нырнула в лифт.

За ней последовали десять человек. Оставшиеся десять погрузились во вторую кабину. Просторные стеклянные капсулы с круговым обзором, какие бывают в торговых центрах, бесшумно двигались вверх по канатам. «Третий этаж. Залы восемь А, восемь Б. Двадцать первый век. Эволюция», – отчетливо донеслось из динамика.

***

Они оказались в широком помещении со стенами, обшитыми серебристыми листами. Декор должен был придать залу нотку футуристичности, но вместо этого вызывал недоумение, словно посетителей завели внутрь стальной камеры. Эмма посмотрела вверх: с потолка свисали длинные, в человеческий рост, синие и красные плотные канаты, переплетенные между собой наподобие цепочек ДНК. В некоторых из них не хватало целых кусков, где-то красные участки заменили на черные. По всему периметру зала стояли стенды. Под стеклом ближайшего из них был выставлен 3D-принтер, печатающий сетчатку глаза. Белая лабораторная мышь, застывшая на соседнем стенде с поднятой вверх лапой, недобро сверкала красными остекленевшими глазками. В ее скальпированный череп с открытым мозгом вели тонкие проводки электродов.

– Прошу тишины, – громко произнесла Габи. – Сегодня мы узнаем, какие чудеса творит с вами доктор Робертс и его команда. И никто не объяснит вам суть работы проекта Cas9 лучше, чем он сам.

Габи подошла к панели управления, приложила идентификационную карту, прокрутила меню. Все разместились прямо на полу, вокруг невысокого постамента. Габи нажала кнопку вызова, и доктор Робертс в своем кабинете принял видеозвонок – его четкая 3D-голограмма встала на постаменте во весь рост.

– Всем добрый день! – весело сказал он и присмотрелся к сидящим в зале. – Чтобы не отнимать у вас драгоценное время, которое вы потратите на знакомство с экспонатами, я сразу перейду к делу. Не стесняйтесь задавать вопросы.

Примостившаяся за группой детей, Габи разглядывала лицо Марка Робертса с его мягкими, округлыми линиями. Прищурившись, мысленно провела пальцем по его лбу, отбрасывая темную прядь редких волос, дотронулась до губ. Но тут же одернула себя.

– Наверняка многие из вас знают предысторию проекта Cas9, но все же я сделаю краткий экскурс. В середине 20-х годов двадцать первого века ученые-генетики совершили прорыв в борьбе с такими смертельно опасными генетическими заболеваниями, как мышечная дистрофия Дюшенна и муковисцидоз, поражающий органы дыхания и пищеварительный тракт. Основные методики были разработаны мной, директором Института Карпентера, и доктором Ежи Ратаковски, нашим главным генетиком. И до сих пор большинство открытий в нашей отрасли совершает именно доктор Ратаковски, работая, как говорится, в полях – в лаборатории Cas9 на минус первом этаже. Вам трудно поверить, но еще двадцать лет назад подобные заболевания были смертным приговором для жителей нашей планеты. В те годы многие ученые приходили к нам, в генную инженерию, имея за плечами тяжелый опыт утраты близких людей. Это служило для них мощной мотивацией, и мы вместе работали круглосуточно во имя прорыва. Мы знали, что счет идет на человеческие жизни. – Доктор Робертс вздохнул.

Габи неосознанно повторила его вздох. Память милосердна, она упаковывает и прячет в дальние уголки сознания трудные воспоминания. Но сейчас Габи неосторожно извлекла один из свертков из укромного хранилища и пожалела об этом. Перед ней снова стоял Марк Робертс пять лет и килограммов назад.

***

– Не уходи, сегодня останься. Уже стемнело…

– Не могу, любовь моя. Звонила сиделка – моей жене совсем плохо. Она уходит.

Габи подумала, что жена Марка Робертса, несмотря на обширные метастазы, слишком давно уходит и все никак не уйдет, и за эту отвратительную мысль жестоко себя укорила.

– Оставишь меня сейчас – можешь не возвращаться.

– Не горячись. Я переночую дома, только и всего. Разве можно так поступать с ней теперь, когда конец так близок?

– Я слушаю твои отговорки четыре года. Четыре чертовых года ты убегаешь домой с работы, отменяешь наши свидания. Мы никуда не ходим вместе потому, что нас могут увидеть!

– А ты как думала? – Его взгляд стал холодным и чужим. – Я устал разрываться между тобой и семьей. Честно, ты не проявляешь ни терпения, ни понимания. Я рассчитывал на другое, Габи.