Письма Ирине. Роман в письмах

Твоя интонация была другой, и этого я, конечно, не мог не заметить. Как и того, как по-домашнему тепло и женственно дышит твоя грудь под тонкой тканью халата, а глаза улыбаются и смотрят по-девичьи чисто, спокойно и ласково. Ты была другой, и все в тебе было другим. Ты была особенной, и остаешься такой по сей день. И я жалею только об одном – о том, что, вернувшись в город, не сразу нашел тебя. Тогда наша любовь и наша семья были бы старше на полтора года.

Еще полтора года любви! Давай не будем вычеркивать их из нашей жизни. Потому что сегодня я понимаю, что полюбил тебя именно тем сентябрьским вечером. С первого взгляда и первой улыбки. Хотя тогда был слишком самонадеян, тщеславен и глуп, чтобы в этом признаться.

Да, и что я мог знать о любви, которая представлялась мне лишь приятным бонусом к обычной жизни, полной земных планов и забот. А планов было громадье! Я только что вернулся из армии, и потому многое пришлось начинать, как говорится, с чистого листа, в том числе в личной жизни. Недолго думая, я «пошел по старым адресам» и лишь через год смог понять, что «Жанетта, Жоржетта и Анетта», как не ждали меня прежде, так и сейчас мне не рады.

Помню, как в этот период, может, через месяц или другой после той нашей первой встречи, судьба снова свела нас в старом корпусе пединститута, на втором этаже, у дверей библиотеки. Ты была не одна, но с лучшей подругой Наташей Шутович, которая, без умолку, говорила. О чем – этого я не помню. Видимо, Бог закрыл мне уши.

Да я и не слушал. Хотя старался ничем не огорчить твою подругу и потому делал вид, что весь во внимании. На самом же деле, краем глаза, я все это время я смотрел на тебя. Точнее, любовался тем, насколько красиво и выразительно ты молчала, и вдруг почувствовал, что ты молчишь не одна. Мы молчим вместе. Так словно мы уже давно знакомы. Как будто, мы шли по коридору, встретили твою подругу и вот стоим, слушаем ее веселое щебетание и делаем вид, что оно нам интересно, а, на самом деле, ждем, когда она закончит рассказ и побежит по делам, а мы снова останемся вдвоем, что и надо влюбленным.

Наташка сказала что-то смешное. Мы рассмеялись и, когда наши глаза на секунду встретились, я каким-то седьмым или девяносто седьмым чувством неожиданно понял, что ты также не против такой развязки этой неожиданной встречи. Но тут Наташка вспорхнула с подоконника и, наскоро попрощавшись, улетела в библиотеку, захватив тебя с собой.

Жаль! Потому что еще минута, другая, и наша любовь могла бы стать старше! Впрочем, если я ошибаюсь, и ты тогда не придала этой встрече никакого значения, знай, что, по крайней мере, для меня она стала важной. Если бы не она, быть может, год спустя я так и не решился бы окликнуть тебя на улице у кинотеатра «Мир».

P. S.

Уже третий час вы с Настей в небе. Наверное, где-то над Турцией или Средиземным морем. Скоро ваш самолет будет снижаться. Затем самый волнующий момент – посадка. Помню, когда мы пять лет назад мы приземлились в Париже в аэропорту Шарля де Голля, весь самолет аплодировал, и мы тоже. Вот и сейчас я сижу и жду, когда от вас придет смс-ка с коротким, но таким ожидаемым: «Мы прилетели. Все хорошо».

Ну, вот, наконец, сообщение от Насти: «Папуль! Все хорошо! Это особые ощущения. Нереально круто. Я справилась. Мчимся за чемоданами. Целуем. Мама держалась». Слава Богу!

    27 июля 2014

Письмо 2. НАШЕ СРЕТЕНИЕ

Радость моя!

Вот и новый день. Точнее, вечер. Днем мы с папой ездили в Котельнич и, наконец, у меня появилось время написать новое письмо. Догадайся, что я сделал? Я взял ноутбук, очки, наш белый садовый стул и уселся прямо под яблоню. Так чтобы видеть входную дверь и солнце, которое впервые за несколько дней садится не в тучу, даря надежду на солнечное завтра. А я вспоминаю тот вечер и ту встречу, с которой когда-то мы согласились вести отсчет нашей любви.

Это случилось вечером 15 февраля 1989 года, на праздник Сретения Господня, название которого означает встречу, но тогда мы этого не знали. Мы встретились у кинотеатра «Мир», название которого по-гречески звучит «Айрин» – «Ирина». Но задумался над этим я только вчера, когда писал первое письмо.

Была среда. Пять или шесть часов вечера. Уже стемнело. Крупными хлопьями падал снег. Я шел по улице Ленина, с тортиком в руке, на встречу нашего ОСиПа (отряда студентов и подростков), и вдруг, на перекрестке с улицей Коммунистической (ныне Орловской) увидел тебя.

Ты шла навстречу в легком зимнем пальто, бодро и легко, заснеженная, юная и красивая. Но – о, ужас! – ты была не одна, а с высоким молодым человеком. Сегодня после этого предложения я ставлю всего лишь один знак восклицания, но тогда, поверь, я поставил бы их целую кучу – настолько я был потрясен и ошарашен.

Все, что случилось дальше, от силы, заняло десять секунд и со стороны могло показаться учтивой и спокойной беседой. На деле же было иначе, и, чтобы объяснить, что происходило в моей душе, сегодня я впервые попытаюсь по памяти воспроизвести наш разговор, сопроводив его мыслями, что роились в моей душе:

Я: Привет!

Кто с ней? Друг? Жених? А может однокурсник? Какой там однокурсник, если она учится на факультете начальных классов, а там пацанов, отродясь, не было! Ну, что, Балыбердин, получил? А так все хорошо начиналось!

Ты: Привет! Куда-то спешишь?

Я: Ага, на встречу стройотряда. Мы с ребятами тут по соседству собираемся.

А что, если это муж? Ведь, пожалуй, с последней нашей встречи прошел уже целый год. За это время не раз можно замуж выйти! Но, если это муж, почему тогда она со мной заговорила, и так хорошо, так искреннее мне улыбается? Нет! Похоже, что не муж. Ну, тогда еще не все потеряно!

Я: А вы гуляете?

Ты: Да, вот, гуляем.

Как-то она об этом слишком спокойно сказала и даже не посмотрела на него совсем. Нет, точно, не муж! Похоже, что и не жених. Да она определенно рада меня видеть! Ну, Балыбердин, не тяни, действуй!

Я: Как прошла сессия? Уже вышли на учебу?

Идиот! Нашел, о чем девушку спросить! А парень и, правда, какой-то странный. Может, все-таки однокурсник?

Ты: Нет, у меня сейчас педпрактика, в 52-й школе.

Я: Здорово!

Почему «здорово»? Может, и не «здорово» совсем? И все же, какая она особенная, какая-то февральская. Я бы даже сказал, весенняя!

Ты: Мне тоже нравится, и учительница, у которой я практику прохожу, тоже хорошая.

Я: Тогда желаю успеха!

Ты: Спасибо!

И снова, как хорошо, как искреннее она улыбнулась! Как жаль расставаться! И у меня эта встреча отряда, как не вовремя! Может ее пригласить? А куда девать этого долговязого? Стоит, ногами перебирает, как скакун перед забегом. Что же делать?

Я: Ну, я побегу? Ребята ждут! До встречи!

Ты: Пока и тебе с друзьями тоже хорошего вечера!

Сейчас я улицу перейду и обернусь. Если она тоже обернется, значит, я ей интересен. Тогда завтра же поеду в эту самую 52-ю школу и найду ее, а там – будь, что будет.

О том, что произошло дальше, я никогда не забуду. Через десять лет об этом Максим Леонидов споет: «Я обернулся посмотреть, не обернулась ли она, чтобы посмотреть, не обернулся ли я?». Как будто он стоял где-то поблизости, на нашем перекрестке и был свидетелем нашей встречи!

Перейдя на другую сторону улицы, я обернулся, и увидел, что ты также обернулась и приветливо помахала рукой, и я тоже помахал тебе в ответ. В эту секунду где-то высоко-высоко и далеко-далеко, в каком-то пока еще неведомом нам, но самом главном измерении вдруг что-то произошло. Как будто кто-то переставил стрелку на железнодорожных путях, и соединил наши судьбы.

Навсегда.

    28 июля 2014

Письмо 3. ОДНА МАЛЕНЬКАЯ ИСКОРКА

Здравствуй, Солнышко!

Ну, вот и я тоже на Кипре! Жара! Нет, не зря вчера солнышко село не в тучу! И вот легким движением той же самой руки, что когда-то соединила нас, сегодня Вятка превратилась в Кипр, Черное озеро – в Средиземное море, елки – в пальмы, наш сад – в пляж, а я, должно быть, скоро превращусь в курицу-гриль. Если через пять минут не слезу с поставленного посреди участка стула, и не спрячусь в садовом домике. Как вы там, мои хорошие? Есть ли, где спрятаться от кипрской жары?

Вчера я вспоминал, каким было наше Сретение. Быть может, кто-то скажет, что все это похоже на кино, и в жизни так не бывает, в ней все намного прозаичнее – шел, увидел знакомую девушку и перекинулся с ней парой слов. Да, бывают и такие встречи. Только, что буднично начинается, также буднично и заканчивается. В то время как настоящая встреча – это всегда маленькое чудо. В ней обязательно присутствует нечто неземное и волшебное, какая-то искра Божия, от которой и загорается пламя настоящей любви.

Это уже затем, позже, влюбленные могут раздуть это пламя в пожар страсти, зажечь от него домашний очаг, превратить в огонь маяка, способный светить даже в самый сильный шторм. Причем, не только им одним, но также другим людям. Вот что может всего лишь одна маленькая искорка! Но, если ее нет, то не будет и ничего остального. Потому что, сколько не дуй на старое обуглившееся полено, вынутое из чужого, давно погасшего костра, оно не разгорится.

Поэтому, когда я написал, что в тот февральский вечер кто-то невидимый передвинул стрелку на наших жизненных путях, поверь, в моих словах не было преувеличения. Поистине так и было! Потому что в ту секунду, когда ты обернулась и помахала мне рукой, я не только увидел, но всем своим существом ощутил, как между нами проскочила та самая искра, из которой затем родилось все, чем мы дышим и живем.

Возможно, ты спросишь, жалею ли я о чем-то сегодня, спустя четверть века после той судьбоносной для нас встречи? Да, представляешь, жалею! Желаю о том, что в тот момент, когда ты обернулась, и наши глаза встретились, я должен был крикнуть, что люблю тебя, но не посмел. Может, постеснялся твоего долговязого знакомого, а, может, просто, еще не знал, что такое любовь? Поэтому, чтобы исправить эту досадную ошибку, прямо сейчас я встану со стула, наберу в легкие больше воздуха и крикну на все сады. Так громко, чтобы на далеком, расплавленном от жары Кипре ты смогла меня услышать: «Я люблю тебя, Иришка!».

    29 июля 2014