Когда палач придет домой

А если я брошусь на них, меня наверняка убьют, а даже если не справятся сейчас, то устроят охоту и всё равно прикончат, и будут уверять друг друга, что я действительно сумасшедший, а если пойти к Дженис… Тогда остается маленький, но шанс… Хоть какой-то шансик… Доказать, что со мной все в порядке. Что я по-прежнему верен нашему делу и умею его делать как никто другой… Что я по-прежнему нужен им, что они могут на меня положиться в любой, даже самой трудной, ситуации.

Это шанс. Шанс сохранить прежнее положение, привилегии и преимущества. Да что там привилегии! Пойти к Дженис и доказать свою невиновность – это хоть какой-то шанс уцелеть… Выжить! Остаться жить, пить пиво, наслаждаться погодой, дышать! Просто дышать и жить! Только задыхаясь, понимаешь, как прекрасно дышать. Только когда легкие рвутся в последней попытке вдохнуть, понимаешь, как дорог тот самый воздух, который ты раньше просто не замечал. И как ценна жизнь, когда смотришь в ствол пистолета, а чей-то палец уже лег на спусковой крючок.

Я посмотрел в ничего не выражающие ледяные глаза Тизермита, почувствовал, как вселенский всезамораживающий холод его взгляда заполняет мою грудь и заливает горло, обреченно кивнул и пошел к двери. Однако даже просто так дойти до психолога мне не дали – двое охранников приставили стволы своих пистолетов к моей голове, в то время как третий завернул мне руки за спину. Лязгнули наручники.

– Иди, – сказал босс, когда я остановился, пытаясь понять, как они посмели нацепить на меня – на Меня! – свои паршивые «браслеты». На меня, на лучшего Палача в британском бюро ВОЗ. На того, кто успешно закрыл больше всего дел за все время существования нашей организации. Кто столько сделал для нашего дела…

– Иди, – повторил Лысый Дьявол.

И я пошел. Один из моих конвоиров шагал передо мной, а остальные двое всю дорогу шли по бокам, чуть позади меня, готовые в любой момент блокировать попытку оказать сопротивление или бежать. Но я, даже не будь я закован в наручники, и не подумал бы сейчас ни о чем подобном. Нет, я пройду тесты, и они поймут… они увидят… они узнают, что я невиновен… что я нормальный… такой же, как они. И все будет как прежде…

Я шел как овца к мяснику, но думал уже совершенно о другом. Мои мысли беспрестанно вертелись вокруг девушки-привидения и слов, сказанных мне сэром Найджелом. Что же все это может значить? Ответа на этот вопрос у меня не было.

Никогда еще я не проходил психологическое тестирование с такой радостью. Дженис нисколько не удивилась моему эскорту – Тизермит видимо, успел предупредить ее, зато изумилась, изучая результаты моих ответов на контрольные вопросы и показания приборов, фиксировавших деятельность разных участков моего головного мозга. Затем она, не сказав мне ни слова, торопливо ушла в соседнюю комнату, где и находилась минут пять. За это время я успел уничтожить в своих волнениях половину нервных клеток, отпущенных мне природой на всю жизнь.

Было страшно. Никогда в жизни мне не было так страшно, как сейчас. В какие бы переделки я ни попадал, какими бы сложными делами ни занимался, но никогда еще все не было так ужасно – знать, что от тебя отвернулись все, кому ты верил долгие годы, все, на чью помощь ты рассчитывал еще полчаса назад, все, ради кого ты столько работал, все, кому так истово служил. И не просто отвернулись, а сами отправили меня на эшафот, да еще и проследили, чтобы я туда добрался благополучно и без происшествий. Но шанс еще есть…

Наконец Дженис вернулась.

– Может, наконец, скажешь, что там у меня? – спросил я, уже почти не надеясь на благополучный исход. Больше всего мне сейчас хотелось просто закрыть глаза и забыть о том, где я нахожусь. Однако мои конвоиры не отводили от меня взглядов и стволов пистолетов даже несмотря на то, что мои руки все еще были скованы наручниками.

– У тебя все нормально, твое психическое состояние по всем показателям колеблется от «удовлетворительно» до «близко к полной норме», – ответила она. – Не слишком хорошо, но и не настолько плохо, чтобы тебя следовало сию секунду госпитализировать.

Я глубоко вздохнул – значит, я не вылечу из бюро, я нормален, совершенно нормален. Кусок льда, пронзивший мне грудь, бесследно растаял, голова вновь обрела способность ясно мыслить, а окружавший меня мир снова расцвел яркими красками. Я чувствовал себя как приговоренный, который получил помилование, уже взойдя на эшафот. И это сравнение было недалеко от истины.

Каждый вздох приносил теперь радость. Я больше ни в чем ни виноват, я нормален! А потом пришел гнев. Сразу вслед за радостью гнев начал охватывать меня, медленно поднимаясь откуда-то из глубины души. Меня! Не кого-нибудь, а Меня схватили и притащили сюда, словно обычного мелкого психа… как тупого неудачника, случайно затесавшегося в наши отборные ряды!

Что может быть ужаснее? Какое унижение может быть хуже, чем оказаться в списке обреченных на позорную гибель ничтожеств?!… Да как они только посмели!.. Как они могли обойтись так со мной?!… Но теперь все будет по-прежнему, все вернется – мое положение, мои привилегии, мои права… Самое страшное позади. Правда, эпизод с девушкой все еще оставался непонятным для меня. Ладно, поживем – разберемся, что там к чему.

Мои размышления прервала Дженис, продолжив:

– Единственное, что я смогла обнаружить по результатам тестов – это сильную усталость и шок, которые могут быть вполне объяснимым естественным результатом проведенной тобой сегодня трудной операции, – она сделала небольшую паузу, взглянув на моих конвоиров, – и некоторых других причин. Так что я бы прописала тебе несколько дней полноценного отдыха, и ты опять будешь, как новенький.

– Спасибо тебе. Большое спасибо, – от чистого сердца сказал я. Впервые за всю свою жизнь я был готов признаться психологу в любви. Впрочем, вестников, приносивших добрые известия, любили во все времена. И это понятно. Согласитесь, гора с плеч – гораздо лучше, чем голова с того же места.

– Я только что звонила сэру Найджелу, он очень беспокоился за тебя и требовал позвонить ему, как только станут известны результаты проверки, – сообщила моя спасительница, шелестя какими-то документами. – Он приказал, чтобы ты сейчас зашел к нему. Вот распечатка твоего обследования, он велел принести.

Один из охранников, доставивших меня сюда, молча снял с меня наручники, и все трое вышли из кабинета. Не сказав ни слова. Просто вышли, даже не извинившись за то, что надели на меня наручники и привели сюда под дулами пистолетов, как будто я и в самом деле был сумасшедшим преступником, обычным ничтожеством, с которым только так и надо обращаться. Но они сняли с меня наручники и ушли. Это главное, это счастье – идти без наручников и конвоя. Тому, кто не был под арестом, не понять, какое счастье – идти без наручников и конвоя туда, куда тебе вздумается. Особенно если конвой вел тебя к месту казни.

– И впредь не забывай вовремя являться, – напомнила мне напоследок Дженис.

Я молча кивнул и шагнул в коридор. Охранников уже не было и в помине, однако я отметил этот факт чисто рефлекторно. Сейчас, когда я наконец-то свыкся с мыслью, что практически чудом избежал позорного столба и лишения всего, что было в моей жизни – вплоть до самой жизни, я вновь задумался о том, что стало всему причиной. Мне не давала покоя мысль о таинственной девушке. Если я сейчас нахожусь в нормальном психическом состоянии, то почему тогда ребята Лысого Дьявола не нашли никаких ее следов и ни одного человека, который бы ее видел? Я думал об этом, пока ноги сами несли меня в кабинет шефа, однако найти ответ так и не смог.

– Итак, ты вполне нормален, – приветствовал меня сэр Найджел. – Очень рад это слышать. Однако свидетельница твоя, похоже, призрак или инопланетянка, во всяком случае служба наблюдения так ничего и не обнаружила. Они проверили все межзональные пропуска и все зарегистрированные в этом районе «ючи», собрали все отпечатки пальцев и образцы контактной ДНК на остановке, все записи со всех камер и проверили их по полицейским архивам и нашим собственным базам данных. Три человека еще не идентифицированы, однако среди тех, чьи личности уже установлены, твоей девушки не нашлось. С сотрудниками американского бюро, которые работали у нас, мы пока не можем связаться, так что с этой стороны также никакой информации нет. Кроме того, мы провели повторный опрос всех свидетелей, зарегистрированных в полицейском протоколе, а также граждан, которые подошли к месту происшествия позже. Двое из них утверждают, что, возможно, видели девушку, чье описание схоже с предоставленным тобой, но никакой гарантии нет и полагаться на их слова нельзя. Не исключено, что она находилась в этом секторе с поддельным межзональным пропуском, чужим «ючем» и глушителем видеосигнала полного спектра частот, поэтому мы сейчас проводим дополнительную проверку всех, кто был в этом районе сегодня. Работа эта, как ты сам понимаешь, огромная, и положительные результаты будут нескоро.

– Ясненько, – сказал я, – а что еще?

– Установлено, что ты не сумасшедший, и я убедил Мартинелли не заносить замечания о нарушении правил в твое личное дело, указав на 20 лет безупречной службы в нашем бюро.

– Большое спасибо, сэр, – подчеркнуто-вежливо ответил я. Я ничего не забыл и не собирался забывать – независимо от того, что мне сейчас говорил босс.

– Ну ладно, хватит болтать. Тебе надо отдохнуть после трудного дела и набраться сил, – сказал Тизермит и посмотрел в окно. – Медики грозятся усилением волны, так что нам всем скоро придется выкладываться на все 100 процентов, и я хочу, чтоб к этому времени ты окончательно пришел в норму. Все, можешь идти, я тебя больше не задерживаю.

– Да, сэр. Еще раз большое спасибо за все и до свидания, – проговорил я и направился к выходу.

– Сколько раз можно просить тебя не называть меня сэр! – грозно взревел мне вслед Лысый Дьявол. Он терпеть не мог аристократию вообще и свой титул в частности, а также пустые формальности и людей, которые без них жить не могут. А более всего шеф ненавидел, когда его так напыщенно называл кто-нибудь из тех, с кем он начинал работать в бюро. От молодых сотрудников или чужаков он еще мог такое стерпеть, но не от меня или, скажем, Биллингема.

– Что я могу еще сказать? – произнес я и сделал небольшую паузу, с фальшивой улыбкой глядя на него, грозно нависшего над столом. Мне вспомнилось, как он смотрел на меня тогда в баре, и на лбу у меня тут же выступил холодный пот, а ноги стали ватными. Словно я снова стоял там и глядел на него. Сейчас он шутил, а тогда… Тогда мой начальник действительно был готов приказать уничтожить меня. Безо всякой причины, основываясь на ничего не значащем подозрении. Раньше мне и в голову не приходило, что он – просто очередной иуда, не нашедший своевременно своего Христа.

С трудом взяв себя в руки, я тихо сказал:

– До свиданья, Найдж.

– До свидания, Бен, – сказал мне вслед Тизермит, довольно улыбнулся и занялся лежавшими на его столе бумагами.

Я медленно вышел из кабинета руководителя британских палачей и спустился вниз по боковой лестнице – терпеть не могу лифты, потому что в них очень легко подстроить какой-нибудь несчастный случай, а сегодня день был очень подходящий для чего-нибудь в этом духе. Поэтому даже пешее путешествие длиной в 40 этажей и бог знает сколько ступеней меня не пугало. Да и вниз двигаться всегда легче, чем вверх – хоть в прямом, хоть в переносном смысле. Потом получил свой пропуск у службы охраны и вышел на улицу.

Все это я делал совершенно машинально, на автопилоте. Мои мозги были заняты другим – я никак не мог выбросить из головы девушку-привидение. Я так отчетливо видел ее на остановке и, тем не менее, она исчезла до прибытия полиции, не оставив ни малейшего следа. Феи, шапки-невидимки и прочее волшебство подобного рода бывают только в сказках, однако я сейчас готов был в них поверить.

На такую красавицу нельзя было не обратить внимание, и, тем не менее, никто ее не видел или, по крайней мере, утверждал, что не видел. Ладно, если ее не заметили прохожие – в конце концов, обычные люди не обязаны помнить каждого человека, встреченного ими на улице, хотя столь привлекательная женщина не могла остаться незамеченной, но ведь даже наша служба внешнего наблюдения не засекла ее. И впрямь, не девушка, а привидение какое-то.

«Как же мне ее обнаружить?» – размышлял я. Мне очень хотелось ее найти, но ничего путного в голову не шло. Если уж ребята Лысого Дьявола – профессионалы из профессионалов – не выявили ни малейших следов ее существования, то я тем более не добьюсь каких-либо результатов.

И тут я задохнулся, словно меня ударили кастетом в солнечное сплетение. На тротуаре на противоположной стороне улицы я увидел ее – ту самую красавицу с пшеничными волосами и серыми глазами. Она стояла лицом ко мне, так что я отчетливо видел глубоко врезавшие в мою память черты.

Я замер от изумления. Никто не смог меня убедить в том, что она была моей галлюцинацией, но внутренне я уже почти поверил в это или, во всяком случае, поверил в то, что никогда ее больше не увижу. И вот сейчас… А девушка-привидение, дождавшись зеленого света, перешла дорогу и быстрым легким шагом направилась прямо ко мне.

Глава 4.

Душа безумием полна,

Налито сердце тьмой.

Пронзила душу мне она

Нездешней красотой.

Пронзила душу мне она

И канула во тьму,

Но я шепчу: «Она моя,

И я ее найду».

Андрей Светлов, «Она».

Если ты можешь сделать нечто случайно, то почему бы тебе не сделать это нарочно?