Сначала была война

– Ага, первый, – подтвердил Васька. – Мы видели.

Марьин погрозил Коле и Ваське кулаком.

– Не знаю, кто первый, кто второй, но я видела, что вытворял Гусев! – ответила воспитательница. – А ещё от физкультуры освободили! Симулянт! Сейчас соберём педсовет, и будем решать, что с ним делать!

– Делайте, что хотите, – тихо сказал Ромка. – Можете хоть застрелить.

– Что-что?! Ты ещё и дерзить вздумал?!

– Ничего я не вздумывал. Просто мне уже всё равно.

***

На сбор педсовета не ушло много времени. Через полчаса все воспитанники были в так называемом актовом зале. Вход туда был из вестибюля, через дверь в левой стороне.

Актовый зал и правда оказался залом. Не то что обеденный. Как в кино или в театре. Там была и сцена, и белый экран на задней стене за сценой, и «киношные» кресла. Кресла были составлены вплотную около дальней стены, но их быстро расставили рядами и усадили на них «зрителей» – воспитанников. Напротив рядов кресел, почти около сцены, поставили длиннющий стол, за которым уселся весь «педагогический коллектив» во главе с Вячеславом Дементьевичем.

Ромка тоже хотел сесть вместе с ребятами, но ему не позволили. Заставили стоять напротив стола. Стоять было трудно из-за ещё не прошедшей боли. Ромка сказал об этом, но Вячеслав Дементьевич всё равно не разрешил сесть.

– Ничего, постоишь, не барин, – сказал он. – Провинившемуся положено стоять. И нечего врать, что что-то болит, потому что Марина Ивановна видела, что ты вытворял. Если бы болело, не справился бы с Серёжей.

Потом Марине Ивановне.

– Ну, рассказывайте, Марина Ивановна. Что наделал этот негодник?

Марина Ивановна принялась живописать о том, как вор и бандит Гусев чуть не убил высокочтимого «Серёженьку Марьина». Так и сказала:

– Только что я стала свидетелем безобразной драки, которую устроил Гусев. Гусев чуть не покалечил Серёженьку Марьина. Он, наверное, мог бы его даже убить, если бы я не оказалась там вовремя.

– Ничего я не устраивал! – крикнул Ромка. – Он сам первый полез! Птицын и Васькин это видели!

– Гусев, тебе ещё дадут слово! – прервал его директор. Продолжайте, Марина Ивановна.

– А что продолжать? – сказала воспитательница. – Пусть Гусев сам объяснит, почему он напал на Серёжу.

– Хорошо, – согласился директор. – Ну? Что скажешь, Гусев? Почему ты избил старшего товарища?

– Товарища?! – возмутился Ромка. – Фашисты мне не товарищи!

За столом поднялся возмущённый гул. Директор Ромке:

– Гусев! Ты совсем распоясался! Ты знаешь, что у Серёжи и мать, и отец геройски погибли на фронте?! Они сражались с фашистами ради всех вас! Они отдали свои жизни, чтобы вы остались живы!

– Это его родители сражались! А такие гады, как этот, были предателями и полицаями! – ответил Ромка.

Шум за столом усилился, стали отчётливо слышны возмущённые реплики.

– Выбирай слова, Гусев! – прикрикнула на Ромку Марина Ивановна.

– Вот-вот, именно! – поддержал её Вячеслав Дементьевич. – Надо выбирать слова.

– Я и выбираю, – сказал Ромка. – Фашиста называю фашистом, гада – гадом.

– Гусев! Хватит уже! – крикнула из-за «судейского стола» Марина Ивановна. Что за манера обзывать товарищей!

– Я же сказал, что фашисты мне не товарищи! Почему он меня преследует?!

За столом теперь был не просто шум, а самый настоящий гвалт.

– Тише, товарищи, тише, – обратился к «педагогическому коллективу» директор. Когда шум за столом стих, Вячеслав Дементьевич говорит Ромке:

– Во-первых, Гусев, перестань обзывать Серёжу, а во-вторых, скажи, когда это он тебя преследовал?

– Когда?! А с самого начала! Утром! И теперь он сам полез драться! Думал, что большой и справится! Ошибочка вышла! Не справился! Вы спросите у Птицына и у Васькина! Они всё видели!

– Ладно, – сказал директор. – Птицын, что вы с Васькиным видели?

– Всё видели, – ответил Коля. – И как Марьин стал приставать к Роме, а потом полез драться. И как Рома дал ему сдачи, мы всё видели. Правда, Вась?

– Ага, точно, – подтвердил Васька.

– Птицын, Васькин, – сказал Вячеслав Дементьевич, – вы что, не знаете правил? Когда отвечаете, надо вставать.

Коля и Васька поднялись с кресел.

– Ладно, садитесь уж… – сказал им Вячеслав Дементьевич. – Я вас понимаю. Вы хотите выгородить своего нового товарища. Только я вам не верю, потому что хорошо знаю Серёжу.

Потом Вячеслав Дементьевич обратился к «педагогическому коллективу».

– Товарищи, – сказал он, – я всё-таки считаю, что нужно дать Гусеву шанс. Он у нас только второй день. Даже первый. Он не привык ещё к нашим порядкам. Пусть пообещает, что больше не будет устраивать драки, и будет вести себя хорошо.

А стоять Ромке было трудно. Мучила боль, хоть уже и несильная. Из-за этого он уже с трудом понимал, что говорил Вячеслав Дементьевич. Неожиданно Ромка снова услышал голос девочки с летучей повозки:

– Я же говорила тебе, чтобы ты восстановил энергию. Почему не восстанавливаешь?

– Как её восстановить? – тихо проговорил Ромка.

– Просто, – ответил голос. – Взял, и восстановил.

Потом прорезался шум за столом и голос Вячеслава Дементьевича:

– Да, теперь это непросто. Думать надо было раньше. Восстановить репутацию всегда труднее, чем её потерять. И вообще, стой спокойно. Провинившемуся положено стоять, а не вертеться из стороны в сторону?

– Стоять положено провинившемуся? – спросил Ромка.

– Да, провинившемуся, – повторил директор.

– Вот пусть тогда Марьин и стоит, а мне трудно стоять, потому что болит. Сил больше нет.