Реактивный авантюрист. Книга первая. Обратная случайность. Книга вторая. Реактивный авантюрист

Родион Алексеевич приоткрыл окно, закурил и, помолчав, продолжил:

– Я к чему всё это рассказываю. Вовсе не из желания потрепаться о светлых годах детства, хотя оно и в самом деле было светлым, вспоминать приятно. Это чтобы вам было понятно, как складывался мой характер и из чего. Не зная этого, про меня можно думать чёрте что. Окружающие всегда видели во мне всё, что угодно, но не меня. Приписывали способности, которых у меня не было, и ждали от меня того, чего я не мог дать. А, честно говоря, я и сам сравнительно недавно понял, кто я есть. Да толку-то? Железно сказано: «Судьба человека в его характере».

Что есть характер? Некий набор врождённых качеств плюс привитые в раннем детстве стереотипы образуют своего рода психологический скелет, который со временем обрастает жизненным опытом. Этот скелет сломать, наверное, можно, а вот изменить?.. У животных тоже имеются характеры. Основные типы – лидеры-вожаки и подчинённые. В высокоразвитых стаях есть ещё парии. В каком-то смысле характер лидера можно считать векторным, направленным, а прочие – скалярными. Человеческие характеры также исходят из этих животных типов, но разумное начало, накладываясь на них, создаёт как бы новое измерение, объёмность, где линейность, однозначность вектора расщепляется, подобно свету в призме, и проявляется в многозначности форм. Векторные характеры в большинстве проявляются с детства и руководят действиями человека. Вот говорят иногда, что человек не на своём месте, мол, попал на него случайно. Чепуха. Я уверен, что каждый человек находится там, где ему определено быть его характером. Роль случайности тут иная. Если человек родился с характером президента, то лишь случайности помешают ему занять этот пост. И он не успокоится в душе никогда, и по мере возможности будет стремиться к цели. А главное – никогда не станет рядовым исполнителем. Как правило, в характере больших и не очень начальников всегда присутствует в явном или замаскированном виде животное стремление к лидерству. Для людей с творческим вектором лидерского характера тупое стремление к власти не имеет ценности. Поэтому от века нами управляют солдафоны и карьеристы, а не философы. Творцы реализуются в самых разных сферах. Склад характера направляет человека стать композитором, художником, артистом, космонавтом, экскаваторщиком, учёным, писателем, чемпионом по шахматам или бегу.

Но большинство населения составляют рядовые исполнители, и это во благо. Именно от них зависит стабильность любого общества. Довольно трудно представить общество из одних лидеров, всеми силами рвущихся к власти и прочему. Еще Платон предлагал для благоденствия государства изгонять из него поэтов. В его словах имеется определённая логика.

Исполнителей отличает отсутствие стремления к какой-либо абстрактной цели. Он привязан к конкретности бытия. И это есть свойство характера. В нём нет того внутреннего посыла, направляющего действия для достижения чего-либо, выходящего за рамки простого жизнеобеспечения. Этот внутренний стимул не зависит ни от ума, ни от образования, то есть кандидат наук может быть исполнителем, а полуграмотный Филька Косой из подворотни лидером. Исполнитель, не имея собственных мотиваций, с удовольствием пользуется чужими и в социальной жизни комфортно устраивается, передав право решений лидерам. В быту, за неимением иного, возводит животные стимулы к питанию и размножению в ранг социальных ценностей и ревностно их исповедует. И это нормально. Хороший пример исполнителя – подкаблучник. Однако можно быть подкаблучником не только у жены, но и у начальника, и у чего угодно.

Масса исполнителей вовсе не однородна. В ней есть россыпи «спящих», людей, у которых по разным причинам творческие и прочие лидерские способности имеются, но не проявляются. Но под влиянием чего-то эти люди иногда как бы просыпаются. В один прекрасный день тихий алкаш вдруг бросает пить, плюёт на устоявшийся быт и семейные ценности и начинает строить вертолёт или уходит проповедовать какую-нибудь религию.

У меня был приятель Толя, работавший инженером на одном задрипанном предприятии. Звёзд с неба не хватал, негулящий и непьющий, он тянул лямку простого семейного благополучия. Но однажды я встретил его жену в растрёпанных чувствах и спросил о причине. Расплакавшись, она поведала, как накануне Толя собрал чемодан и заявил, что бросает всё – семью, работу, и начинает новую жизнь. Оставив жене и сыну дом, деньги, машину и всё нажитое, он ушел в чём был, и больше его не видели. Она не могла этого понять, ведь не было скандалов, да и других поводов не было тоже.

Спустя время, я встретил Толю на базаре в соседнем районе. На пару с дебелой молодухой, которую он представил женой. Без всякого стеснения они торговали оренбургскими платками. Глаза его сияли, он явно был доволен жизнью, о чём открыто мне похвастал. У Толи открылся талант дельца. Расторговавшись, он удачно занялся финансами и сейчас владеет банком в Воронеже.

Характер и дарования не всегда совпадают. Удручает, когда явно одарённый человек не использует свой талант. Да, у него характер исполнителя. Не менее удручающее явление обратного порядка, когда балбес добивается учёных званий. С этой точки зрения графоманы, например, есть яркие творческие личности, но бедные талантом. А среди печатающейся братии полно исполнителей.

Или вот ещё печальное явление, когда рьяные родители пытаются сделать из ребёнка звезду или гения, то бишь лидера. Иногда бывают и попадания, но ведь большинство людей исполнители, и насильно делать из них лидеров занятие трудное и чаще всего безрезультатное. Это давление на формирующийся характер не всегда кончается благополучно.

Или вот, например, революционеры. Это – характер. Характер лидера, но с обратным знаком, антипод творца. У творцов характер даёт посыл к созиданию, у революционеров к разрушению. А иными они быть не могут, и причины этого в области психиатрии. Все революции, радикальные реформы и перестройки начинаются с главной фазы – разрушения существующего. Иначе это не революции. Конечно, революционеры обещают возвести потом взамен нечто совершенное, но, как правило, туманное и малопонятное. В реальности же их интересует сам процесс разрушения, который и становится целью. Когда созидатели начинают это понимать, то революционеров тихо или с треском убирают. Всё, революция пожрала своих детей. В этом плане их психология схожа с психологией пироманов. Но ведь это задержавшееся детство. Если бы хороший психолог проанализировал их поведение, то нашёл бы там немало от подростковой психологии – максимализм, скоропалительность, наивная жестокость, драчливость от неумения общаться и даже клички. Это подметил и Ленин, назвав свою известную работу «Детская болезнь левизны в коммунизме». Советская власть, сажавшая диссидентов в «жёлтые дома», действовала вполне логично. Взять того же Буковского. Боролся с советской системой. Попав в Англию, начал критиковать британскую систему. Сейчас недоволен демократической Россией. Характер. Попади он в рай, и там найдёт недостатки, достойные критики.

И, наконец, парии. Не без оснований этих людей считают бесхарактерными. Я с этим согласен. Они не лидеры и не исполнители, просто никто, но хотелось бы заметить… Генерал Лебедь однажды заметил: «Глупость – не отсутствие ума, это такой ум». По аналогии с этим, бесхарактерность есть особый тип характера. В нём нет того, что создаёт мотивационный посыл к действию, как нет и самих целей, кроме примитивного поддержания существования, ибо называть жизнью это трудно. Этот сорт людей, маргиналов, отличается цинизмом и равнодушием ко всему, в том числе и к собственной личности. Но оно идёт не от разочарования, а от изначальной пустоты, то есть у париев вообще отсутствуют человеческие разумные желания, а для удовлетворения биологических цивилизация не нужна, можно обойтись. Это и образует духовную пустоту, и диктует поведение. Что это так, можно видеть на примере отношения к алкоголю. Среди нормальных людей немало любителей приложиться к бутылке, а порой даже хороших пьяниц. Всё дело в том, что у обычных людей это лишь одно из увлечений, иной раз сильное, но никогда не главное. Но если жизнь ставит перед выбором, то нормальные люди всегда отказываются от алкоголя в пользу иных желаний и ценностей – самоизлечиваются. У маргинала-алкоголика этого выбора нет вообще. У него за душой нет того, ради чего он смог бы отказаться от спиртного. Даже если насильно его заставить соблюдать трезвость, то образ жизни он не изменит. Оставаясь в душе маргиналом, он не ударится в творчество, его не потянет к работе и не возникнет желания создать семью. А также он будет равнодушен к любой, даже ничтожной властной карьере. Когда парию просят изменить свой образ жизни, исправиться, то, как правило, звучит ответ: «А зачем?» Здесь нет философской глубины. Это искреннее непонимание. Примерно так Иоланта из одноимённой оперы не понимала, зачем ей зрение. Конечно, можно сослаться на разрушенный алкоголем мозг, но ведь полно физически здоровых и молодых отщепенцев, которые говорят «зачем». Далеко не все парии обитают на вокзалах и свалках. Они рассыпаны по всем слоям общества. Вначале, благодаря поддержке родственников, они держатся на плаву, но природа берёт своё, и рано или поздно они выпадают в осадок.

Знавал я одного бомжа-алкоголика, который в самом деле был сыном одного министра. Вначале у него было всё, но он добился того, что в конце концов его вычеркнули из списков не только живых членов семьи, но и мёртвых. Никакого сожаления по этому поводу у него не было. Наблюдая этих людишек, я сделал вывод, что их поведение формируется духовной пустотой. В массе своей они безвредны, но это не от внутреннего стремления к добру. А всякие мерзости они делают не из злонамеренности, а от непонимания общепринятых ориентиров добра и зла. Просто они никакие.

Вот жил в станице один алкоголик. Имени его люди не помнили, а звали по кличке – Ватный. Этот Ватный с детства был безразличный и к работе, и к хулиганству, а поначалу и к хмельному. Но пустота требует заполнения, а выпивка для этого в самый раз. Смолоду он даже женился, и у них родился мальчик. Наивная жена думала его перевоспитать – заставить бросить пить и пробудить у него серьёзное отношение к работе и семье. Но это продолжалось недолго. Страдающему от домашнего сухого закона Ватному был перекрыт финансовый кислород. Тогда однажды, воспользовавшись отлучкой жены, он продал своего младенца цыганам за литр водки. Баба чуть с ума не сошла, возвращая ребёнка. Тут-то у неё глаза и открылись. Без промедления она убежала от него, как от зачумленного. Ватный же не испытывал угрызений и сожалений. Он зажил удобным для него гнусным образом. Свою хату превратил в смрадный гадюшник, приют для забулдыг. Просуществовав отпущенные ему алкоголем годы, он сдох как безвредная бродячая собака. В этой истории есть штришок. Сын Ватного, тот самый, оказался с головой и характером. Вырос, выучился и занял немалую должность в столице. Как-то, будучи у матери в гостях, он решил взглянуть на биологического отца. Надо думать из чистого любопытства. Дело было во времена горбачёвского полусухого закона, но он, человек небедный, прихватил с собой три бутылки водки в подарок. Знал, к кому идёт. Пришёл по адресу вечерком, но Ватный его не узнал и укрыл матом. Тот плюнул и ушёл. Когда Ватному рассказали о том, кто к нему приходил и с чем, он расплакался. Вытирая слезы, он приговаривал: «Да почему ж он не сказал, что принёс три бутыля. За водочку я б ему и ботинки вылизал». Тут можно сказать, что я привёл в пример редкого урода. Вовсе нет. Это обычный рядовой член данного сословия в его, так сказать, незамутнённом виде.

На эту тему у меня бывают крамольные мысли. Вот за каким чёртом лечат наркоманов? Ведь в этом нет смысла, потому что они за редким исключением парии. Это самохотная болезнь, как выражались во времена Петра первого. Наркоман идёт к врачам для того, чтобы снизить дозу, а не завязать. Наркомания всего лишь симптом пустой души, и священники поступают гораздо логичнее, пытаясь повлиять на причину. Разве могут уколы и гемодиализ изменить характер? Да ни в жизнь! А нормальный человек, случайно попавший в эту трясину, выберется оттуда своей волей.

Если трезво посмотреть на вещи, то не трудно понять, что наркомания и наркомафия порождены законодательными полузапретами. По закону нельзя, а с другой стороны, как бы и можно. Россия – страна полузапретов. Личное оружие, самооборона – да куда ни глянь. Это унижает личность и делает её реально несвободной. Система полузапретов много хуже полного запрета или его отсутствия. Плюс ориентация на европейский псевдогуманизм, который только внешне похож на гуманизм, а копнёшь…

На ум приходит опыт некоторых азиатских стран, где наркоторговлю подавляют драконовскими методами. Тоже вариант, но это всего лишь удержание уровня. Искоренить явление таким способом практически невозможно. На мой взгляд, гораздо эффективнее обратный подход – снятие всех запретов. Кое-где это существует, например, в Амстердаме. Но эти полумеры есть проявление псевдогуманизма, когда права социальных отбросов ставятся выше интересов нормальных граждан. Политика в этом вопросе должна быть активной. То есть государство должно взять в свои руки производство и распределение тяжёлых наркотиков и выдавать всем нуждающимся без ограничений. Желательно бесплатно, как это происходит с инсулином. Это еретическое предложение имеет много плюсов как морального, так и социально-экономического характера. Обанкротится и исчезнет незаконный наркобизнес, а также связанные с ним преступления. Прекратится вовлечение молодёжи в наркоманию, так как происходит оно не по злобе, а ради прибыли. Не будет воровства, грабежей и убийств, совершаемых наркоманами ради дозы. Для населения эта свобода большого значения иметь не будет, ведь нормальному человеку дорогостоящий или бесплатный порошок одинаково без надобности. Примерно так для здорового человека инсулин не имеет ценности. Но чтобы эта политика сработала, необходимо условие – употребляющих зелье следует признать недееспособными и тем самым ограничить в правах. Запрет на участие в выборах и на вступление в брак вряд ли вызовет у наркоманов протест, а для общества это важно. Обозначится наглядная граница. Молодёжь увидит в них париев, больных неудачников, а не героев и бунтарей. И в этом настоящий гуманизм – дать каждому желаемое с наименьшим ущербом интересам общества. У крыс тоже имеются парии, так они их используют для дегустации пищи на предмет отравы. Ну, а кто соблазнится существованием в наркотическом зазеркалье, значит, туда ему и дорога. Верно сказано у Ницше: «Падающего подтолкни».

Они ехали уже по Кущёвской. Родион Алексеевич прервал лекцию, свернул к заправке и стал в очередь машин. Вера Максимовна заметила:

– Сейчас заправочных станций много, мы даже проехали мимо пустой, так зачем же стоять в очереди?

Родион Алексеевич усмехнулся:

– Где мухи, там жизнь, как сказал грузин из анекдота. Местный житель давно вычислил место, где без обмана. А за хорошим товаром постоять не грех.

Когда они снова поехали, Вера Максимовна не выдержала:

– Родион Алексеевич, у вас нестандартная теория психологии характера, в каком-то геометрическом аспекте.

– Я понимаю. Всё это выглядит дилетантски, но я никому не навязываю свои взгляды. Это, так сказать, для внутреннего употребления. И знаете, в реальности всё подтверждается.

– А как вы себя самого определяете по вашей системе?

– Ну, однозначно ответить трудно. Посторонний человек определил бы меня как рядового исполнителя, да таковым, честно говоря, я и был. Однако всю жизнь я ощущал в себе некие лидерские задатки, но весьма неопределённые. Наверное, это было заметно, потому что, сколько себя помню, на меня всегда пытались навесить ответственность и продвинуть на должность в самых разных сферах деятельности. Будь у меня хоть немного честолюбия, то я наверняка сделал бы успешную карьеру. И неважно где. С равным успехом я мог выдвинуться на производстве, на службе, в творчестве или в политике. Перспективы были везде. Но я предпочёл личную свободу. Вначале интуитивно, а затем сознательно я придерживался некоего принципа, определяющего суть этой свободы. Не так давно я прочитал в книге Аркадия Арканова его определение свободы. Точно не процитирую, но суть в следующем – истинная свобода по Арканову выражается формулой: «Чего не хочу, того не делаю», а не формулой: «Что хочу, то и делаю». Мне показалось, что эти слова у меня украли, так как я всегда старался придерживаться именно этого принципа.

Смолоду я не знал своего призвания, а потому плыл по течению, занимаясь всяким ремеслом, которое по возможности не вызывало отвращения. Но знал точно, чего я не хотел. Куда меня только ни манили? Даже в шахматные гроссмейстеры, но мне этого не хотелось, грозило погружением в трясину узкой специализации. А ведь это есть гнусная форма рабства, когда человек добровольно занимается нелюбимым делом. И я всячески отлынивал и увиливал от якобы заманчивых путей. Своё призвание я понял поздновато, но, слава богу, что это произошло вообще. Должен заметить, что умение сказать «нет» – очень непростая наука. В этом деле я уже достиг немало, но не уверен, что всего.

В личностном плане на мой характер, безусловно, повлияли некоторые врождённые данности. Горько сознавать, но никуда не денешься от правды: мой характер формировался не столько наличием, сколько отсутствием некоторых личностных качеств. Хотя иногда возникает сомнение: отсутствие ли это, недостаток или просто иное состояние? Имеется в виду воображение. Не скажу, что я был начисто его лишён, оно имелось и в некоторых направлениях хорошо развито. И в то же время оно было каким-то механически-линейным. Я был умным, но у меня не было того, что называется гибкостью ума. А гибкость ума в конкретности исходит из гибкости воображения, которой я вначале не обладал. Из-за этого моё эстетически-чувственное восприятие мира было каким-то урезанным, что порождало не очень приятные следствия.

Вот, к примеру – рисовать я не умею и в картинах разбираюсь неважно, но в чтении и изготовлении всяких чертежей и схем силён. Но это полбеды. Я долго не понимал пословиц, иносказаний и аллегорий. Бабушка Фрося знала чудовищное количество пословиц и поговорок, но я воспринимал их как не имеющие смысла словесные формулы – присловья-присказки. Из-за своего прямолинейного восприятия я потерпел немало насмешек и неприятностей. Из него же происходит мой педантизм. Он не от воспитания и дисциплины, а, похоже, родился со мной. Даже сейчас я от него до конца не избавился, наверное, это невозможно. Формы, конечно, уже не те, но нечто сохранилось. Где-то в восьмидесятых работал я в одном колхозе и педантичным отношением к делу возбудил к себе лютую ненависть целого трудового коллектива – от рядовых до начальства. В их воспоминаниях я стал эпохой, время делилось до меня и после меня.

Есть ещё следствие, вроде бы и незначительное, но оказавшее определённое влияние. Это крайне слабое религиозное сознание, если не его отсутствие. Подавляющее большинство людей обладают религиозным сознанием. Область религиозного сознания – вера. Вера – эмоциональное состояние, независимое от разума. Разум может влиять только на формы, направления, объекты и субъекты веры, но не на саму систему. Для религиозного сознания безразлично, во что верит человек: в бога или квантовую механику. Или не верит. Неверие имеет ту же эмоциональную основу, что и вера, и те же свойства. Это та же вера, но с обратным знаком. Иначе говоря, если можно верить в абстракции – науку, бога или в конкретные объекты – человека, предмет, то с тем же напряжением можно во всё это не верить. И как есть фанатики веры, так имеются фанатики неверия, которых, кстати, куда больше. Я каким-то образом оказался в стороне от веры и неверия. Это как-то сказалось и поначалу даже приводило к курьёзам. Сразу и не объяснить. К примеру, читаю некий труд и соглашаюсь с автором. Потом на эту же тему читаю другого автора, опровергающего первого, и… тоже с ним соглашаюсь. Это сильно меня удручало. Со временем я понял, что на самом деле я не верил никому, а соглашался с предпосылками, а не концепциями. Впрочем, неприятностей это не приносит, лишь изредка в некоторых вопросах бывает взаимонепонимание, но я не иду на принцип, и всё входит в колею. Спорить с инстинктом нет смысла.

Всё это, видимо, сказалось и на так называемом «чувстве юмора», восприятии смешного. Я понимаю «соль» анекдотов, но далеко не всегда эта «соль» мне кажется смешной. Что делать? Постепенно привык. Привыкают же люди к американскому юмору, и закадровый смех перестаёт раздражать как вначале, хотя и не смешит.

Пока я был маленький, то на общем фоне не выделялся. Но, подрастая, стал замечать подковырки и насмешки сверстников. Граница, конечно, была, За откровенные издёвки я запросто мог дать по сопатке, но это был не тот путь. Я начал всерьёз работать над собой и учиться тому, чего не дала мне природа. За дело взялся основательно – перерыл доступные библиотеки в поисках толковых словарей, пособий и прочей литературы. Не стеснялся спрашивать и учился у всех, порой даже у бывших зеков. Любил беседы с пожилыми людьми. Обычные школьные предметы давались мне очень легко, по иным дисциплинам я и учебников не заводил. Зато эстетическое восприятие учил так, как иные учили физику и химию. Не поверите – одно время я корчил рожи у зеркала и учился врать. Правда, толку из этого не вышло.

Продолжалось это несколько лет, но старание принесло плоды, и постепенно, годам к шестнадцати я стал обычным нормальным человеком. Полной победы не было, пробелы остались, кое-что осилить не удалось, но на общий уровень это уже не влияло, и жить не мешало.

Например, музыка. Несмотря на старание и прилежание, я остался музыкальным балбесом. Научиться чувствовать красоту музыки оказалось труднее, чем штудировать словари, и я застрял где-то на уровне «Ой мороз, мороз» и «Гоп со смыком». Между тем, у меня приличный музыкальный слух, что зафиксировано скрипачом профессионалом, на пенсии подрабатывавшим учителем пения в нашей школе. К делу я подошёл серьёзно и основательно. Начал с консультаций у этого преподавателя и строго следовал его рекомендациям, даже пел в школьном хоре, правда недолго. Человек он был добрый и пытался искренне помочь, но что-то не клеилось. Сокрушенно вздыхая, он, бывало, говорил:

– Деревянный ты, Родион. Вот есть художник, а есть фотограф, так ты в музыке фотограф, внешнее схватываешь. Память у тебя хорошая, и слух имеется, ты даже можешь научиться играть на чём-нибудь, но играть ты будешь механически, попугайски, без души.

– А что же делать?

– Слушай классическую музыку, да любую, впрочем. Много слушай, возможно, понимание пробудится и почувствуешь.

Источников настоящей музыки было не густо. Радиопередачи и музыкальные фильмы я старался не пропускать, но самым доступным и простым средством оказались грампластинки. И всякими путями я начал из них создавать свой фонд. В ту пору у народа этого добра было навалом. Стоили пластинки недорого, и их частенько выписывали целыми партиями через посылторг. Я их выменивал у знакомых ребят на резину для рогаток, пули, порох и прочий дефицит. Вот диалог моих приятелей:

– Привет, Юрка!

– Здорово, Мерин.

– Слушай, у тебя дома пластинки есть?

– Имеются.

– Много?

– Да. Немало всяких.

– Так, может, там есть этот… Брамец, нет, Брамс?

– Не знаю. А чё это? Танец?

– Нет, это человек. Композитор. Классный, нет, классический. Сходи домой, посмотри.

– А зачем он тебе?

– Да это не мне. Это Родьке. Он пообещал мне за этого Брамса новый отражатель на «Даймона». У него уже много этих, классических. А какие у них фамилии чудные! Хочешь – верь, хочешь – нет, но сам читал. Только подумай – Мусорский. Ну, Глинка и Сметана еще куда ни шло, так есть Страус, Глюк, Бах, а один так совсем Глист. Или Лист? Не, наверно, Глист. Вон по Кирова Червяковы живут, фамилия понятная, а что за фамилия Лист? Таких и не бывает.

– Много ты понимаешь, какие фамилии бывают. Если б я тебя не знал, то тоже подумал бы, что не бывает фамилии Мерин.