С той стороны. Повести и рассказы

Мы с Витькой остолбенело стояли рядом, не в силах осознать то страшное и непоправимое, что произошло на наших глазах.

Жора перевернул тело на спину. В том, что человек погиб после такого удара, сомнений не оставалось. Он не дышал, глаза были полузакрыты и невидяще блестели из-под полуопущенных век.

Но даже не сознание этого, а другое окатило меня смертельно леденящей волной.

Я сразу узнал этого человека. Это был Пётр Арсеньевич.

Он был в той же рубашке и жилетке, в тех же потёртых вельветовых брюках, когда являлся ко мне в палату. И даже знакомые мне очки с толстыми стёклами в роговой оправе валялись неподалёку. И те самые часы на цепочке выскользнули из кармана жилетки.

Теперь я понял, почему при первом «визите» он показался мне знакомым.

Мои воспоминания выбрали именно такую форму, чтобы преодолеть страх и вырваться из подсознательной темницы. По-другому я бы не вспомнил.

Наверное, настоящий психотерапевт так бы объяснил мне это.

Да, я должен был прийти сюда снова, чтобы всё восстановить до полной картины. И теперь я заново переживал то потрясение, которое испытал в тот июльский солнечный день. Мой внутренний кинопроектор сейчас прокручивал последний эпизод того жуткого, но такого реалистичного фильма. А я замер на месте и смотрел, как…

…Даша всхлипывала, прижав ладони к лицу. Мы с Витькой молчали, окаменевшие и растерянные.

Жора недовольно зыркнул на подругу и бросил:

– Да хорош истерить! Надо что-то делать.

– Мы должны пойти в полицию, – медленно выговорил я.

– Ты ещё, очкарик, будешь советы давать, – Жора перевёл на меня тяжёлый, давящий взгляд. – Без сопливых скользко!

Витька наконец промямлил:

– Это же батькина машина. Ведь если узнают…

– Да, Жора, – Даша подняла на него заплаканные глаза. – У отца скоро выборы! А тут такое… На его машине сбит человек. А с нами что будет? Жорик, а с тобой? Господи…

– Если никто не узнает, то всё будет норм, – насупившись, ответил Жора.

Казалось, он почти протрезвел и о чём-то раздумывал. Потом он сказал, обводя нас троих цепким колючим взглядом:

– Заховаем его куда-нить. Так, чтоб никто не нашёл. Машину отмоем, – он кивнул на бампер, заляпанный кровью. – Я потом сразу в мастерскую. Если вмятины, то подрихтую. И всё будет шито-крыто. Главное – молчать всем. Никого не видели, ничего не знаем.

Даша молчала, швыркая носом, молчал и Витька. Похоже, они были согласны с Жорой.

Мне было и перед Жорой страшно, и оправиться я всё ещё не мог. Но словно бы кто-то другой внутри меня упрямо пробормотал, не сводя глаз с трупа старика:

– Мы не должны ничего скрывать. Только хуже себе сделаем. Мы должны всё рассказать.

– Профессор, ты чё…? – Жора матерно выругался и угрожающе уставился на меня. – Хочешь нас всех заложить? Сначала тебе плохо будет. Соображаешь?

Я ничего не ответил. Возражать дальше этому амбалу было опасно.

Но и смириться с тем, что Жора собирался сделать, всё моё нутро отказывалось.

– В общем, так, – Жора огляделся. – Вон там озеро, – он показал пальцем на водоём, блестевший в нескольких сотнях метров от нас. – Пока никто тут не появился, надо его в воду. И с концами. Хер кто найдёт.

Даша проговорила тихо:

– Жорик, он же всплывёт!

– Не всплывёт, – отрезал Жора. – Мы к нему груз привяжем. Витька, аккумулятор есть запасной?

– Да, есть, в багажнике, – проблеял Витька.

Вид у него был совсем жалкий и подавленный. Но судя по всему, он был согласен с тем, что затеял Жора. И Даша, и он были согласны. Их трое, а я один.

– Доставай! – Жора снова овладел ситуацией. – И трос буксировочный!

Витька как загипнотизированный стоял, уставившись на Жору с беспомощным выражением на лице. Я его отчасти понимал: ещё один шаг – и он станет Жориным пособником; он знал это, и какая-то его часть сопротивлялась.

– Ну чё встал? – прикрикнул Жора. – Шевелись давай!

– Витька, помоги Жорику, – подала голос Даша. – Ты ж сам должен понимать, нельзя никак нам засвечиваться.

Она повернулась ко мне, утирая ладонями потёкшую тушь около глаз:

– И ты пойми, Славка. Это теперь наша общая тайна. Ради Витьки хотя бы.

– Я вам в этом не помощник, – сказал я, отошёл и сел на траву.

Что ещё я мог сделать?

Меня мутило и трясло, – даже не столько от того, что случилось, сколько от того, что они намеревались совершить. От того, как легко согласилась с этим Даша. И от того, как Витька, мой давний друг Витька, легко сдался в этой ситуации. И стал выполнять под диктовку Жоры то, чего делать было нельзя.

Жора недобро посмотрел в мою сторону, но ничего не сказал. Видимо, он справедливо решил, что на меня рассчитывать не стоит. Обращаясь к Витьке и Даше, он распорядился:

– На машине туда не повезём, следы будут на лугу. Понесём его с Витькой за руки и за ноги. Даха, а ты аккумулятор тащи.

Потом он подобрал очки старика, запихнул их в карман его жилетки вместе с выпавшими часами. Маску пчеловода напялил на голову убитого со словами:

– Ничего оставлять тут не будем.

Я наблюдал, как Жора деловито обматывает и стягивает верёвкой безжизненное тело старика, и у меня внутри всё сжималось от отвращения. Я видел, как Витька бестолково суетится рядом, пытаясь ему помочь. Как они вдвоём с Витькой поднимают и несут тело, туда, где сверкала водная гладь. Они тащили его долго, с остановками. Хоть старик был худой, но ноша была не из лёгких. Даша понуро плелась за ними, неся в руках увесистый свинцовый аккумулятор.

Поднявшись, издали я видел, как Жора где-то у берега приматывает аккумулятор к ногам трупа. Потом они с Витькой, сняв обувь и закатав брюки, занесли тело в воду за несколько метров от берега – к участку озера, где глянцево блестели заросли кувшинки. И бултыхнули свою ношу в воду. Поверхность заколыхалась, поглотив тело, разошлась лёгкими кругами и успокоилась.

***

Я смотрел, как они возвращаются, и знал: то, что они сделали, и чему я был свидетелем, навсегда провело между мною и ними не переступаемую черту. Они теперь будут жить с этим. А я? Мне что делать? Разве я смогу хранить это в себе?

Наверное, они говорили об этом между собой по дороге назад. Когда они вернулись, Витька и Даша старались не смотреть на меня. Как будто меня не было.