Реактивный авантюрист. Книга первая. Обратная случайность. Книга вторая. Реактивный авантюрист

– Этого нельзя утверждать, ирония в его рассказах присутствует, то есть чувство юмора имеется, но какое-то своеобразное, нестандартное.

На что Даша резонно заметила:

– Вот это как раз понятно. Для мужа, возвращающегося из командировки, анекдоты про него не кажутся смешными.

– Возможно, так, а возможно, дело не в этом.

– Мама, не надо углубляться. Бог послал тебе твою противоположность, человека, с которым постоянно что-то происходит и случается, и как писатель используй это. Вдруг, и правда, ещё встретитесь, так на всякий случай носи диктофон. Хочется услышать живой голос этого чуда природы, а то ведь можно заподозрить, что всё это выдумки.

Сумасшествие, наверное, действительно заразно. Несмотря на полную нелепость, Вера Максимовна начала таскать с собой диктофон, и, как оказалось, не зря.

Встреча четвёртая

Начальника Веры Максимовны в глаза и за глаза подчинённые называли боссом. Он был руководителем ещё с советских времён, но догматиком управления не являлся. Именно поэтому Вера Максимовна, подменяя заболевших и отпускников, время от времени ездила в командировки, которые не имели прямого отношения к её служебным обязанностям, Отправляя её в такую командировку, босс употреблял странное выражение: «продуть ноздри». Его выбор диктовался серьёзным отношением Веры Максимовны к делу и не в последнюю очередь её семейным положением. Впрочем, особых трудностей не было. Вопросы с партнёрами решались рутинные, а география поездок не была обширной. Хватало одного рабочего дня, реже двух.

В этот день, несмотря на пятницу, Веру Максимовну с утра отправили в станицу Ленинградскую Краснодарского края оформить некоторые документы с поставщиками. Дело привычное, и к обеду она управилась. Быстрота объяснялась желанием их конторы подчистить дела к выходным. Просили остаться пообедать, но она торопилась, так как ждала приезда Даши.

В хорошем настроении Вера Максимовна уселась в казённую «Волгу» рядом с водителем Мишей, и они двинулись по широкой улице в сторону трассы на Ростов. Миша человек молодой, но серьёзный, возможно оттого, что, несмотря на юность, уже женат и имеет ребёнка.

До автострады оставалось совсем немного, когда под ногами раздался какой-то негромкий скрежет. Миша занервничал, свернул на обочину и, заглушив мотор, обречённо сказал: – Приехали. Кажись, коробка навернулась.

В технике Вера Максимовна разбиралась слабо, но, глядя на расстроенное лицо парня, догадалась, что поломка нешуточная:

– И что теперь делать?

– Да придётся вам на автобусе добираться, а я уж тут буду помощи ждать.

Осенняя погода вдруг стала казаться неприветливой, и захотелось есть. Она сказала:

– Ладно. Схожу в тот магазинчик, куплю что-нибудь съедобное, перекусим, а затем позвоню начальнику, и пусть решает, что нам делать дальше.

Они стояли за поворотом направо перед маленьким продуктовым магазином, куда Вера Максимовна и направилась. В дверях она столкнулась с выходящим мужчиной, в котором сразу опознала Родиона Алексеевича. Всё-таки к чертовщине трудно привыкнуть, и она растерялась. Он поздоровался первым и удивлённо спросил, какими судьбами её сюда занесло. Тут Вера Максимовна заметила его машину, стоявшую через дорогу. Разговаривать в дверях было неудобно. Они отошли в сторонку, и Вера Максимовна кратко поведала о командировке и о поломке «Волги». Родион Алексеевич проникся и сказал, что по мере возможности готов помочь. Тут подошёл Миша, отозвал её и спросил:

– Вера Максимовна, вы, что, знакомого встретили?

– Да.

– А не мог бы ваш знакомый нас выручить?

– Как?

– Да тут неподалёку, километров двенадцать, есть станица Атаманская, а там живёт мой двоюродный брат, который занимается автосервисом. Вот если бы попасть туда, то уже сегодня я бы дома был на исправной машине. Попросите своего знакомого буксирнуть нас туда. Недалеко ведь.

Она изложила всё это Родиону Алексеевичу и попросила о помощи. Он подумал и сказал:

– Я еду от дочки. По большому счёту время у меня есть, и если утрясти финансовую сторону, то войду в положение. Вы ведь здесь, как я понял, по казённой надобности, то есть на работе, и получаете за это зарплату. А мне придётся делать изрядный крюк, и с какой стати я буду катать вас на своём бензине?

Вера Максимовна сказала, что деньги на бензин есть, и тут же позвонила начальнику, которому объяснила ситуацию и план действий. Он дал добро и похвалил её за предприимчивость. Эта похвала значительно повышала шансы на следующую командировку. Всё уладилось.

Хозяйственный Миша достал буксирный канат из багажника, Родион Алексеевич подъехал, закрепил канат, а затем сказал Мише, что дороги он знает и поедет к Атаманской наименее загруженным маршрутом. Миша в свою очередь объяснил ему расположение мастерской. Вера Максимовна села в машину Родиона Алексеевича, и кавалькада двинулась в путь. Они действительно поехали каким-то объездным путём, но дорога была хорошей и довольно пустынной. Родион Алексеевич вёл машину аккуратно и без напряжения, что свидетельствовало о немалом водительском опыте.

До Атаманской и в самом деле оказалось недалеко. Доехали туда в молчании и без приключений. Оставив Мишу с «Волгой» в мастерской, Родион Алексеевич вырулил на дорогу в направлении станицы Павловской. Остановившись на обочине, он достал карту дорог и протянул её Вере Максимовне со словами:

– Я и так расстояния знаю, а это вам, чтобы убедились в том, что должны мне двадцать пять литров бензина. Заправляться будем в Кущёвке, там бензин хороший.

Вера Максимовна выразила согласие, и они выехали на трассу. Тут она вспомнила про диктофон и включила его. Разговор начал Родион Алексеевич:

– Вера Максимовна, помните ли вы нашу встречу? О чём тогда говорили?

– Да, помню. Но, простите, ведь я ничтожно мало знаю о вас и вашей жизни, чтобы делать какие-то выводы. Вы должны поподробнее поведать о себе.

– О чём конкретно? Когда всё это стало проявляться?

– Нет, просто о себе и своей жизни – кто, как и откуда. Что-то вроде автобиографии.

– С чего же начать?

– Давайте с самого начала. С рождения.

– Даже так? Что там могло быть интересного?

– Как знать? Иногда имеет немалое значение в дальнейшем.

– Наверное, вы правы. Все мы родом из детства. И в самом деле, я чувствую, что в моём характере есть что-то такое первобытное, сохранившееся с детства, только оно подшлифовалось цивилизацией. Ладно. Сам напросился, вилять не буду. Всего, конечно, не рассказать, никакой книги не хватит, а что интересное было, изложить попробую.

Биография моя довольно обыденна, и особого интереса не представляет. Как все учился, служил, работал. В общем, никакого детектива. А вот некоторые занятные моменты случались. Но надеюсь на ваш такт психолога. Вообще-то ничего такого потаённого я вам рассказать не смогу, потому что никаких душевных надломов у меня нет. Всё это скорее исследование непонятных явлений. Но все-таки мне трудновато, ведь вы практически первый человек, который услышит мои некоторые воспоминания.

Н-да. Рождение. Вот есть такой фильм, «Формула любви». Там у графа Калиостро есть плутоватые слуги – Джакоб и Маргадон. И там есть любопытный эпизод, где Джакоб интересуется у Маргадона о его родине. Тот отвечает, что родины у него нет вообще, потому что родился на корабле, а куда он плыл и откуда, все давно забыли. У меня, конечно, не такой тяжёлый случай, но чем-то похоже. Место моего рождения как бы размазано в пространстве.

Я появился на свет в поезде дальнего следования во время движения и вне каких-либо населённых пунктов. Запись в свидетельстве о рождении, однако, вносить надо, и местом рождения у меня обозначено название небольшой станции, на которой высадили роженицу, то есть матушку мою, и где ей выдали справку в местной больнице. На этой неведомой станции я никогда больше не бывал. Почему так случилось? Думаю, это оттого, что я был первенцем, и у матушки не было никакого опыта в подсчёте сроков. В результате я оказался типичным самородком, то есть, когда пришло время, то я сам по себе, без посторонней помощи появился на свет. Пока проводница бегала по вагону в поисках врача, всё и произошло природным диким образом. Наверное, это имело значение в дальнейшей жизни, так как лет до сорока я вообще ни разу не болел. Травмы не в счёт. Нет, вру. Лет в пять перенёс корь, но легко. Никаких родовых осложнений не случилось, хотя вес мой зашкалил за пять килограмм. Сохранилась фотография, впечатляет.

Вообще-то, вспоминать это время мне нелегко. Через много лет выяснилось, что с моим рождением не всё так просто. Имелась предыстория в духе мексиканских сериалов, и, боюсь, что не всё ещё и закончилось, хотя по иронии судьбы именно мне пришлось досматривать и хоронить основных фигурантов тех событий. Это отдельная тема, уводящая в сторону. Возможно, потом к ней вернёмся.

Сейчас, вспоминая раннее и школьное детство, я понимаю, что действительно чем-то отличался от сверстников. Чем конкретно, даже затрудняюсь точно определить, так как сам объект исследования, но попробую. Полагаю, что это был некий личностный недостаток. Дальтоник, к примеру, знает, что со зрением у него что-то не так, чего-то недостаёт, но чего именно, представить не в состоянии. Я, наверное, тоже в каком-то смысле дальтоник, но в иной области связей с миром. Внешне это выражалось в доверчивости и неумении врать. Каким-то образом это было связано с отсутствием некоторых страстей – зависти, честолюбия и стремления к лидерству. В частности, не было желания стать чемпионом, хотя спортивный азарт присутствовал. То есть я производил впечатление редкого простачка, если не малохольного.

Однако я вовсе не был глуп. Как бы в компенсацию, моё сознание стало развиваться в рационально-логическом направлении. Так бывает, например, когда при плохом зрении обостряется слух, и тому подобное. В четыре года я научился читать. Сам. По вывескам, упаковкам и газетам.

Уловил связь между буквой и звуком. Моё умение обнаружилось случайно, причём не родителями, а соседом дядей Лёней. Выбрав момент, я попросил его объяснить роль мягкого и твёрдого знака. Он исполнил просьбу и сильно удивился, услышав, как я шпарю тексты без запинки. Вечером он попенял моим родителям за то, что рано учат меня чтению. Те, в свою очередь, удивились не меньше и вначале даже хотели за своевольство дать ремня, но обошлось. Слава богу, я был из простой семьи, где никому в голову не пришло делать из меня вундеркинда. Моё умение рассматривалось, скорее, как фокус. Кто-то из детишек мог засунуть голову между ног, кто-то мог шевелить ушами, а вот я умел читать. Всё это повлияло на мой характер и в каком-то виде сохранилось. Причину могу только предполагать. Возможно, таким уродился, а возможно, и воспитание сыграло роль.

Я ведь себя помню лет с трёх, а то и раньше. Воспитывали меня исключительно методом кнута. Ремнём матушка, а розгами бабушка. Вы не поверите, но на видном месте на стенке висел пучок прутьев или на бабушкином языке «вичек», замоченных специально для меня. Это не было садизмом, а чтобы было больно, но не увечило, согласно теории бабушки. Не то чтобы я был недисциплинированный или озорной, уж скорее спокойный и послушный. А наказывали за всякую оплошность, порою просто, чтобы не надоедал и не путался под ногами. Впрочем, я не обижался, соседских ребятишек по случаю тоже лупили почём зря, и для меня это была норма бытия. Не мною установленные правила игры.

Матушка моя, царство ей небесное, была слабохарактерным, вечно унылым человеком. А вот бабушка Авдотья была моим злым гением. Характер имела деспотичный, властный и решительный или, как сейчас выражаются – упёртый. Несмотря на малограмотность, в войну была председателем колхоза. Понятно, что все у неё ходили по струнке и пикнуть не смели.

Они уже проехали Павловскую и двигались по федеральной трассе. Внезапно Родион Алексеевич съехал на обочину и остановился. Затем вылез и закурил. Вера Максимовна тоже вышла и спросила:

– Что-то случилось?

– Нет, просто перекур. Всё-таки не думал, что разволнуюсь от воспоминаний. Знаете, я ведь никому об этом не рассказывал, да и сам постарался забыть, однако, не забывается.