Балканский венец. Том 2

– Это французский орден. А теперь нам надо в Велику Плану, продать его. Монашки там как, подсобят?

– А куда денутся? Скоро должны уже выехать. Они всегда берут меня. Но вот тебя возьмут ли?

– За меня не беспокойся. Просто делай вид, что меня нет. Так мы вызовем меньше подозрений, а то тут небось на дорогах шныряют засланцы Вуицы.

– И то, – нищий почесал свое грязное ухо.

Они устроились на телеге, в которую запряжена была старая кляча. Управляла всем этим престарелая монахиня, усевшаяся на козлах чуть ли не по-турецки и курившая трубку. На болтовню и дергания нищего она не обращала никакого внимания – как видно, привыкла уже. Не быстро, но они все-таки добрались до Великой Планы. На одной из улочек, ведущей на центральную площадь, в приземистом домишке располагалась меняльная лавка Соломона. Их путь лежал туда.

В лавке было полутемно. Соломон сидел за столом из старого, потемневшего от времени дерева и, как ему и положено, что-то скрупулезно подсчитывал. Скорее всего, доходы. Король, конечно же, сразу узнал его. Это был тот самый жадный раби, который решил нажиться на дурковатом нищем и стал жертвой бандитов князя Вуицы. Зная это, король хотел было развернуться и пойти прочь, но этому воспрепятствовали три обстоятельства: во-первых, другого менялы в здесь поблизости могло и не быть; во-вторых, если он и был, то до него тоже еще надо было добраться, и, наконец, в-третьих, с точки зрения короля все эти потомки Моисея были одинаковы. «Кстати, – подумал он, – надо бы не забыть изгнать всех этих представителей библейского народа если не из страны, то хотя бы из банков и промышленности. Господина Маркса на них нет».

На вошедшего раби посмотрел с недоверием. Король его прекрасно понимал, он бы тоже с недоверием отнесся к зашедшему к нему в кабинет нищему с перекошенным, дергающимся лицом.

– Не подаю, – сказал Соломон спокойно.

– Да ты, жид, не это… Я за другим пришел.

Раби оторвался от своих расчетов и уставился на нищего.

– Я вот эту штуку продать хочу. Сколько дашь за нее?

В ладони нищего блеснула орденская звезда, усыпанная бриллиантами. Блеск этот заиграл в глазах хозяина лавки не хуже, чем у бандитов на дороге в Радованье. Казалось, что вся убогая комнатка наполнилась этим блеском и преобразилась в сказочную пещеру с сокровищами. Соломон шумно сглотнул:

– Нууу, уважаемый… мне таки надо взять вещь в руки, рассмотреть ее.

Соломон получил звезду, вооружился лупой и пристально всматривался в бриллианты. Бриллианты, надо полагать, с не меньшим интересом глядели на него.

– Две сотни дукатов, – последовал ответ.

Нищий расплылся в блаженной улыбке, но король ткнул его в бок:

– Мало! Требуй больше!

– Мало!

– Две с половиной сотни.

Нищий несогласно мотнул немытой головой.

– Три сотни. Уважаемый… Эээ, не знаю, как вас звать, это уже таки грабеж на большой дороге. Больше за него никто не даст.

«Показал бы я тебе, что такое грабеж на большой дороге!» – подумал король. Он и не собирался сдаваться, с этими библейскими надо построже. Нищий опять был подпихнут в бок:

– Орден стоит все пять сотен!

– Орден стоит все пять! – заорал нищий. – Или даешь пятьсот дукатов, или мы идем в другую лавку.

Угроза была трудновыполнима, но в голосе нищего внезапно зазвучал металл, что сделало его весьма убедительным.

– Хорошо. Две с половиной я дам сейчас, другие две с половиной – потом.

– Когда это потом?

– Завтра. В любой другой день. У старого Соломона надежнее, чем в банке. Только я деньги тут в лавке не храню. Сами понимаете, время какое. Не ровен час, прибьют и ограбят.

С этим король готов был согласиться. И он не так давно даже видел, как это происходит. В этой стране народ всегда ненавидел тех, кто богаче, и готов был за это вгрызаться в глотку. Ничем нельзя было исправить этих людей!

Соломон тем временем покрутил орден в руках и причмокнул:

– Ну какая ж вещь! Какая тонкая работа! Никогда не видел. Откуда?

– Да орден это. Французский.

– Старый Соломон и французских орденов насмотрелся на своем веку. Но этот какой-то совсем диковинный.

– Так отказываешься брать, что ли? – проявил нетерпение Гойко.

– Ну что же ви такой нервический, уважаемый? Старый Соломон разве говорил, что он отказывается? Он таки даже не спросил, откуда ви взяли этот орден. Уж не украли ли?

– Я б может и украл, – ответил нищий злобно, – да у кого ж такое можно украсть-то?

– Украсть – у кого угодно. Тут вот русские сегодня проездом были. Может, это их орден?

– Ну да. Они обронили. А я поднял. Что еще старый Соломон хочет знать?

Нищий был раздражен, из-за чего начал только сильнее дергаться. Смотреть на него стало тяжко, так и хотелось невольно самому подергаться и повыкатывать глаза. Хозяин лавки тоже устал от этой иллюминации, с видом покорности судьбе развел руками и удалился в соседнюю комнату, открыв ее ключом. Вернулся он с увесистым кожаным мешочком, который был водружен на стол. Началась длительная процедура подсчета дукатов. Король нетерпеливо ходил взад-вперед по комнате. Свадьба уже была в самом разгаре, а они застряли тут, в этой лавке, из-за какого-то дотошного жида. В перерывах между подсчетом монет тот еще вел с нищим душеспасительные – король бы назвал их капиталоспасительными – беседы:

– И зачем такому… кхм… свободному от обязательств человеку, как ви, обременять себя столь значительными денежными средствами?

– А не твое дело, любезный.

– Разумеется-разумеется, не мое. Но если б ви таки оставили старому Соломону сей мешочек на хранение, то старый Соломон заплатил бы вам по десять процентов в год с этих монет. Представьте, двадцать пять дукатов просто так, ни за что! У вас, поди, и денег-то таких никогда не было!

Нищий было задумался, но король снова ткнул его под бок.

– Нет уж, – был ответ. – Давай сюда деньги. А за второй половиной я завтра приду.

– Расписку, расписку на половину пусть напишет!

– И да, расписку мне напишешь на вторую половину!

– Конечно-конечно. В этом уважаемый таки может не сомневаться. У старого Соломона надежней, чем в банке. Бедному жиду просто интересно, зачем такому человеку, как вы, понадобилось вдруг столько денег.

Тут нищий не вытерпел и начал произносить свою в высшей степени патриотическую речь, размахивая при этом костылем:

– Ты думаешь, я где-то стащил этот орден, чтобы продать его и весело зажить? Как бы не так! Я еду спасать вождя нашего, Караджорджу! Слыхал о таком?

Лицо хозяина лавки вытянулось.