Désenchantée: [Dé]génération

Стаффан де Мистура, генеральный секретарь полностью лишившейся престижа и стремительно теряющей всякое влияние ООН, разменял восьмой десяток и подбирался к цифре восемьдесят пять, но выглядел бодро. Эрих уже встречался с ним, когда Германию торжественно исключили из ООН. Вернее, через две недели, когда генсек приезжал узнать, какого черта это никак не повлияло на правительство Нойерайха. Эрих честно сказал герру Стаффану все, что думает о его организации – даже в лучшие годы она была малополезна, а с 90-х годов прошлого века стала вовсе бесполезной. Мнение «мирового сообщества» не повлияло даже на крохотную и бедную КНДР, равно как и не помешало США нанести ядерный удар по Пхеньяну, получить ответный и насмерть рассориться с Китаем и Россией. Теперь три великие страны напоминали ковбоев Дикого Запада, готовых выхватить револьвер и шмальнуть друг в друга, а знаменитые «ядерные часы» застыли в трех секундах от Апокалипсиса. И что сделала ООН, чтобы предотвратить это? Ничего. И, что самое мерзкое – ничего и не могла сделать…

– Я знаю, что Вы хотели встретиться, – сказал Эрих, войдя в приемную своего кабинета и давая ожидавшему там де Мистуре знак следовать за ним. – Но понятия не имею, зачем.

– А, по-моему, не так сложно догадаться, – де Мистура встал, довольно бодро для пожилого человека. – Неужели Вам, герр Райхсканцлер, ничего не приходит в голову?

– Райхсфюрер, – поправил его Эрих. – Я не секретарь, я вождь. Нет, я, конечно, догадываюсь, зачем Вы здесь, но хочу услышать эту бессмыслицу лично от Вас.

– Для Вас мир – бессмыслица? – спросил генсек ООН, заходя в кабинет Райхсфюрера. Эрих вошел первым, и сразу подошел к небольшому диванчику, стоявшему справа от стола. Лежавшая на этом креслице маленькая комнатная собачка, мальтийская болонка, попыталась спрыгнуть ему навстречу, но Эрих не дал ей это сделать – осторожно почесав у нее за ушами и под подбородком, взял животное на руки и ссадил на пол.

– Герр Стаффан, у нас с Вами разное понимание того, что такое мир, – Эрих сел в кресло за большим, кажущимся пустым столом, похожим на чиппендейловский, но с панелью, прикрывавшей гнутые ножки. Собака, тем временем, подошла к генсеку и обнюхала край его брюк. Опираясь на трость, де Мистура с явным трудом нагнулся и протянул к мордочке животного смуглую, покрытую пигментными пятнами, ладонь. Собака обнюхала ее, вопросительно посмотрела на Райхсфюрера, затем вновь обернулась к генсеку и ткнулась в ладонь лбом. Де Мистура провел пальцами по темечку псинки, после чего, тяжко упираясь в трость, выпрямился:

– Чертова старость, – сказал он, глядя, как собака медленно, чуть припадая на левую переднюю лапу, подошла к Райхсфюреру. Тот наклонился и усадил животное на его диванчик, затем указал де Мистуре одно из гостевых кресел. – Спина меня подводит. Хорошо, обзавелся удобной тростью – подарок от одного нашего с Вами знакомого хулигана.

– Не знал, что Вы дружите с хулиганами, – Эрих запустил руку во чрево стола и достал коробку сигар, на сей раз, «Ромео и Джульетта». – Угощайтесь.

– Спасибо, что цикуты не предложили, – улыбнулся де Мистура. – Мой врач говорит, что для меня каждая затяжка может стать последней…завидую Лаврову – на три года моложе, а выглядит так, словно они там в Москве изобрели эликсир вечной молодости. И смалит по-прежнему, сам черт ему не брат.

– Меня Вы, наверно, вообще пацаном считаете? – спросил Эрих вкрадчивым голосом. – Если так, могу сказать в свое оправдание, что за решеткой год за три считается, а я там полжизни провел, так что считайте, что мы ровесники.

– Я не склонен Вас недооценивать, – сказал де Мистура, с тоской глядя на то, как Эрих подкуривает. – Вы показали всему миру, как говорил один лысый подонок, мать Кузьмы. Именно потому я и приехал к Вам. С надеждой…

– Простите, герр Стаффан, – сказал Эрих, выпуская дым, – но, кажется, Ваши надежды не оправдаются. Зачем мне останавливать Конрада… м-м, Райхсмаршала? Через пару месяцев мы выйдем на границу с Россией, и проблема Польши отпадет сама собой. Я уже ищу кандидата на роль Штадтфюрера Генерал-Губернаторства, думаю, герр Швертмейстер вполне подойдет.

– Я не спорю, что у Вас это получится, – сказал генсек ООН. – Но какой ценой, а, главное, зачем?

– Чтобы всякое быдло через границу не лезло, – пожал плечами Эрих. – Герр Стаффан, мне перед Вами неудобно. Может, хотите кофе? С коньяком или с ликером.

– Разве что, просто кофе, – ответил де Мистура. – С молоком и минимумом сахара. Иногда я сам не понимаю, зачем стараюсь продлить себе эту унылую жизнь…

– Вам это неплохо удается, – улыбнулся Эрих. Он что-то нажал под столешницей, и над столом появилось прозрачное изображение его адъютанта. – Хильда, приготовьте гостю кофе. Некрепкий, с молоком и минимумом сахара. И печенье не забудьте.

Брунгильда кивнула и исчезла.

– Согласитесь, герр Стаффан, – сказал Эрих, – не мы начали эту канитель. Но мы ее закончим. Не можем не закончить – сорняки надо выпалывать до единого, чтобы они вновь не выросли. Зачем нам этот бандитский анклав на границах? Да и поляки готовы нам сапоги облизывать за освобождение от своих гостей. Думаю, моя логика Вам понятна.

– Она мне давно понятна, герр Эрих, – сказал де Мистура, и замолк – Брунгильда занесла поднос с кофе и печеньем, поставила на стол перед генсеком и вышла, не издав ни звука. При виде Брунгильды собака Райхсфюрера вяло вильнула хвостом и покосилась на хозяина. – И я не питаю иллюзий на тему того, какой была Польша до того, как ваши войска в нее вошли. Но учтите – башибузуки готовы стоять насмерть, а Вы знаете, что это означает. Они могут даже пустить ваши войска, чтобы жертв было больше.

Де Мистура взял чашечку кофе и отхлебнул, чуть скривившись после глотка, а затем сказал:

– У Марциевича есть минимум три ядерных фугаса.

– Откуда? – удивился Эрих.

– Бывшие немецкие, – пояснил де Мистура. – В двадцатом их перебросили в Бялысток, Жешув и Люблин. Сейчас все три под контролем бармалеев. Кстати, под Люблином есть лаборатория Монсанто.

– Разбомбим нахрен, – пообещал Эрих.

– Но с ядерными фугасами вы так запросто вопрос не решите, – сказал де Мистура. – К счастью, в Польше еще остались здоровые люди… или на них кто-то повлиял из-за океана, хоть я и не пойму, зачем. Короче, я уполномочен передать вам предложение.

– От кого? – спросил Эрих.

– От госсекретаря США Кардина, – ответил генсек. – Сами понимаете, что Варшава всегда танцует под их дудку.

– Варшава наполовину наша, – напомнил Эрих. – Мацеревич и его банда в Люблине.

– Без разницы, – де Мистура энергично тряхнул головой, даже слишком энергично для его возраста. – Кардин готов лично передать Вам гарантии, Вам или кому-то из Ваших людей. Граница будет по Висле. Гданьск можете взять. Жешув и Сталеву Волю не трогайте.

Эрих встал:

– Я не понимаю, – сказал он. – Польша – это нарыв на карте Европы. Это террористический гнойник. Она угрожает всем. Зачем ее сохранять?

– Польша – подушка между Вами и Россией, – сказал генсек, отставляя пустую чашечку. – Лучше иметь такой буфер, чем не иметь вовсе…

– Schei?e , Вы что, верите в эти байки про «агрессивную Россию»? – спросил Эрих. – Россия даже Финляндию и Украину присоединила после долгих просьб с их стороны. А все остальное оставила независимым, хотя предложения и поступали – сербы, например, раз в квартал на весь мир сообщают о готовности стать новым федеральным округом России.

Россия отхватила хороший кусок, ее сфера влияния растянулась от Венеции до Суэца. Они вкладывают деньги в инфраструктурные проекты у соседей-союзников. Путину незачем воевать.

– Вы считаете так, – ответил де Мистура, – Вашингтон считает иначе. Америка уже не та, что раньше, но протянет еще долго, и попортить жизнь вашему молодому государству может.

Его старческая рука словно в размышлении зависла над тарелкой с печеньем.

– Звучит так, словно вы нас уже признали, – ответил Эрих. – Но вы нас не признаете никогда. Вы цепляетесь за замшелые каноны, вы ревностно исполняете букву «прав человека» и закрываете глаза на то, что де-факто, эти права никто, нигде и никогда не соблюдал по сути. Наша политика разделения населения эволюционно целесообразна и максимально возможно гуманна, но вам на это плевать…

– Эрих, – де Мистура взял-таки печенье с тарелочки и посмотрел прямо в глаза Райхсфюреру, – простите, что по-панибратски, но Вы, все-таки, моложе меня на поколение. Эрих, «государство Израиль» в своей политике мало чем отличалось от нацистской Германии, и было значительно хуже вас, но мы его признали. Вы думаете, у вас нет шансов? Они есть, но вам надо показать волю к диалогу. Если завтра вечером ваши армии остановят продвижение вглубь страны, я…мы будем знать, что с вами можно разговаривать.

– Вы и так со мной разговариваете, – буркнул Райхсфюрер, глядя, как де Мистура отправляет в рот печенюшку. – У меня есть одно условие. Данциг должен вернуться домой.

– Если Вы успеете взять его до начала приема в честь дня рождения полудохлого, он ваш, – ответил генсек ООН, вставая.

– Поосторожнее с выражениями, – посоветовал Эрих. – Как я понял, Вы говорите о Фюрере?

– А разве Вы его оцениваете по-другому? – улыбнулся де Мистура. – Вам следует построить для него мавзолей. Тогда, лет через сто, его закопают благодарные потомки, я имею в виду вашего Фюрера. Я надеюсь, мы друг друга поняли.

– И все равно Лавров Вам сто очков вперед даст, – сказал Райхсфюрер с напускной сердитостью.

– Я не конкурирую с богами, – ответил де Мистура. – Рад был повидаться. До скорой встречи, герр Фюрер.

– Я Райхсфюрер! – поправил его Эрих. – Фюрер не стал бы с Вами разговаривать в принципе.

«Банально потому, что полудохлые не разговаривают», – подумал Райхсфюрер, когда де Мистура ушел.

* * *

Проводив Генерального секретаря ООН, Эрих вновь вызвал Брунгильду. Он ничего ей не говорил, но та сама знала, зачем он ее вызывает, и вернулась с небольшим подносом, который поставила на стол Райхсфюреру. На подносе была чашка с крохотными фрикадельками; Эрих принялся кормить собаку, размышляя над дальнейшими своими действиями.

Идея остановить наступление казалась привлекательной. Во-первых, Райхсвер был вымотан предыдущими боями, и пусть потери были невелики, особенно если сравнивать их с польскими (бывшие ИГИЛовцы воевать умели плохо, и даже при численном превосходстве и прекрасном техническом оснащении ухитрялись огребать и бежали, бросая оружие и снаряжение, что было весьма кстати – трофеи шли на вооружение народно-гренадерских частей), но людские ресурсы в распоряжении Райхсфюрера были ограничены, и их следовало беречь.

Не от хорошей жизни Эрих принял программу массового производства боевых роботов. В тех же России, США и Китае боевые роботы использовались лишь как средство поддержки – автономный ИИ существенно уступал на поле боя человеческому. Но у Эриха не было таких людских ресурсов, и даже та полуторамиллионная армия, что была сейчас, сильно давила на экономику только поднимающегося Нойерайха. С финансами у Райхсфюрера не было проблем – он сорвал просто фантастический куш за два года до ЕА, во время крушения биткойновой пирамиды, и удачно конвертировал эти средства в золото, материалы и выгодные инвестиции. Но за деньги нельзя купить людей, а именно люди были критическим ресурсом Нойерайха. Треть населения были пронумерованы, десятая часть – ликвидирована. Из оставшегося числа вычитаем женщин, детей, стариков – и что у нас остается?