– Я сам-то редко выхожу из своего жилища, но деревенские о ком-то подозрительном не сообщали. У нас тут животные привычные для равнин: дикие лошади, антилопы, такины, зайцы, змеи, всяческие птицы, иногда встречаются лисы, подбирающиеся к курам. Никого, кто мог бы так… навредить человеку. – размышлял Хенрик.
– У погибшего есть семья? – уточнил Матьяш.
– Его отец в отъезде, гостит у брата в Тувере, больше никого.
– Небогато на информацию. – вздохнул Матьяш.
– Может, осмотреть дом лесника? – предложил Ганн.
– И что ты надеешься там найти? Записи о том, что за ним следит огромный вервольф? – огрызнулся Габор, ехидно улыбаясь.
– У нас нет других зацепок, пока что, осмотр дома – это хоть какое-то продвижение. – настаивал Ганн.
– Да, Ганн и Габор, идите домой к леснику, осмотрите там все. – согласился Матьяш.
– Он живет… Жил он в третьем доме слева от моего вдоль дороги. Белое здание с сенной крышей, на двери еще деревянная табличка на гвозде: «Не стучать, не звать, дайте поспать». – объяснил Хенрик.
Ганн и Габор встали, поблагодарили старосту и вышли. Бредя вдоль дороги, Ганн неуверенно спросил у компаньона:
– Ты думаешь, это мог быть оборотень?
Габор рассмеялся, вытер слезы с глаз руками и хлопнул Ганна по плечу:
– Ты дурак, если действительно задумываешься об этом. Конечно же нет, это не может быть оборотень, их не существует. Подобными историями пугают лишь дураков и детей, что по совместительству одно и то же, если подумать.
– Почему же не существует? Откуда-то же их образ взялся.
– Ну, люди увидели волков и смогли мысленно скрестить их с людьми, вот тебе и оборотень.
– Ну хорошо, оборотней может и нет, но беролаки могут быть, я общался с людьми, которые видели их в лесах Еловой Лапы.
– Что это за люди такие? Выдумщики. – фыркнул Габор.
– Это люди чести, они не стали бы врать. – оскорбился Ганн.
– Я не назвал их лгунами, я сказал «выдумщики», имея ввиду, что им могло и причудиться. Тамошние леса очень плотные и темные, они могли увидеть простого медведя. В любом случае, беролак – такой же оборотень, а оборотней, как я и сказал, никаких не существует.
– Какой же это оборотень, если он в зверя не превращается?
– А ты не слышал об оборотнях-лисах? Они изначально лисицы, но умеют превращаться в прекрасных дев.
– Но беролаки не превращаются ни в людей, ни в медведей. Они представляют собой нечто среднее всегда. – размышлял Ганн.
– Потому что беролаки когда-то были магами-перевертышами, которые решили испытать судьбу и обратиться в медведя, но застряли в переходном облике навечно. Видишь, магов тоже не существует, поэтому вероятность существования беролака крайне мала. Я бы сказал, что невероятно ничтожна, ничтожнее даже того шанса, что ты смог бы устоять перед оборотнем-лисой с ликом прекрасной девицы.
– Не вижу смысла доказывать тебе обратного, ибо мы никогда этого не узнаем. – сдался Ганн.
– Мы пришли. – сообщил Габор, указывая на табличку на входной двери дома.
В ту же минуту Матьяш Кан беседовал с Хенриком Орбаном. Охотник расхаживал по этажу, рассматривая старые и новые книги, свитки, чертежи уже давно разрушившихся замков, и карты, включая карту Мистрока, ближайшего к нему материка Тарреда и даже всего известного мира. Карта Альзамеры висела на стене за письменным столом, прибитая гвоздями по углам. Она была куда белее, нежели большинство иных карт, поскольку была написана в начале текущего года. Хотя и большинство свежих бумаг выглядело желтовато из-за отсутствия обработки реагентами или бледно-серо-бежевой из-за льна в качестве основного материала производства, в последние годы все большее распространение получала именно белая, изготовленная с применением открытий из области алхимии, которую чаще всего применяли люди высшего сословия благодаря слишком высокой цене. Получилось так, что бумага стала очередным пьедесталом для зажиточных граждан, возвышающим их над бедными крестьянами.
Практически вся бумага Мистрока изготавливалась в Приллфорте, где в Ривернире, крупнейшем городе герцогства, последние сто лет особенно сильно развивалась мануфактура бумажного производства, а до того островитяне пользовались исключительно пергаментом – растянутой кожей телят тонкой выделки, цена которой из-за сложности изготовления и дороговизны обрекала простой люд на всякое отсутствие рукописей в личном пользовании. Пергаменты имелись – и до сих пор имеются – лишь у монахов, которые занимаются переписыванием, и знатных особ.
Матьяш с любопытством изучил карту Альзамеры. На юго-западе расположилась Фаракия, довольно крупный материк с жарким и засушливым климатом.
Восточнее находился Колград, он был вдвое меньше, но его климат был куда более благоприятным в центральных своих регионах и куда более морозным на самом юге. Именно с Колграда моряки привозили уйму всевозможных историй о волшебниках, фантастических существах и магических артефактах, которые, якобы, когда-то давно наполняли этот материк.
Восточнее и севернее Колграда находился Мистрок, остров туманов, древних крепостей, вымерших драконов, умелых мореплавателей и великих поэтов.
Восточнее Мистрока – Тарред. Это был крупный континент со сложным рельефом. В центре Тарреда находилось два небольших моря, окруженных высокими горами и обширными лесами. Северную часть материка покрывали вечные снега, а более южную – прохладная тайга, листопадные леса, степи и луга. Как считалось, одни из первых людей Мистрока пришли именно с Тарреда. Этих переселенцев прозвали вельветами в честь Вельветового (Бархатного) моря, по которому они приплыли.
Последним известным крупным участком суши был Юраурай. Он расположился севернее Мистрока и Тарреда и представлял из себя два «сросшихся» острова Юрау и Урай. Много тысяч лет назад тамошние островитяне враждовали между собой, пока драконы, которые правили во главе Юрау и Урая, не решили объединиться. Драконы-правители иссушили мировой океан, понизив уровень воды, из-за чего между островами образовался длинный перешеек, создавший единый материк.
– Любопытно, не так ли? – Хенрик слегка напугал Матьяша. Охотник полностью отдался в изучение рукописей.
– Сколько лет вы собирали свою коллекцию? – спросил Матьяш.
– Если быть честным, то коллекция не совсем моя. Конечно, последние десять лет я собираю ее сам, но до того я получил ее в наследство от прадедушки, которого я застал живым.
– Ваш прадед – Себастьян Орбан? Я слышал о нем.
– Да, величайший мореплаватель Мистрока. Он первый составил мировую карту, хоть на ней и не было Фаракии. Ему не повезло умереть за неделю до того, как ее открыли. Это было весьма странным чувством для меня. Я грустил больше не из-за смерти дедушки, а из-за того, что он не успел увидеть новой земли.
– Я уверен, после смерти он стал частью стихии воды и узнал обо всех клочках суши, что еще остались за пределами нашего взора. – подметил Матьяш.
– Я надеюсь на это. – улыбнулся Хенрик.
– Давайте вернемся к делу, – попросил Матьяш. – Наш придворный врач подтвердил мои опасения насчет того, что убийцей лесника не является ни один из привычных нам хищников. Вы можете припомнить истории за все годы, что живете в Сибере, о каком-нибудь необычном звере? Такое бывает, что в каких-то изолированных ореолах обитания формируются отличающиеся от других родственных видов существа. Я своими глазами видел семейство кабанов с рогом, как у носорога. Популяция бородавочников много тысяч лет развивалась отдельно от остальных вепрей в котловине посреди Всевидящих гор. Затем благодаря сильному землетрясению образовалось ущелье и зародилась Горная река, дав свободу каждой твари, что обитала в изоляции много лет.
– Да у нас тут равнина до горизонта во всех направлениях, никаких кратеров, никаких котловин. Никаких землетрясений не припомню за свою жизнь.
– Я понимаю, но решил, что это могла быть миграция как раз из мест, где подобное могло произойти. В таком случае зверь не стал бы бродить один.
– Матьяш, сложно подсказать вам о природе искомого зверя, до тех пор, пока вы не обнаружите хоть какие-то улики чтобы подтолкнуть нас в определенном направлении. – сказал Хенрик.
– Бросаться на поиски неизвестного зверя кажется мне слишком опасным. Будь это кто-то поменьше – я бы сразу отправился на поиски с луком наперевес, но не в текущих обстоятельствах. Я надеюсь, получить хоть какие-то сведения.
– Я могу лишь рассказать вам то, что рассказывали всем нам наши матери и отцы, бабушки и дедушки. Истории, которые передаются из уст в уста. Истории о существах, в которых образованные люди предпочитают не верить.
– Я думал, ваш профиль – это реальная история.
– Хронику прошлого любой историк всегда будет воспринимать в кавычках. Любой ученый основывается исключительно на словах других людей, отчего они уже не могут считаться истиной. Вся летопись нашего бытия – это мифы с претензией на достоверность. В приличных кругах доказанную действительность от бабкиных сказок отличает лишь количество лиц, подтверждающих произошедшее. Но общество порой попросту слепо к мелочам, которые их окружают. Зверь, которого вы ищите, действительно может оказаться кем угодно. Вам лучше вооружиться как следует, ибо сказки имеют особенность в неподходящий момент становиться правдой.
Глава четырнадцатая
Анхайт – твердыня соли и ветра
Альфред фон Димаск стоял на просторной террасе, выходящей из его покоев, откуда открывался вид на просторы темноводного Бархатного моря. Где-то там, на востоке, скрывались за горизонтом берега Тарреда, кои не было видно даже с высоты замка Анхайт, расположенного на краю абразионной скалы, Клифа Буревестников, у подножия Всевидящих гор. Покои Альфреда, барона Вастнесса, находились на верхнем ярусе замка. Тут же располагался зал совета, двор приемов, трапезная, жилища придворных, две зубчатые башни: одна с конусовидной черной черепичной крышей; и основные ворота для колесниц. Нижний ярус располагался у самого берега, где волны во время штормов доставали гребнями до столбов с флагами и фонарями. На нижнем ярусе расположился немалых размеров порт, у пирсов которого разгружались и загружались торговые и транспортные парусники. Тут были и быстроходные шхуны, и баркасы, и шлюпы, и выносливые бриги, и тяжеловесные галеоны. Флаги герцогств и баронств со всего королевства развевались по ветру.