Письма Ирине. Роман в письмах

Письмо 15. ЛИСТАЯ СВАДЕБНЫЕ ФОТОГРАФИИ

Привет моей Половинке!

Какие дивные стоят дни! Настоящее бабье лето. Сегодня шел из храма по набережной реки Вятки и не мог отвести глаз от всей этой красоты. Кажется, можно бесконечно любоваться ясным и высоким небом, спокойной, хотя и сильно обмелевшей за лето рекой, начинающим желтеть и краснеть Красным бором, который уже через неделю, другую сможет оправдать свое название, а также прозрачными, убегающими за горизонт далями, слегка подернутыми золотом осени. Во всем красота и покой. Тихое и безмолвное житие Бабьего лета.

Кажется, в такие дни совершенно нельзя работать. Можно лишь, не спеша, гулять и обдумывать пережитое, беседовать о чем-то необычном, возвышенном и прекрасном, благодаря Бога за эту осень и красоту. Поэтому так жаль, что сегодня у тебя – шесть уроков, и после них – еще что-то и еще что-то, и так до позднего вечера, который ныне уже в седьмом часу превращается в ночь. Видя это, вспоминаешь, как всего лишь пару месяцев назад, захватив Лаки, мы до полуночи гуляли по улочкам садового товарищества, и наш маленький друг испуганно поджимал хвост и пугался каждого пенька, и все же не просился домой. Как будто понимал, что эти теплые и светлые, почти белые в наших краях ночи не будут длиться вечно.

Вчерашний день мы снова провели на даче. Уже не для того, чтобы позагорать и вдоволь накупаться, но начать подготовку к зиме, к прощанию с садом. Убрали перцы, подрезали кусты, собрали яблоки, скосили траву, вылили воду из бочек, обильно полили яблони и дубок, который я посадил на очередную годовщину нашей свадьбы. А еще мне удалось порадовать тебя последними вишенками, которые, каким-то непостижимым образом нас дождались.

Когда-то Олег Митяев заметил: «Лето – это маленькая жизнь». Как это точно! И вот ты вешаешь на дом висячий замок, спускаешься с крыльца, в последний раз оглядываешься назад и, закрыв калитку на крючок, отправляешься пешком или на машине в новую жизнь по имени «осень». Возможно, живи мы на Кипре или иной Чунга-Чанге, где круглый год лето, мы смотрели бы на это проще. Но жизнь в наших широтах, когда в течение календарного года ты проживаешь целых четыре «маленьких жизни», невозможна без рефлексии. Как и вся наша культура, буквально пронизанная воспоминаниями о прошедшем лете, детстве и любви. И потому я убежден, что «Доктор Живаго» Пастернака и «Зеркало» Тарковского могли быть задуманы, написаны и сняты только в наших широтах.

Но вот о чем я подумал! Если мы в России за год, действительно, проживаем не одну, а целых четыре «маленьких жизни», то наша серебряная свадьба – это вековой юбилей! Уже «сто лет, сто зим» мы с тобой вместе просыпаемся и засыпаем, пьем чай и собираемся на работу, провожаем и встречаем, работаем и отдыхаем, делимся всем, что передумано и пережито. И, знаешь, от этого я ничуть не устал. Напротив, если будет на то воля Божия, хотел бы прожить с тобой еще сто зим и лет до нашей золотой свадьбы и далее, «без остановок». Как говорится, от венца и до конца.

Возможно, ты скажешь:

– Ну, вот разбежался! А ведь сам до сих пор даже не описал нашу свадьбу! Да, да! Я уже начала сомневаться, вообще, помнишь ли ты, что женат? Если нет – я могу напомнить!

Помню, дорогая! Еще как помню! Хотя – если продолжать шутить – мог бы и забыть. Ведь это случилось не только в прошлом веке, но в прошлом тысячелетии! В пятницу 25 августа 1989 года, которая стала днем рождения нашей семьи.

Более того, я помню, как однажды, ты спросила, почему я решил жениться, и я ответил, что мне просто надоело каждый день ездить к тебе через весь город, теряя на остановках и в автобусах целую кучу времени. Конечно, это была шутка, и ты сама знаешь, не можешь этого не знать, что я женился по любви. И все же, как известно, в каждой шутке – лишь доля шутки, а остальное – правда. Мне, действительно, было жаль времени, которое, будь мы женаты, могли бы провести вместе.

Единственное, о чем я тогда жалел – что больше не увижу, как ты машешь мне из окна, когда я иду к автобусной остановке. До самого последнего мгновения, пока твой дом не скроется за кронами деревьев на школьном дворе. Даже сегодня я с легкой грустью вспоминаю эти мгновения, и, быть может, именно поэтому сам люблю, провожая тебя или дочек в школу, стоять в проеме двери и махать вам рукой.

Что же касается нашей свадьбы, то, большей частью, я помню ее по черно-белым фотографиям, которые до сих пор лежат в старом запыленном дипломате, задвинутом за книжный шкаф в Сашиной комнате. Задавшись мыслью, почему до сих пор мы не оформили их в отдельный альбом со свадебными кольцами или голубками на обложке, я подумал – может, потому, что наша свадьба все еще не закончилась, но, спустя четверть века, плавно перетекла в серебряный юбилей и дальше также перетечет в юбилей золотой.

Ну, вот! Опять я размечтался!

Если расположить эти фотографии в хронологическом порядке, то получится любопытный репортаж. На первом из них изображена «группа поддержки жениха» – я, мой дорогой папа Геннадий Михайлович, свидетель на свадьбе Володя Сизов и школьный товарищ Лева Подлевских. Мы только что вышли из подъезда и стоим около свадебной «Чайки», которая в те годы была весьма редкой «птицей». Настолько, что «силки» на нее пришлось расставить чуть ли не в начале лета. Судя по бликам на асфальте, он обильно полит дождем. Что поделаешь, август! Помню, как гости шептали: «Это к деньгам!». Но пророчество не сбылось. Хотя, впрочем, без хлеба мы никогда не оставались.

Мне – 22, меньше, чем сегодня Насте. Папе – 44, меньше, чем мне сейчас. Папа красив, импозантен и счастлив. Видно, что наша свадьба для него – нерядовое событие, о чем напоминает знак «Заслуженного работника культуры», блестящий на лацкане парадного пиджака. Как генеральный спонсор нашего торжества, папа настоял на «Чайке» – лучшей для того времени свадебной машине, «Встрече» – лучшем кафе, а также на том, чтобы на нашу свадьбу были приглашены друзья семьи – знакомые деятели культуры, каждому из которых папа, как режиссер, дал свою роль. Все, что на мне – костюм, рубашка и ботинки – тоже «от папы». Но скромный букет цветов, что я держу в руках – от меня. Тем утром я сам сгонял за ним на городской рынок и купил на честно заработанные в стройотряде деньги.

Что касается моих спутников, они тебе хорошо знакомы. Со временем Володя Сизов стал доктором философских наук, ректором Вятского социально-экономического института. Лева Подлевских – кандидатом исторических наук, подполковником внутренней службы. Вместе со мной, протоиереем и историком, получилось этакое «священно-военно-научное трио». Но это спустя годы, а тогда фотограф запечатлел трех пока еще недоучившихся студентов. И, если бы его фотоаппарат также был рентгеном, то, просветив наши карманы, нашел бы в них только 3 рубля 50 копеек. И уже очень скоро нам предстояло понять, что это – даже в ценах 1989 г. – ничто, но, чтобы объяснить – почему, надо перейти к следующему снимку.

Подъехав к твоему дому и войдя в подъезд, уже у первой ступеньки мы были решительно остановлены «стороной невесты», от имени которой твоя подруга и свидетельница Наташа Шутович объяснила, что отныне каждый шаг наверх будет сопровождаться творческими заданиями и конкурсами. Победил – проходи, проиграл – плати. Вот тут-то мы и хлопнули по пустым карманам и, переглянувшись, твердо решили, что все равно не уйдем и, если что, будем «брать высоту боем».

К счастью, делать этого не пришлось, так как наши скромные сбережения закончились, в аккурат, у дверей твоей квартиры, где снова нас поймал фотограф. Точнее, каким-то непостижимым образом ему удалось поймать тот безмолвный, но необыкновенно мощный «message», который глазами я, буквально, прорычал Наташке: «Пр-р-ропусти!». Думаю, это было первое в истории смс-сообщение отправленное и принятое телепатическим способом. И Наташка уступила. Свадьба была спасена!

На фотографиях, сделанных внутри квартиры, видно, как непросто дались мне эти последние метры – гости уже веселятся, а я стою рядом с тобой, заземлив взгляд и сжав пальцы рук. Так, словно меня прошило ударом молнии. И лишь на следующем снимке, сделанном полчаса спустя, при выходе из подъезда, я почти адекватен и даже пытаюсь улыбаться. Шок прошел.

Вспоминая нашу свадьбу, я настолько увлекся, что достал из пыльного дипломата свадебные фотографии, сел за сканер и оцифровал все сделанные в тот день снимки, а их более семидесяти. Затем листал их на экране монитора, приближал и увеличивал детали, вглядывался в лица, рассматривал наряды и прически, ловил взгляды и улыбки, и, кажется, даже краем уха слышал шум улицы, шелест листвы, голоса и разговоры, окружавшие нас.

Старался вспомнить, кто все это запечатлел, и не смог. Профессионального фотографа мы не заказывали, а из гостей тогда всерьез увлекалась фотографией Люда Черняткина, и, поскольку она запечатлена лишь на одном из снимков, полагаю, что вся эта фотосессия – ее рук дело. Так или иначе, поклон скромному и талантливому мастеру, который сохранил этот день для вечности и при этом остался незаметным. Очень по-христиански.

А день, в самом деле, был удивительный, неповторимый и трогательный, живой и настолько яркий, что это можно почувствовать даже по черно-белым фотографиям. Тем более по видеозаписи, которую мы периодически пересматриваем. Хотя, первоначально сомневались, стоит ли ее заказывать. Поскольку в 1989 году цветной видеомагнитофон еще казался изделием внеземной цивилизации – редким, дорогим и почти недостижимым. По крайней мере, для «простых смертных», не избалованных связями с «капиталистическим миром». И мысль о том, что спустя четверть века мы будем фотографировать на телефон и разговаривать по фотоаппарату, и в каждой семье будет «на нос» по компьютеру, казалась, если не сказочной, то фантастической.

Помню, спустя пять или шесть лет после свадьбы, мы в очередной раз пересматривали эту запись и отмечали, что кого-то нет в живых, другие развелись, с кем-то мы уже давно не виделись. Удивляясь: «Ой, а это кто? Кто этот человек, и что делает на нашей свадьбе? Наверное, интересно будет еще раз посмотреть это видео лет через двадцать?». И вот эти двадцать лет прошли! Так чего же я жду? Пожалуй, сегодня же вечером снова достану эту кассету и покажу тебе.