Письма Ирине. Роман в письмах

Письмо 4. С ЛЕГКИМ ПАРОМ!

Снова жара!

Представив, какие по возвращении с Кипра вы будете красивые и загорелые, я тоже решил не отставать – разложил на садовой лужайке стул и подставил грудь лучам палящего солнца – кстати, того же самого, которое сейчас утюжит Кипр, пляж Лимассола и вас на нем. Ох! Мне хватило полчаса, чтобы убежать в спасительную тень. Как вы там все это выдерживаете? Не обгорели? Помнишь, как в Евпатории мы «жарили» капусту на обгоревшей Насте? Надеюсь, что до этого не дойдет. Берегите себя!

Вчера, засыпая, вспомнил о том, что до той февральской встречи у кинотеатра «Мир» мы все же несколько раз виделись мельком на репетициях институтского хора. Помнишь?

Пединститут, ты на-а-ш отец!
Ты – связь времен и поколе-е-ний.
Единство судеб и сердец.
Тебя венчает имя Ле-е-нин!

Помню, как на одной из репетиций, стоя на станках, я искал тебя взглядом и, когда нашел, от неожиданности, чуть было, не рухнул на пол вместе со всеми баритонами, которые, как и я, не столько пели, сколько шныряли глазами по сторонам, разглядывая незнакомых и знакомых девчонок. Помню, заметив тебя, я был огорчен тем, что ты так и не посмотрела в мою сторону. «Эх, дороги! Пыль да ту-у-ман!».

Спустя пару месяцев наш хор выступал на сцене областного драматического театра в концерте, посвященном Дню Победы. Методом исключения, могу предположить, что это было в начале мая 1988 года. В ожидании выхода на сцену, мы с Игорем Хоробрых прогуливались по коридорам в служебной части здания и за очередным поворотом неожиданно столкнулись с тобой и вездесущей Наташей Шутович.

Не успел я прийти в себя, как Гоша, который, как ты помнишь, сильно заикался, без малейшей запинки выпалил: «Привет, девчонки!» и тут же начал куда-то вас зазывать и приглашать так, словно вы были уже давно знакомы. Твоей реакции не помню, но Наташка была весьма приветлива. Впрочем, как всегда. Не помню, удалось ли Гоше о чем-то с вами договориться, но вывод для себя я сделал примерно такой: «Шурик! Пока ты спасаешь трудных подростков от влияния улицы, другие времени не теряют. Смотри, чтобы не остаться в одиночестве!».

Отчего же я не перебил друга и не пригласил тебя на свидание? Может, потому что в этот момент кто-то другой шепнул мне на ухо: «Ничего, ничего! Вот этим летом съездишь в стройотряд и уже тогда…». А может потому, что, вернувшись из армии, я еще не обошел все старые адреса, и мое сердце было все еще занятой очередной несбывшейся надеждой? Или же я почувствовал, что и твое сердце тоже занято? Или потому, что, только я собрался открыть рот, как нас позвали на сцену? Не помню, но факт остается фактом – эта мимолетная встреча тогда так и не переросла в нечто большее.

Наверное, так и должно было произойти, чтобы следующей зимой, встретившись на заснеженном перекрестке, мы оба захотели оглянуться и помахать друг другу рукой. Так или иначе, но именно с этого момента я начал действовать, бороться за нашу любовь. Причем с такой прытью, которой сам от себя не ожидал.

Не помню, по какому уже поводу, а, может, и вовсе без повода, на следующий день после «исторической» встречи у кинотеатра «Мир» мы с однокурсниками пошли в баню у Центрального рынка. Была у нас такая традиция. Напарившись в сауне и накупавшись в бассейне, чистый и весь такой праздничный, лучистый я вышел на крыльцо заведения и увидел, как к остановке подъезжает 38-й автобус. Прыгнув в него с разбега и заняв место у окна, через пару остановок я понял, что вряд смогу из него выйти. По крайней мере, до ЦУМа – так сильно он был утрамбован.

Возможно, случись это после лекций или семинара, тогда, уставшим и раздраженным, я стал бы решительно прокладывать путь к выходу и, наверняка, добился бы своего. Однако ныне ситуация была другой – я ехал домой после бани, свежий и чистый, благостно настроенный, согретый мятным чаем, доброжелательный и спокойный, и мысль о том, что, ради выхода из автобуса, через минуту другую я должен буду превратиться из буддистского монаха в нападающего сборной Англии по регби, меня ничуть не грела. Добавь к этому яркое февральское солнце, которое светило совсем по-весеннему и через пару остановок совершенно разморило меня, сидящего у окна в теплой искусственной шубе и зимней шапке.

«К чему торопиться? – Подумал я. – До ЦУМа? Так до ЦУМа!». И в то же мгновение меня буквально пронзила мысль, от которой я чуть, было, не подпрыгнул. Я вспомнил о тебе! Нет! Со вчерашнего вечера я ни на секунду не забывал ни о тебе, ни о твоем долговязом спутнике и, возможно, во сне даже грозил ему кулаком. Но теперь у меня родился план!

Я вспомнил, что ты проходишь практику в 52-й школе, а мой автобус идет именно туда, на проспект Строителей. Кстати, главные герои «Иронии судьбы» также жили на улице Строителей, помнишь? «Ну, вот и прекрасно! Если повезет, встречу Ирину, а, если нет, то вернусь домой, – подумал я, окончательно проснувшись. – В любом случае, хотя бы узнаю, что за тип вчера ее провожал?». И, чем дальше я ехал, тем больше мое сердце наполнялось решительностью и надеждой.

Подъезжая к школе, я был уже почти уверен в том, что ты неслучайно назвала ее номер. «Видимо, Ирина, надеется, что я приеду и найду ее!», – заключил я, входя в фойе школы, и только тут заметил, что рабочий день давно окончен, и в школе нет ни детей, ни учителей. «Ничего, ничего! Практиканты часто остаются после уроков. Может, Ирина тоже задержалась, и нам удастся поговорить?», – попытался я себя ободрить. А дальше произошло еще одно чудо, о котором я напишу завтра.

    30 июля 2014

Письмо 5. ВЫХОДИ ЗА МЕНЯ1

И снова, здравствуй!

Продолжаю.

Побродив пять или десять минут по пустой школе, я уже собрался идти домой. Вдруг, вижу, как из противоположного конца фойе мне навстречу идет женщина, примерно пятидесяти лет, с портфелем в руке. Решив, напоследок, попытать счастье, я спросил: «Моя знакомая Ирина, студентка факультета начальных классов, проходит здесь практику. Не подскажите, где я могу ее найти?». На что женщина ответила, что она и есть та самая учительница, с которой ты работаешь, сейчас закрываешь кабинет и скоро пойдешь домой. Что и произошло – не успела она об этом сказать, как я увидел тебя, идущей по школьному фойе нам навстречу. Ну, разве это не было чудом? Однако оказалось, то настоящие чудеса еще впереди.

Ты была восхитительна – юна, свежа, доброжелательна и, как мне показалось, рада меня видеть. Помню, ты спросила, как я тебя нашел, и в ответ я сморозил какую-то глупость, вроде: «Друзья попросили купить воздушных шариков. Я поехал за ними в магазин „Товары для молодежи“, и, приехав (это на другой конец города-то!) вспомнил, что твоя школа недалеко и вот, решил заглянуть». «Вот и хорошо! – ответила ты. – Сейчас я сдам на вахту ключ от кабинета, и мы вместе пойдем в магазин за шариками». «Отлично!» – воскликнул я, удивившись, что ты поверила моим словам.

Ты упорхнула, а я остался с твоей наставницей, которая, проводив тебя взглядом, заметила:

– Какая хорошая девушка Ирина! – После чего произнесла слова, от которых я, чуть было, не впал в кому. – А вы знаете, что она летом выходит замуж?

Когда, спустя минуту, ты возвратилась с вахты, я смотрел на тебя уже совсем другими глазами – глазами малыша, у которого в разгар праздника взрослые отобрали самый красивый и быстрый паровозик.

Дорогу до магазина я не помню. Мы о чем-то болтали, и я, скорее всего, нес какую-то чушь про шарики. Я даже не помню, купили мы их или нет. И все же, где-то на глубине души все же теплилась надежда на то, что твоя наставница что-то напутала. Я думал примерно так: «Если Ирина летом выходит замуж, то почему со мной она так приветлива? Какие-то нескладушки получаются!».

Поэтому, когда мы запрыгнули в автобус и, наконец, впервые оказались так близко друг к другу, я спросил, что называется, в лоб:

– Учительница сказала, то летом ты выходишь замуж. Наверное, за того долговязого, с которым вчера я тебя встретил?

Ты в ответ рассмеялась, сказав, что теперь понятно, почему мое настроение так резко переменилось, а что вчерашний знакомый совершенно не причем.

– Тогда за кого? – не унимался я.

Ты улыбнулась:

– А вот об этом еще надо подумать.

И тут я выпалил первое, что пришло мне в голову:

– Выходи за меня!

Это не было шуткой и сказано было, хотя и с улыбкой, но совершенно серьезно, как говорится, «в здравом уме и светлой памяти».

– Тогда нам надо бы познакомиться поближе, – неожиданно ответила ты.

– Без проблем! – ответил я, еле сдерживая желание заорать на весь автобус что-нибудь сумасшедшее-радостное. – Тогда в шесть вечера встречаемся у кафе «Полянка», там и познакомимся. Идет?

И ты согласилась!

Ошарашенный открывшимися перспективами, с трудом владея собой, я вышел на остановке у Театральной площади, а ты поехала в Чижи, чтобы выдать стипендию однокурсницам и была… оштрафована кондуктором, так как забыла оплатить проезд. Впервые и единственный раз в жизни. Когда вечером мы встретились у «Полянки», и, рассказав об этом, ты показала мне выписанную кондуктором квитанцию, я понял – это взаимно. Мы любим друг друга! Купидон не только не промахнулся, но умудрился пронзить нас одной стрелой! И так, пронзенные одной стрелой, мы живем уже двадцать пять лет. И это самое главное чудо!

    1 августа 2014

Письмо 6. КРАСИВАЯ ИЛИ СИМПАТИЧНАЯ?

Если бы ты знала!

Как радуют меня забавные смайлики, которыми ты заканчиваешь свои смс-ки с Кипра! Вроде бы, пустяк, а приятно. Может быть, потому что в этих смешных рожицах нет никакого пафоса, которого мы оба не любим. Правда, если быть точным и употреблять греческое слово «pafos» в его изначальном смысле – «страсть», то такого пафоса в них, хоть отбавляй. По крайней мере, я это чувствую весьма остро и сожалею, что сам не могу порадовать тебя какой-нибудь смешной рожицей. Впрочем, надо бы повнимательнее поковыряться в моем стареньком телефоне. Вдруг и он полон этой желтой ребятни?

Писал об этом и вспомнил случай, который имел место в самом начале нашего знакомства и уже давно стал в нашей семье, что называется, «притчей во языцех». По крайней мере, ты о нем вспоминаешь с завидной регулярностью. Из чего я уже давно сделал вывод, что он тебя ничуть не расстраивает.

Как-то раз, уже не помню при каких обстоятельствах, я назвал тебя красивой, а затем, подумал и заключил, что ты скорее не красивая, а симпатичная. Господи, помилуй! Разве можно говорить нечто подобное юной, впечатлительной и, действительно, красивой девушке! Ведь после такого ляпа, неловко слетевшего с языка, бывает, распадаются не только семьи, но и целые государства. Если, например, жена из другого племени.

Бывает, что даже горячо любящие люди не всегда могут выразить свои чувства адекватно, чтобы, не дай Бог, между ними не прошла трещина, которая с годами способна превратиться в пропасть.

Особенно, в этом отношении опасны первые дни, недели и месяцы, когда влюбленные еще только узнают друг друга. Какое счастье, что тебе всегда хватало ума и терпения, чтобы покрыть мои благоглупости любовью! Тем более что, назвав тебя симпатичной, я вовсе не хотел сказать о том, что ты – некрасивая.

Солнышко мое! Возможно, степень развития моего эстетического вкуса не настолько велика, но, поверь, она вполне достаточна для того, чтобы, выбирая спутницу жизни, я помнил о красоте. Назвав тебя симпатичной, я имел в виду нечто другое, а именно то, что подлинная, объективная красота – не от мира сего, а Божья. Так, читая Евангелие, нельзя не поразиться тому, насколько красив Христос, или, вглядываясь в созданный Богом мир, не заметить, что он также объективно красив – восход солнца, осенний лес, лазурное море, плывущие по небу облака и т. д.

Что же касается человеческого суждения о красоте, то всегда субъективно, поскольку выражает мнение субъекта, пытающегося объяснить, почему красива именно эта чашка, эта картина, эта машина, эта женщина. Так у некоторых африканских племен принято считать красивой женщину, тело которой испещрено татуировками или специально сделанными шрамами, а в нижнюю губу вставлена деревянная тарелка. Причем чем эта тарелка больше, тем, будто бы, эта женщина более красива. Жуть!