Она говорила о нем, и Мелл с ужасом осознал, что это не просто история, которая передавалась из уст в уста, она рассказывала ему воспоминания своего народа.
То утро не отличалось от остальных. Его провели к Видящей, но почему-то по пути все отводили глаза. Даже привычные шепотки и фразы, что преследовали его с первой ночи, когда он по незнанию задел девичью честь, умолкли.
Он практически в полной тишине поднялся наверх. В комнате царил полумрак. У двери были разложены припасы, сумки, какая-то теплая одежда из незнакомой ему ткани, тут же лежали клинки, мечи, пики, пара луков (глядя на которые, Мелл четко понимал, что натянуть такой у него не хватит ни сноровки, ни сил) и всякая мелочь типа стилетов, ножей и кастетов. Мелл подозрительно оглядел все это многообразие.
– Вы на торги собрались? Или у вас места под склады закончилось? – попытался пошутить он, но шутка была столь печальна, что так и повисла в тишине.
– Время пришло, тебе пора, – не поднимая на него глаз, ответила Видящая.
– Хм… я почему-то ожидал, что прощание будет более веселым и познавательным, что ли. Чего так резко-то?
– Мне был сон. Время уходит. Последний элемент сложился.
– Ну прекрасно… – в голосе Мелла прорезалась злость. Чтобы скрыть разрежение, он начал с напускным интересном осматривать гравировку на длинном двуручном мече. – А за каким тогда я столько времени потратил, выслушивая твои сказки? Могли бы и более подробно обсудить, как я понял, довольно важное мое путешествие.
– В этом не бело нужды.
– Не было нужды?! Ты отправляешь меня в неизвестность искать непонятно что. И, судя по реакции твоего народа, никто не верит в то, что я вернусь обратно!
– Не горячись. Ты прав, я отправляю тебя в неизвестность, но только так ты пройдешь свой путь.
– А можно без этих ваших красивых фраз? Давайте вместо загадок лучше карту мне дадите. Или хотя бы описание того, что мне искать придется.
– Если бы у меня была карта, поверь, я бы тебе дала ее. Но ты не потеряешься, прислушайся к себе, твой путь уже внутри. Я передала тебе все, что знала о тех местах, во время наших, как ты выразился, сказок.
– Ты издеваешься? – Мелла уже откровенно злил весь этот напускной пафос речей. – Почему все, кто считает себя умнее остальных, не могут говорить прямо?
– Не забывайся! – она сверкнула на него холодным золотом глаз. – Я больше всех на этом свете желаю твоего возращения. И если я говорю, что дала тебе все, что могла, значит, это так! – она опять взяла себя в руки и мягче, как будто разговаривая с капризным ребенком, продолжила: – Поверь мне. Я не знаю, чем тебе помочь. Мы покинули те края еще в те времена, когда города, что сейчас уже забыты и объяты землей, еще не были построены. Я не знаю, что сейчас творится там, я не знаю, как тебе найти наше спасение. Я даже не знаю, в чем оно. Единственное, в чем я уверена, – только ты можешь его найти. Таковы предзнаменования. А теперь собирай вещи, я дам тебе пару часов. Бери все что нужно, остальное можешь оставить здесь.
Он ожидал чего угодно. Что его, как только он соберет вещи, просто выведут из деревни и, указав на запад, просто оставят на дороге. Или что прямо на пороге откроется огромный портал, и он окажется посреди незнакомого города, полного чудес и летающих замков. Он ожидал чего угодно, но только не этого.
Видящая подошла к нему, как только он собрал мешок и все, что нужно, покидал в ларец. Он даже не успел допить теплый травяной настой, что принесла ему молодая высокая девица. Он не успел ничего.
Видящая подошла к нему, и он почувствовал на своем затылке прикосновение ее сухих, тонких, твердых пальцев. Она заговорила на незнакомом языке, сначала тихо, а потом все громче и громче. Эти слова заполнили все вокруг, комната закружилась. Мелл потерял направление – пол и потолок слились воедино. Мир моргнул, и Мелл вывалился в холодный высокий сугроб.
Сказать, что он был зол, раздосадован или недоволен, было бы в корне неправильно. Он был в ярости. Липкий снег в мгновение ока пропитал всю его одежду и забрался в такие места, о существовании и доступности которых он до этого даже и не подозревал.
Он попытался подняться, но снег только приминался под ногами, и Мелл все глубже погружался в сугробы. Спустя несколько долгих мгновений ему все-таки удалось принять вертикальное положение. Холод пробирал до костей. Проклиная всеми возможными словами Видящую и весь ее род, он осмотрелся.
Вид открывался потрясающий, и если бы не обстоятельства, которые привели его сюда, он, наверное бы, насладился красотой бескрайних ледяных шапок, величественных скал и открывающемуся где-то вдалеке вид на степи Накира, которые недавно они преодолевали с таким трудом и где чуть не лишились жизни. С юга на север тянулся бесконечный белый позвоночник горной цепи. На востоке, укутавшись в низкие облака, возвышались горы.
От чистоты воздуха захватывало дух, звенящая тишина завораживала. От всего этого великолепия он даже на секунду забыл, что злится, но первый же порыв ледяного ветра вернул его в суровую реальность.
Он уже успевшими замерзнуть пальцами вызвал ларец. Заклинание отзывалась с большим трудом. Из недр, прикрываемых от ветра дырой портала, он изъял куртку, отороченную мехом, какую-то странную шапку, больше похожую на вязаный колпак, и длинное вязаное одеяло, которое он обмотал вокруг шеи. Тут же на свет появились рукавицы и сапоги.
Он недоумевал из-за того, что Видящая не удосужилась предупредить его о том, что он окажется во льдах. Гораздо проще было бы ему переодеться в теплых комнатах лесного народа.
Он наконец двинулся вперед.
За всю свою долгую и насыщенную жизнь Мелл, как ни странно, никогда не был в горах. Он часто обходил горы, как умные люди из старых пословиц, он проходил сквозь горы, по заброшенным тоннелям, и большую часть жизни он провел под горами, но никогда ему не приходилось идти вверх. Знакомство его со снегом же вообще ограничивалось парой экспедиций в северные земли, но там снег лежал на равнинах, и сильными ветрами он был настолько утрамбован, что давно превратился в твердый наст. Здесь же за каждый шаг приходилось бороться, он проваливался все глубже и глубже, и спустя пару часов он с ужасом осознал, что идет уже по пояс в снегу.
Несмотря на дикий холод, пот лился с него градом. В ушах начинало звенеть от тишины и заунывного завывания ветра. Руки сводило от напряжения и мороза. Приходилось то и дело разминать пальцы, чтобы в критический момент быть готовым действовать. Оказалось, что его правая рука почти не чувствует холода. Он еще в лесу обнаружил, что после лечения чувствительность значительно снизилась, но в горах это стало настолько заметно, что первое время он с опасением поглядывал на ладонь, проверяя, не окрасилась ли она снова в этот неприятий черный цвет.
Быстро смеркалось, ветер усилился и сбивал с ног, пора было готовиться к ночлегу.
Оказывается, что поставить на продуваемом всеми ветрами и засыпаемым снегом месте палатку задача практически нереальная. Меллу потребовалось несколько часов, чтобы хоть как то укрепить ее на заледенелой земле. Непослушные руки и просящий о еде живот только усугубляли положение.
Наконец кое-как воздвигнув себе убежище, Мелл нырнул под полог, укрывшись от ветра. Костер разводить было не из чего, но есть промерзшую насквозь пищу он еще был не готов, поэтому, проклиная себя за расточительность и недальновидность, он разогрел ужин на магическом пламени. На удивление, это оказалось легче, чем он думал. Все вокруг пронизывали полураспавшиеся от времени линии силы. Почти все пространство, насколько хватало взгляда, было усеяно уже утратившими форму плетениями. Откуда они взялись тут, в этих непроходимых местах, оставалось для него загадкой. Он с легкостью ухватился за тонкую огненную нить, и в воздухе разгорелся небольшой сгусток пламени. Он поднес к нему замерзшие пальцы, по телу побежало тепло. В академии за такое грубое использование силы с него содрали бы шкуру, но здесь, в царстве вечной мерзлоты, было не до изысков.
Воздух медленно нагревался, Мелл наконец-то перестал дрожать. Разморенный ужином и тяжестью дня, он забылся беспокойным сном под заунывную песнь ветра.
Утром его ждал сюрприз. За ночь ветер стих, и вход в его жилище был накрепко завален сметенным снегом. Потребовалось больше получаса, чтобы откапать все крепежи и тросы палатки. Так что двинулся в путь он уже изрядно уставшим и злым.
Тропы или чего-то даже отдаленно похожего на нее не было. Только белые скалы и мертвый камень. Так что, особо не раздумывая, Мелл двинулся туда, где, по его прикидкам, должен был быть восток.
Несколько раз он упирался в отвесные плиты промерзших камней, резко уходящих вверх. Сначала он пытался идти через них напролом, надеясь, что чем быстрее он поднимется вверх, тем быстрее начнется спуск, но после нескольких неудачных попыток закрепить на камне веревку он сдался и начал искать более пологие подъемы.
Так прошел день, за ним последовал другой, за ним третий. На четвертую ночь ему показалось, что сквозь заунывные песни ветра она услышал чьи-то голоса и вой, совсем рядом. Но наутро снег вокруг оставался все таким же девственным, так что пришлось признать, что рядом не было никого.
Он потерял счет дней, которые провел в этой ледяной бездне. Склоны сменялись новыми склонами – точно такими же, как предыдущие, следы снег заметал так быстро, что в какой-то момент, в минуты забвения, Мелл начинал сомневаться, а не мерещится ли ему все. Возможно, он уже давно ходит по кругу.
Он всегда спокойно переносил одиночество, долгие месяцы его вылазок в поисках какой-то очередной утраченной реликвии были для него обычным делом. Но сейчас, когда на лемы вокруг не было ничего, кроме белого снега, чернильных скал и бескрайнего серого неба, Мелл начинал сходить с ума. Он вел нескончаемые разговоры с самим собой, споря, вспоминая, но в последние дни все больше уговаривая себя идти вперед.
Он давно пришел к выводу, что довериться старой древиде было самой большой ошибкой в его жизни. Она просто спихнула на него всю ответственность, взамен рассказав лишь пару бредовых сказок, и кинула его на верную смерть.
Ночами он просыпался от того, как плачут горы, когда ветер, запутавшись в лабиринтах камней, не может найти дорогу. Он вздрагивал от грохота лавин, погребающих под собой всех и вся, и молился, чтобы в этот раз она обошла его стороной. Иногда ему казалось, что в тишине предрассветного утра он слышит где-то вдалеке голоса, эхом разносящиеся на многие леммы.
Каждое утро приносило ему все новые и новые проблемы. В один из дней, проснувшись от пронизывающего его насквозь холода, он с ужасом обнаружил, что все застелил низкий, липкий, непроглядный туман. Как любой здравомыслящий человек, который никогда не был в горах, Мелл был совершенно уверен, что такая напасть ему здесь не грозит. Сначала он даже подумал, что все еще спит, и попытался прийти в себя. Но туман никуда не делся, он все так же меланхолично полз, пригнувшись к слежавшемуся снегу.
Первой его мыслью было переждать, но прошел час, а туман становился только гуще и плотнее. Сквозь него не было видно ничего, дальше чем на пару мефид.
Мысли забегали как бешенные, ища решение. Оставаться на месте не имело смысла и было очень опасно. Ему все чаще начал мерещится взгляд недобрых глаз, укрытых в тумане. Он пытался убедить себя, что это не более чем игра его воображения, но сердце бешено билось в страхе, гоня его вперед.
Борясь с медленно наступающей к горлу паникой, он трясущимися руками потянул за огненную нить. Тонкий луч прорезал туманную мглу, указывая дорогу.
Удерживать направление было практически нереально. Редкие порывы ветра, вместо того чтобы рассеять туман, только закручивали его и сбивали в странные изогнутые исполинские воронки из облаков.
Мелл закрыл глаза и посмотрел на местные плетения. Открывавшаяся ему картина пугала и завораживала одновременно.
На местах, где клубился туман, ярким светом горели уже почти распавшиеся, но все еще действующие узоры. Сложно представить, что здесь было раньше, когда вся эта энергия, что сейчас тонкими неуверенными потоками кружит средь забытых всеми хребтов, работала в полную силу.
Чем дальше он продвигался на восток, тем более необычным становился вид на местные плетения. За свою жизнь он успел привыкнуть, что весь воздух вокруг пронизан бесконечными клубками нитей. Где-то они плотнее, где-то реже, где-то каждый узел знаком и понятен, а где-то даже знаки не работают, не найдя под собой знакомой опоры из многолетнего опыта людского колдовства, но, несмотря на это, нити есть практически везде. Здесь же все было не так.
Сложнейшие узоры клубились в десятке мефид друг от друга, а между ними была абсолютная пустота.
Не место, где прошла волна рунического призыва, что оставляет за собой лишь хаос и всполохи силы. Не то отсутствие плетений, которые он встречал в богами забытых местах, где не ступала нога человека – в таких местах всегда оставалась бесхозная несформированная сила, высвободившаяся из мира. А абсолютная пустота!
В одном из таких мест Мелл попытался призвать знак. Он вскинул руку, но ничего не произошло.