Désenchantée: [Dé]génération

– По качану! – ответил Эрих грубо. – Я тысячу раз говорил, что не собираюсь втягивать Нойерайх в большой геополитический футбол. Ни на чьей стороне. Тем более – на американской. Американская помощь превратила нас в то посмешище, каким мы были до ЕА!

– Американцы вытащили нас из жопы, – сказала Карэн. – В которую Германию загнали ребята вроде тебя. Кончай ломать комедию, Штальманн, без Америки мы долго не протянем. Французы с англичанами сейчас разберутся со своими проблемами и совместно нам ввалят.

– Если мы подготовимся, то не ввалят, – ответил Райхсфюрер.

– Вот и я о том же, – сказала Карэн. – Нам надо на коленях умолять Вашингтон, чтобы они именно на нас сделали ставку. И если для этого потребуется…

– Карэн, ты меня видишь, кстати? – спокойно спросил Эрих.

– Вижу, – ответила та. – Я только видеопередачу блокировала, у меня не прибрано. Эти пронумерованные – такие лентяи! Я считаю, с ними надо пожестче…

– Это хорошо, что видишь, – спокойно сказал Райхсфюрер, а затем, скрутив фигу, ткнул ее прямо под видеокамеру компьютера:

– Собственно, это и по поводу американцев, и на тему унтергебен-менш. И передай Гайзелю, что ему придется исполнять Райхсприказы, даже если после этого у него не останется вообще ни одного целого самолета. Нойерайх выделяет Люфтваффе огромные средства не для того, чтобы дать возможность Гайзелю покрасоваться в форме перед камерами. Я все сказал. Lang lebe die Reinigung!

Не дожидаясь ответа собеседницы, Эрих выключился, после чего сказал лишь два слова, но оба они были непечатными.

София-Шарлотта, которую Брунгильда принесла в перерыве между звонками, и которая успела уже задремать, проснулась и навострила ушки.

– Это не про тебя, – сказал Райхсфюрер собаке. – Тьфу, конечно не про тебя, когда я тебя ругал? Ты у меня девочка умная – в отличие от этой fotze Карэн…

Он встал из-за стола и подошел к собачьему диванчику (пока Райхсфюрер обедал, Брунгильда отодвинула его от стола, чтобы собака приставаниями не мешала Эриху работать). Наклонился, и почесал макушку болонки:

– И никому не скажешь. И ни с кем не посоветуешься. Schei?e …. Ладно, давай собираться – нас ждет Чезаре.

Повязанные кровью

Мобильник в кармане Чезаре буквально разрывался. Сам дон Корразьере к этому факту отнесся стоически: подождал, пока ему отдадут пальто, вынул телефон, посмотрел, кто звонит и ответил:

– Cara mia, надеюсь, это действительно важно. Я как раз собирался отдать дону Энрике твой блокнот, и…

Услышав ответ Пьерины, Чезаре недобро прищурился:

– Где, здесь? Ну-ка, повтори, я должен точно это запомнить.

Вероятно, Пьерина повторила. Выражение лица Чезаре стало волчьим.

– Не волнуйся, дорогая моя. Считай, что он уже собирается купаться. Обещаю тебе. Да, я тебя тоже. Хорошо, позвоню, как закончим. Ну, куда я здесь пойду?! Конечно, в отель, не сомневайся, – и положил трубку. Спрятал мобильник, и достал из того же кармана блокнот в кожаном переплете с застежкой.

– Простите, дон Энрике, – сказал он, раскрывая блокнот. – Тут такое дело… сейчас я этого merdoso найду и объясню, va bene?

Эрих заинтересованно кивнул, вставая из-за стола. Чезаре тем временем листал блокнот – невероятно старомодную штуковину с алфавитом. С тех пор, как мобильник стал привычным даже для жителя какого-нибудь африканского захолустья, необходимость в бумажных телефонных книгах отпала, но их продолжали выпускать небольшими партиями для фриков. Неизвестно почему, Пьерина питала слабость к подобным архаизмам, а Чезаре считал это ее пристрастие милым, и добывал ей всякие раритеты. Блокнотов у Пьерины была целая коллекция, она писала в них перьевыми ручками (еще один анахронизм) или карандашами (которые сейчас использовали только немногочисленные художники, не поменявшие еще мольберт на графический планшет).

В этом блокноте, особенностью которого было то, что в него можно было подкалывать дополнительные листы, если закончилось место, Пьерина дала короткие, но предельно безжалостные характеристики более чем двум тысячам своих знакомых. Некоторые из этих характеристик были всего в пару строк, а самые большие полностью занимали лист с двух сторон.

Именно на одну из таких «расширенных» характеристик Пьерина и указала Чезаре. Найдя нужную страницу, тот поморщился и спросил:

– Дон Энрике, Вы по-французски читать умеете? А то я только на слух воспринимаю, cazzaro… тьфу, простите.

– Давай сюда, – кивнул Райхсфюрер, обходя стол. Чезаре передал ему блокнот, раскрытый на нужной странице.

– А можно вслух? – попросил он. – Мне тоже интересно, что это за фраер. Пьерина говорит, он у вас какая-то шишка…

Эрих, начавший, было, просматривать текст, остановился:

– Что? Стоп, а конкретнее можно? В каком смысле?

Чезаре наморщил лоб:

– Не уверен, что я правильно запомнил. Какой-то комиссар по эстетике и культуре. Она его видела в передаче по головизору.

– Какой комиссар? – голос Эриха стал жестким. – Райхскомиссар, ландкомиссар, штадткомиссар?

– Не помню, – честно признался Чезаре. – Там что-то связанное с Австрией…

– Ну да, Райхскомиссар у нас один, и это Магда, – Райхсфюрер прищурил здоровый глаз. – Австрия, говоришь? Точно Австрия?

– Che cazza, зачем мне врать? – пожал плечами Чезаре. – Австрию она точно упоминала.

– Отлично, – хищно улыбнулся Эрих. – Слушай, я пока почитаю, а ты набери свою жену, и уточни, пожалуйста, что за передача. Хочу сам взглянуть на этого типа, чтобы быть уверенным. Ульрик ван Нивен… интересно, Карэн мне его даже не представила.

И углубился в чтение, а Чезаре принялся набирать.

– Cara mia, – сказал он, когда Пьерина ответила, – дон Энрике хотел уточнить, по какому каналу… хорошо, а что за передача? Как зовут? Ирма, eccelente. Хорошо, передам. Ну да. А, так он rotto in culo, понятно… pezzo di merde, я передам. Читает сейчас. Хорошо, давай, ti amo!

Эрих тем временем перевернул страницу, и продолжал читать.

– Какой канал? – спросил он, не отрываясь.

– Вроде, Райхскультура, – ответил Чезаре. – Что за передача, непонятно, ведет девочка по имени Ирма.

Эрих кивнул, и сделал какой-то непонятный жест. Тут же над столом зависла голограмма бледной молодой женщины с монументальными чертами лица. Чезаре подумал, что она похожа на одну из статуй у входа в Дас Райх.

– Брунгильда, мне надо выяснить, какую передачу на канале Райхскультура ведет фроляйн по имени Ирма, – сказал Эрих.

– Нойекультур, конечно, – ответила Брунгильда. – Ирма Стадлер, очень хорошая девочка. Ее любят многие. Если она что-то не так…

– Нет, – оборвал ее Райхсфюрер. – Когда был последний на сегодняшний день выпуск этой передачи?

– Закончился семь минут назад, – ответила Брунгильда. – Сейчас идут «Небеса достать рукой», только начались. Я думала посмотреть…

– Вот что, – сказал Эрих, – позвоните на канал и скажи, чтобы они выслали мне копию на мой домашний датацентр. А Вам пусть вышлют режиссерскую версию «Небес…», скажите, что я разрешил.

– Спасибо, герр Райхсфюрер, – на губах Брунгильды появилось некое подобие улыбки. – Я бы и обычной довольствовалась.

– Посмотрите режиссерскую, Вам понравится, – улыбнулся Эрих. – Герр Шмидт когда ее смотрел, так хохотал! Хотел сценариста с режиссером на Дезашанте отправить, но я отговорил. Ничего там такого нет, а творческому человеку надо позволять время от времени задирать хвост пистолетом. Но, конечно, смотреть такое могут только проверенные геноссе. Так, я жду файла.

Брунгильда кивнула и исчезла. Эрих обернулся к Чезаре: