Письма Ирине. Роман в письмах

Воспоминания о первом лете настолько ярки и свежи, что я даже помню, как ты была одета. Помню, как ты встречала меня на вокзале из стройотряда в розовых спортивных тапочках, белой футболке и зеленой юбке, которая весело раскачивалась из стороны в сторону, когда мы, взявшись за руки, шли по мостовой.

Помню, как ты познакомила меня со своей мамой Юлией Григорьевной, которая казалось такой взрослой, а ведь ей было всего сорок лет – меньше, чем мне сейчас. Я сидел в большой комнате. Мама вошла, улыбнулась, и я сразу почувствовал себя принятым в вашу семью.

«Все! Женюсь!» – пронеслось у меня в голове, и я не ошибся, так как лучшей тещи не найти. Поэтому, когда мужчины шутят про тещу, мне становится неприятно, словно замазался грязью. Конечно, тещи, бывают разные. И все же в этом есть что-то постыдное. Поскольку, если ты любишь женщину, то, как можешь не любить ту, которая дала ей жизнь, вырастила ее и воспитала?

Помню, как, нагулявшись по улицам города, мы долго стояли в твоем подъезде, не в силах расстаться, и старались наговориться так, чтобы хватило до следующей встречи. Когда выше этажом хлопала дверь, мы замирали и прислушивались, а соседи, проходя мимо нас, улыбались и вспоминали, что когда-то они также отирали стены подъезда, и беседа была настолько горячей, что на следующий день… болели губы. Не от слов, а от поцелуев, которыми влюбленные обычно заменяют знаки препинания, и мы не были исключением.

С тех пор, если кто-то начинает разговоры о какой-то «исключительно духовной» связи между влюбленными, я внутренне морщусь от того, что этот кто-то или не знает, о чем говорит, или пытается выдать желаемое за действительное. Такая связь была бы возможна, если бы мы были существами исключительно духовными.

Но это не так. Неслучайно, как справедливо заметил святитель Иоанн Златоуст, даже Причастие Тела и Крови Христовых не является чисто духовным переживанием, чтобы под видом хлеба и вина мы могли ощутить реальность Бога не умозрительно, но также душой и телом – всей личностью, всей совокупностью данных нам сил.

Почему я сегодня об этом вспомнил? Потому что одно из наиболее ярких и глубоких впечатлений тех первых встреч состояло в том, что с тобой я обрел полноту жизни. Чего раньше не было. Нет, я никогда не «лежал на печи» и не слонялся без дела – учился в школе и институте, служил в армии, работал в стройотряде, общался с друзьями, читал книги, смотрел кино, сочинял песни, писал статьи для институтской газеты, фотографировал, играл в КВН. Это было интересно и все же не приносило ощущения полноты бытия. Словно во всем этом участвовала лишь часть меня. Ощущение полноты пришло в мою жизнь именно с тобой и не оставляет меня до сих пор.

Помню, как тем летом, я ждал тебя у пединститута и встретил знакомого студента, без пяти минут выпускника, который настолько боялся школы, что хотел лишь одного – остаться в институте, на любой из кафедр. Что и было ему обещано, если мой друг сдаст «госы» на «отлично». Завтра предстояло сдавать первый из них, и его буквально трясло от страха, а я стоял, слушал и сам себе удивлялся – настолько я был спокоен. Тогда, не выдержав, мой знакомый воскликнул:

– Да, что я тебе объясняю! Тебе же еще два года учиться! Вот будешь оканчивать институт, и тогда ты меня поймешь!».

Помню, я ответил, что дело совсем не в этом.

– А в чем же?» – буквально взорвался друг.

– Просто я влюблен. Я встретил замечательную девушку и недавно сделал ей предложение. В августе у нас будет свадьба!

Надо было видеть лицо этого несчастного! Он скорбно махнул рукой и выдохнул: «Да, ну, тебя!». После чего с видом приговоренного к смертной казни понуро побрел на свою остановку.

Впоследствии, мой знакомый, и в самом деле, был оставлен на одной из кафедр, довольно быстро защитился и был взят на руководящую работу. Что называется, «пошел в гору» и немало в этом преуспел. Однако сколько бы мне не приходилось с ним пересекаться, ни разу я не видел его счастливым, но всегда чем-то озабоченным и недовольным. Как знать? Может, и мой путь мог быть таким же. Если бы не наша встреча. Благодаря которой я приобрел такую полноту жизни, что ее не может дать никакая наука или карьера, а одна только Любовь с большой буквы, в которой только сейчас я начинаю что-то понимать.

Возможно, скептик возразит: «Что же тут удивительного? Вы были молоды. Первые свидания, поцелуи, объятия. Было от чего голове закружиться! Вот и забыл про учебу, а это не хорошо. Ай-ай-ай!». Что на это ответить?

Спорить не буду. Все это было впервые, и ты, действительно, была юна, свежа, легка и хороша собой, и это, конечно не могло не иметь значения. Однако должен заметить, что, во-первых, ты по-прежнему хороша, а, во-вторых, кровать в нашем доме всегда прекрасно уживалась не только с холодильником и микроволновкой, но также с книжными полками, коллекцией любимых фильмов, песен и фотографий – всем, что объединяет супругов.

Помню, как однажды, когда ты была у меня в гостях, и мы, наконец, остались одни, наступил настолько трогательный, я бы даже сказал интимный момент, что я достал… томик стихов Пастернака, чтобы прочитать:

Здесь прошелся загадки таинственный ноготь.
Поздно, высплюсь, чуть свет перечту и пойму.
А пока не разбудят, любимую трогать
Так, как мне, не дано никому.

Эти строки все еще отмечены в сборнике, который сейчас я держу в руках, когда пишу тебе. Я по-прежнему люблю стихи Пастернака и благодарен за то, что, услышав их, ты не стала наигранно закатывать глаза или умничать, а просто попросила: «Почитай еще!». В эту минуту я обрел в тебе друга и дорожу этим до сих пор.

В другой раз я повел тебя на «Жертвоприношение» Андрея Тарковского, фильмы которого бесконечно люблю. Пожалуй, одну из самых сложных его картин. Помню, как по ходу сеанса, то там, то здесь зрители выходили из зала, и я боялся услышать от тебя, если не «Мура! Пойдем отсюда», то нечто подобное. Но ты, как настоящий друг, досмотрела фильм до конца и даже похвалила оператора за интересную работу. Чего, сам я, признаюсь, не заметил и лишь спустя много лет узнал, что в этом фильме, действительно, есть самая длинная в мировом кино сцена, которая снята одним дублем, но за счет искусной постановки кадра обычный зритель этого почти не замечает. А ты заметила! Поразительно! Тем вечером, я понял, насколько мы близки.

    9 августа 2014

Письмо 11. ПОДГОТОВКА К СВАДЬБЕ

Привет засонькам!

Сегодня проснулся пораньше, отправил бабушку Юлю в паломническую поездку в Истобенск и примчался домой, чтобы написать тебе пару строк, так как уже завтра вы возвращаетесь.

Честно говоря, садясь за первое письмо, я совершенно не представлял, что из этого получится. Что вспомнится? С какой степенью подробности захочется и, главное, сможется описать события? Да и сколько их будет, этого я также знать не мог. Словом, никакого плана у меня не было. Все рождалось с листа. И вот: все, что я смог, все, на что хватило времени – вспомнить наши первые встречи, из которых, как дерево из семечка, выросла наша любовь. Однако, пора, если не итожить, то хотя бы добраться до дня нашей свадьбы. Ведь именно ради ее юбилея были задуманы эти письма и, это означает, мне следует поторопиться.

Как я уже вспоминал, предложение я сделал еще в феврале, при встрече в 52-й школе, когда твоя наставница, в шутку или всерьез, сказала о том, что летом ты выходишь замуж. После краткого замешательства – хорошо, что не умопомешательства! – я время велел полкам отойти на запасные позиции, произвел перегруппировку войск, подтянул обозы, и затем, как только стало ясно, что все это еще «вилами на воде писано», решительно пошел в наступление, предложив тебе руку и сердце.

Несмотря на то, что все это выглядело весьма необычно – мало у кого это случается вот так, на первом свидании – предложение было сделано всерьез. Поэтому, ты ответила: «Надо подумать», я, будучи в здравом уме и трезвой памяти, отнесся к твоим словам с пониманием и стал ждать ответа. Однако шли дни и недели, а ты молчала. Наступила весна. Я познакомил тебя с родителями, ты меня – со своими, но по-прежнему молчала. Мы впервые поцеловались и стали встречаться уже не раз в неделю, а почти ежедневно, но ты по-прежнему не отвечала.

Между тем, приблизилось лето, когда, по словам твоей наставницы, все должно было решиться, и я дерзнул напомнить о своем предложении, но в ответ снова услышал:

– Надо подумать.

Это было так неожиданно, что, когда ты увидела мою расстроенную физиономию, улыбнулась и, как-то особенно ласково, по-матерински, произнесла:

– Можно я отвечу через неделю?

– Ну, что же! Лучше маленькое что-то, чем большое ничего, – подумал я и постарался сделать понимающий вид, какой бывает у домашнего питомца, когда хозяин отказывается с ним погулять.

К счастью, молодость отходчива, а любовь понятлива. Вскоре я понял, насколько, с твоей стороны, это было верно. «Идиот! Ботаник! – ругал я себя. – Разве можно делать столь судьбоносное предложение так буднично? Как будто я предлагал не руку и сердце, а рожок мороженого. Только бы Ирина не обиделась!». Но ты не обиделась, а у меня созрел план, с помощью которого я надеялся не только исправить свою ошибку, но и поскорее услышать ответ.

Я пригласил тебя в поход, где на берегу реки Быстрицы, ночью, сидя у костра, под звездным небом, еще раз повторил свое предложение и, наконец, услышал, что ты согласна выйти за меня замуж. Скрепив долгожданный ответ поцелуем, мы решили, не мешкая, известить о наших планах родителей и подать заявление в ЗАГС.

Реакции папы я не помню, а вот мама – врач-невропатолог с тридцатилетним стажем – удивила и даже немного озадачила. Внимательно, выслушав меня, она неожиданно перекрестилась и воскликнула: «Слава Богу! Наконец-то! А то я думала, что ты никогда не женишься». Почему? Это так и осталось для меня загадкой. Да и ладно! Главное, что все обрадовались нашему решению.

Если не ошибаюсь, в поход мы ходили 3 и 4 июня, которые в 1989 году пришлись на субботу и воскресенье, а в ЗАГС пошли уже на следующий день 5 июня, забыв, что по понедельникам он не работает. Но мы не расстроились. «Это даже прикольно, – шутили мы. – Пошли подавать заявление в ЗАГС, а он закрыт. Потом будем об этом вспоминать, да еще расскажем нашим детям!».

Помниться, только мы отошли от дверей Дворца бракосочетания, как в небе что-то сверкнуло, грохнуло, и начался такой ливень, какого в жизни больше я никогда не видел. Вряд ли его можно описать хрестоматийной фразой «дождь лил как из ведра». Скорее – «это было светопреставление»! Сегодня я уверен, что без Николая Чудотворца – а это были его дни – тут не обошлось. Помню, вода по улице Московской лилась под уклон столь мощным потоком, что, в ожидании автобуса, нам пришлось залезть на скамейку, иначе ноги были бы сырыми по самые уши.

Впрочем, так и произошло. Домой мы пришли совершенно мокрыми, но счастливыми и ничуть не жалели о том, что ЗАГС встретил нас закрытыми дверями. Все это было похоже на сцену из старого итальянского фильма о любви, и, порой, мне даже казалось, что где-то на глубине души звучит музыка. Только это происходило не на экране, а в жизни! Теперь я знаю – так выглядит счастье.

На следующий день, во вторник 6 июня мы вновь пришли в ЗАГС и подали заявление о регистрации брака. Позволь мне заметить, что это произошло в день Великорецких торжеств. Хотя тогда мы этого не знали. Свадьба была назначена на 25 августа, и вновь примечательное совпадение – 11 лет спустя, в этот же день, указом архиепископа Хрисанфа я был назначен секретарем Вятской епархии, что многое предопределило. Также на август запланировали свои свадьбы твои подруги: 11-го выходила замуж Оля Кальсина, 18-го – Наташа Шутович. Замыкать же этот «парад невест» предстояло тебе, что сразу напомнило мне историю про трех подруг из фильма «Москва слезам не верит».

Подготовку к свадьбе помню смутно. Лишь помню, что мы старались все делать вместе. Вместе покупали кольца, ездили за туфлями, выбирали фасон свадебного платья и удивлялись, когда на примерке, увидев тебя, швея счастливо выдохнула:

– Ну, слава Богу! Красивая невеста! А то закройщик накосячил и снял такие мерки, что я испугалась, кому такое платье может быть в пору? Вот решила сама вас увидеть и правильно сделала. Теперь будем шить!

И, правда, свадебное платье получилось великолепным. Как ты была в нем хороша! Позже я видел и венчал немало невест, но такого сочетания простоты и элегантности никогда не встречал. Впрочем, в этом легко убедиться, пролистав наш свадебный альбом.

А затем в июле, в самый разгар подготовки к свадьбе, я… уехал в стройотряд в поселок Тылай, где меня уже дожидались пять членов комсостава, двадцать трудных подростков и тридцать километров узкоколейки. Это был тот самый отряд, на собрание которого я шел с тортиком, когда мы так случайно-неслучайно встретились у кинотеатра «Мир».

В первый же день, по пути на работу, наш вагончик, не проехав и нескольких километров, весело спрыгнул с рельсов и, проскакав по шпалам метров сто, перевернулся вверх ногами. Когда это произошло, я стоял в тамбуре, где только что отогнал от открытой двери двух подростков, и сам не понимаю, с помощью каких акробатических трюков остался жив. Если бы меня выбросило на шпалы, вагон размазал бы меня, как кусок паштета по корочке хлеба. Нам всем, по большому счету, повезло, поскольку вагон сошел с рельсов, в аккурат, между двумя озерами. Случись иначе, мы все, просто, ушли бы под воду, но – Бог милостив – мы остались живы, только водитель мотовоза сломал руку.

Как потом выяснилось, механик, отправляя в путь абсолютно новый вагон, забыл снять с него какую-то шайбу, препятствующую раскачиванию, из-за чего тот и спрыгнул с рельсов. Конечно, сам я об этом происшествии ничего тебе не сказал. Проговорился Володя Сизов, наш будущий свидетель на свадьбе, который, навестив тебя, на вопрос: «Как там Саша?» ответил: «Все хорошо! Их поезд сошел с рельсов, но все живы!».

Услышав об этом, ты решила меня навестить и приехала в Тылай, о чем мне напоминает выцветшая фотография, на которой ты в футболке, спортивных брюках и сапогах сидишь на бревнах, наваленных около школы, в которой квартировал наш стройотряд, и даже в этом «casual» -наряде удивительно хороша. Сама юность!

Помню, как на вокзале нас встретила Таня Пенькова, наша общая знакомая:

– Привет! А вы вместе?

– Да, и скоро у нас свадьба!