Хроники Каленара: Истинное время

– Ну… значит, дурак, но мне будет спокойнее спать, зная, что никто не подкрадется незамеченным. Помолчи! Ты мешаешь!

Мелл закрыл глаза, настраиваясь. Перед взором замелькали сотни узлов и тысячи полурастворившихся плетений. Он осторожно потянул одну из нитей на себя. Она послушно поплыла ему в руки, в полете скручиваясь в знакомый символ. Но не успел Мелл обрадоваться легкости, с которой начал ткаться рисунок, как нить дернулась, притягивая к себе куски чужих плетений. Купол высотой в дюжину мефид возник вокруг них, на мгновение застыл, переливаясь радужным светом, а после задрожал и начал расти с бешеной скоростью, вбирая в себя всю силу остывших заклятий.

Лайа заворожено смотрел на происходящее. Широко раскрыв рот и зачарованно впившись взглядом в разноцветные узоры, застлавшие все небо. Он захлопал в ладоши и хотел было уже воскликнуть что-то радостное, но, увидев бледное лицо Мелла, исказившееся от ужаса, замер не месте, так и не закончив фразу.

Границы купола гудели от энергии, расходясь в стороны, топя снег и сметая на своем пути все живое. Мелл из последних сил попытался разорвать плетение, но энергия узлов ударила его по рукам, опаляя и заставляя отпустить. Его отбросило в сторону. Земля задрожала, начался оползень. Казалось, что мир вокруг пылал. Все перевернулось с ног на голову. Поднялся ветер. Потоки грязи, мгновения назад бывшие вековым льдом, подхватили его и понесли в сторону обрыва.

В нескольких мефидах от Мелла, крича от ужаса, пытался удержаться на ногах Лайа. А заклинание уже обрело свою жизнь. Вновь напитавшиеся силой связи и плетения расходились в воздухе, вбирая в себя забытые куски рассыпающихся заклятий.

Их тащило к обрыву. Извернувшись, в несколько прыжков Мелл смог зацепится за огромный валун, который всего минуту назад был укрыт от глаз толщей снега. Он уперся в него ногами, стараясь сохранить равновесие, потянулся рукой к мальчишке, которого поток уже сбил с ног и тащил кубарем вперед. С третьей попытки Лайа смог ухватится за руку Мелла и вылезти на твердую поверхность.

А вокруг царил хаос. Горы оживали, стряхивая с себя сон. Истошный вой ополоумевших от страха зверей пронизывал воздух.

Вода текла бесконечным потоком, падая грязью с обрыва и унося с собой всех, кто не успел скрыться.

Мелл мертвой хваткой вцепился в скалу, что еще держалась под напором потока. Пальцы побелели от напряжения. Он прижался всем телом к холодному камню. Лайа, белый как смерть, дрожал рядом, схватившись руками за тонкие выступы. Паника охватила искателя. Впервые он не видел спасения. Сам того не замечая, он начал читать молитву Мейту. Слова складывались в текст, проходя мимо сознания. Но бог остался безучастен. Еще не успели слететь с его губ последние слова мольбы Светоликому, как обвал небывалой до этого силы сошел с гор. Камень под их ногами задрожал и, не выдержав, начал заваливаться вперед, уносимый грязевыми потоками. Мелл схватил Лайа за руку, когда до обрыва оставалось не более двух мефид. Он зажмурился, готовясь к падению.

Вдруг в небе вспыхнул огонь. Яркое пламя окрасило ночь в день. Огонь закружился и тонкими линиями в бешеном танце побежал по небу. Мир замер. Их обдало жаром от испаряющейся воды. Камень завис на краю обрыва в содах от пропасти.

Мелл осторожно поднял голову к небу. Нити заклинания сгорали одна за одной, оставляя на своем месте лишь первозданную пустоту и бесконечное усыпанное звездами небо.

***

С момента убийства посла Галара прошло чуть больше нескольких месяцев. Ежедневные вылазки в город, тайные диверсии, взрывы, облавы и бесконечные стычки с имперскими войсками вымотали Лето. Он уже не помнил, зачем пришел в этот отряд. И с каждым днем все меньше понимал, чего они пытаются добиться.

Красивые лозунги о свержении императора приводили к ним все больше людей. Но среди них почти половина была дезертирами. Настолько трусливыми и неумелыми, что они не только не могли отстоять свой дом, но, убегая с мест сражения, бросали оружие, не в силах смотреть врагу в лицо. И это еще был хороший вариант. Трусов можно было научить, убедить, в крайнем случае – пристроить к хозяйству, но были и те, для кого война была способом расквитаться с обидчиками. Озлобленные, не знающие морали и клятв, они переходили на их сторону только в поиске наживы и возможности подраться и разграбить кого-нибудь. Из-за таких людей постоянно вспыхивали стычки внутри бригад, но сделать с ними никто ничего не мог. В рядах постепенно росли недоверие и разлад.

И конечно же, не стоит забывать о беженцах: женщинах, стариках и детях, которые, пытаясь сбежать от ужасов войны и не найдя приюта под защитой императора, начинали примыкать к ним.

Вот так и вышло, что всего за пару месяцев их небольшая тайная организация выросла до небывалых размеров. Они, почти не скрываясь, раскинули лагерь всего в дне пути от Мулахана.

Лето старался проводить все свое время в полях, но с каждым днем его участие в вылазках становилось все реже и реже, а многочасовое бдение над картами в составлении бессмысленных, похожих один на другой планов все больше.

Это был один из немногих спокойных вечеров. Он молча сидел в темном углу их командной платки. У раскладного стола только закончился очередной спор между Ваном и Бозом. Они никак не могли прийти к соглашению о том, как лучше вести нападение. Приученный к военным будням мозг Боза упорно отказывался принимать возможность нападения из тени с использованием грязных ловушек и ядов. Он называл это не войной, а грязным убийством и активно жестикулировал руками, пытаясь доказать, что так сражения не ведутся. К сожалению, даже несмотря на громкие крики и нецензурную речь, он так и не смог объяснить в открытую посмеивающемуся Вану, чем смерть от удара топором по голове лучше кончины от удара ножом в спину.

Спор то разгорался, то затухал. Лето старался не вмешиваться в разговор. И если один из оппонентов все-таки взывал к его поддержке, лишь кивал, несвязно что-то мычал и снова утыкался глазами в прыгающие строки донесений.

Наконец нервы Боза не выдержали, и он, проклиная Вана за его мерзкий язык, ковыляя, пошел на улицу. Если бы он мог, то, наверное, яростно хлопнул бы дверью. Но он лишь яростно взмахнул мокрым пологом палатки, который, подхваченный порывом ветра, влетел обратно и ударил Боза по лицу.

– И стоило это того? – не поднимая глаза от писем, спросил Лето, как только ругань солдата стихла в шуме дождя.

– Стоило. Он мужик хороший, но это его и погубит. Он все еще хочет воевать по чести. Вот только это не война, да и чести здесь ни у кого давно нет.

– А тебе не все равно? Умрет, так, может, туда ему и дорога? – Лето вызывающе вскинул голову, глаза вспыхнули в тени. – Мы все равно все здесь сдохнем рано или поздно. Так дай ему помереть хотя бы так, как он хочет.

– Ну-ка посмотри сюда, – Ван в два шага преодолел разделяющее их расстояние. Лето только успел поднять глаза, когда тяжелая рука Вана со звонким щелчком отвесила ему подзатыльник. Удар был несильный, скорее унизительный, но успех возымел.

– Понял за что? – добродушно спросил Ван.

– Понял, но я все равно прав.

– Конечно, прав, от смерти никому не уйти. Нам это известно получше многих. Но это не повод отдавать в ее руки хороших людей только из-за их глупости. Что с тобой происходит? – Ван подтянул стул ближе и уселся напротив. Из кармана он достал длинную трубку. – Я же помню тебя, жестокостью ты никогда не отличался. Злобой – да, вспыльчивостью – возможно, хоть и пытался это скрыть, глупостью – непременно, но жестокость…