Княжья доля

– Самый хитрый и опытный человек при дворе, умеющий чувствовать настроение государя и к тому же вкрасться на цыпочках в его доверие, – это первый думный боярин. – Мамон усмехнулся и сказал доверительным голосом. – Влияние на государя его первого дьяка, возможно, преувеличено, тот скорее его первый исполнитель княжьей воли… Но, беспрекословно исполняя княжью волю, можно быстро пойти наверх и занять то положение при дворе, когда без тебя уже не могут обойтись не только во внешних, но и во внутренних делах…

Посол открыл рот, чтобы спросить о положении при дворе самого Мамона, но тот опередил Яна:

– Моё дело маленькое… У нас с государем особые доверительные отношения… Ко мне он обращается тогда, когда могут встать любые дела, которые не дано сдвинуть с места ни Патрикееву, ни Курицыну…

Ян с тревогой посмотрел на Мамона, и спросил глухим обиженным голосом:

– Значит, Патрикеев и Курицын могут не сдвинуть дело с союзническим договором нашего короля и вашего государя?..

Тот сухо ответил:

– Важен не только договор короля и государя, важно отдалить хана Менгли-Гирея от короля… Раз это выгодно всем, и вашему королю, и нашему государю, то общими усилиями, моими, Патрикеева, Курицына мы сдвинем богоугодное дело с мертвой точки. – И шепнул в ухо послу. – …Только мне лично надобно соблюсти мой купеческий интерес – ясно?..

Как ни странно, последнее замечание пришлось по нутру послу.

– Теперь мне многое ясно: сначала политика, мирный союзнический договор, потом торговля… Хотя торговать можно и без союзнического договора, но с последним проще и гораздо безопаснее… В любом случае, я тебе, Григорий Андреевич, союзник и в торговле, и в политике…

Посол был представлен в Думе ее главе Ивану Патрикееву. Договору между русским государем и венгерским королем был дан самый быстрый ход. Это случилось настолько стремительно, что посол Ян не мог поверить своим глазам. Он уже накоротке познакомился с государевым дьяком Курицыным, но, когда попросил того сообщить ему имя посланника к королю, то получил какой-то двусмысленный ответ, мол, узнаешь из уст самого государя имя его посланника. Только к государю посла не подпускали, а время текло и текло.

Наконец, не выдержав, Ян обратился напрямую к Мамону: пора отъезжать назад к королю, для утверждения им московского договора, а ясности никакой. Не дают на руки договора, подписанного государем, имя посланника неизвестно. К Патрикееву не пробьешься, Курицын хвостом виляет. Вот и схватил Ян за локоть во дворце Мамона – выручай, столкни дело с мертвой точки.

– Понял, посол, кто тебе помогает здесь, без помощи которого ты здесь не обойдешься… – хмыкнул в бороду Мамон и многозначительно показал глазами на приближающегося к ним во дворце невысокого средних лет черноволосого мужчину с живыми умными, проницательными глазами. – И Курицын скажет тебе только тогда, когда всё будет оговорено мной и государем в интересах его государства, не исключая моих личных прямых купеческих интересов…

– Ежели все ваши дипломаты хотя немного похожи на первого русского купца, не чурающегося высокой политики, блюдущего интересы своего государства, то я высокого мнения о всех вас… С такими можно иметь дело против нашего общего врага короля Казимира… Только нужны доказательства уверенности и силы твоих слов…

Мамон его прервал:

– У нас говорят: не говори гоп, пока не перепрыгнешь… Вот и спроси, посол, при мне об имени русского посланника, которому поручено замутить воду против Казимира в нашем союзническом договоре…

Посол с легким поклоном решительным жестом остановил государева дьяка Курицына, предлагая тому вступить с ним в доверительную беседу на правах знакомца, которому покровительствует сам Мамон.

– Государь уже определился со временем своего посольства к королю Матфею? – вежливо и велеречиво спросил Ян и также аккуратно уколол Мамона некоторым недоверием к осведомленности высокопоставленного собеседника. – И мне уже можно сообщить королю имя московского посланника?

– Имя посланника уже прозвучало… – таким же ледяным голосом пробурчал Мамон. – Могу повторить вторично – Федор Васильевич Курицын… – И, уже переходя на более доверительные интонации, как бы растопив лёд в своём голосе, тихо спросил. – Как король Матфей отнесётся к установлению семейных уз между господарем Молдавии Стефаном и государем Иваном, если… – И оборвал себя на полуслове.

– Если устроится династический брак между любимой дочерью короля Стефана Еленой и сыном государя Ивана, великим князем Иваном Младым – не так ли? – неожиданно живо откликнулся Ян.

– Именно так… – хмуро заметил Мамон и кивнул головой Курицыну.

– Король Матфей сам бы с удовольствием породнился бы с государем Московским.

– Так в чём же дело?.. – хитро улыбнулся Мамон.

– Очень много неопределенностей… – нехотя процедил сквозь зубы Ян. – Взять того же крымского хана Менгли-Гирея, то он с Москвой, то он с Казимиром… – Но неожиданно спохватился, словно уцепился за спасительную соломинку в бурных политических потоках европейских интриг и союзов. – …У короля Матфея, к сожалению, нет дочек на выданье для блестящего московского жениха, великого князя, вряд ли тот согласится на брак с королевской племянницей… Иное дело господарь молдавский Стефан… Есть у него и невеста на выданье – Елена по прозванию Волошанка…

Мамон посмотрел выразительно на Курицына и Яна; покачал недовольно головой, наконец, поморщившись, вымолвил:

– Всё спутал Менгли-Гирей, ускорил все события. Господарь Стефан через моих личных иудейских посредников уже неоднократно закидывал удочки насчёт скорого породнения своего с государем. Царевна Елена и великий князь Иван Младой – чем не блестящая династическая пара? Только Стефан вправе опасаться не только турецкого султана, но и короля Казимира. А переход на сторону Казимира Менгли-Гирея, бывшего союзника государя Ивана, только напугал господаря и расстроил его планы…

Мамон сделал многозначительную паузу, давая возможность вступить в беседу Курицыну и проявить свой острый недюжинный ум, отточенный на многолетнем дипломатическом поприще. Тот не заставил долго ждать себя.

– Молдавский господарь Стефан, выиграв пятнадцать лет тому назад войну у Венгрии, замирился с королём Матфеем и нуждается, как никогда в военно-политическом союзе с Русским государством вместе с Венгрией… – увидев, что Ян утвердительно кивнул головой, продолжил. – В настоящий момент господарь Стефан кроме османских турок султана Мухаммеда Завоевателя и его сына султана Баязеда больше всего опасается честолюбивого короля Казимира и мечущегося между Москвой и Литвой грозного хана Менгли-Гирея… Казимир хочет, чтобы Молдавия зависела от Польского королевства, а Менгли-Гирей, будучи старым вассалом султана турецкого, постоянно угрожал и угрожает Молдавии нападением… Только раньше к радости Стефана Казимир и Менгли-Гирей ненавидели друг друга, а тут неожиданно для Москвы и Молдавии спелись и заключили тайный союз… – И весело добавил, глядя в глаза Яну. – Ваш король ведь будет только рад, если мы отвлечем от союза с Казимира Менгли-Гирея и снова привлечём на свою сторону – не так ли?..

– Об этом можно только мечтать… – еле слышно вымолвил венгерский посланник Ян.

Курицын переглянулся быстрым взглядом с Мамоном и прошелестел одними тонкими губами:

– Вот с такими известиями я и готовлюсь приехать осенью этого года к королю Стефану для утверждения мирного договора между Венгерским и Русским государствами в Москве.

– Милости просим к королю… – развел руками Ян и сделал изящный реверанс в сторону дьяка-дипломата. – Блестящий королевский приём московскому посланнику государя при утверждении нашего договора… – Ян выдерживал особые паузы, желая подчеркнуть важность произносимых его устами слов. – В свете таких политических новостей… будет гарантирован… как никогда вовремя…

– Ещё бы, – ухмыльнулся себе в бороду Мамон, прощаясь с отбывающим к себе на родину посланником Яном и жестом задержав Курицына.

Когда Ян вышел за дверь, Мамон дал волю своим накопившимся чувствам, которые он сдержал во время куртуазной беседы с венгерским посланником.

– Ведь король венгерский Матфей, как и Стефан, больше всего напуганы событиями в Турции после недавней смерти султана Мухаммеда Завоевателя… Они думают, что при новом властителе всё будет по-прежнему, та же ярость и агрессивность его, направленная против земель иноверцев, сына-преемника, султана Баязеда… Вот и Казимир клюнул на то, что всё будет по-прежнему: новые турецкие завоевания, потому и поспешил тайно перетянуть на свою сторону турецкого вассала Менгли-Гирея… Подкупил его вельможу Именека и склонил к тайному союзу хана… Только ведь и у нас есть возможность через кафских иудеев Кокосы влиять на хана… Причём и подкупать никого не нужно…

– Потому что все, кто надо, давно куплены нами и иудеями. – Поддакнул без всякого удивления умудренный в зарубежных интригах Федор Курицын. – И дальше придется сильно тратиться…

– Не без этого… – согласился Мамон. – Только времянка всё это… Вот и расслабились в своём упоении силой, и Именека, подкупленного враждебной стороной, прозевали…

– Мне видится, что правление Баязеда, философа на троне, приверженца суфизма, более сильного в религиозных размышлениях, чем в ратных подвигах на поле боя… – Курицын насмешливо сложил трубочкой свои губы, выражая своё снисходительное отношение к мудрому, но не слишком воинственному султану. – …Будет временем относительного покоя и отдыха военных победных походов отца Мухаммеда Завоевателя.

– С оттоманской Турцией, представляющей серьёзную опасность как для наших союзников Молдавии, Венгрии, так и для Польши и Литвы нашего главного врага Казимира, следует по-прежнему считаться… А с учётом наших торговых интересов в Крыму – вдвойне и втройне…

– Ты что имеешь в виду, Григорий Андреевич – после Крымской военной компании султана?

– Её и имею в виду, когда Мухаммед Завоеватель получил возможность влиять на крымских ханов и частично управлять своим вассалом Менгли-Гиреем… И здесь московские и иудейские деньги для хана с крымскими вельможами султану не соперник…

– А вот здесь требуется маленькое уточнение, Григорий Андреевич… Да, Москве требуется считаться с новым султаном, поскольку в дипломатической системе государя ханскому Крыму отводится значительная роль… Только, сдаётся мне, перетягивание Казимиром на свою сторону Менгли-Гирея не выгодно и Баязеду, да и сам Менгли-Гирей ещё полностью осознал последствия своего опрометчивого шага сближения с королём, врагом Турции… Надо как-то использовать враждебность Баязеда в отношении Казимира и его миролюбивые чувства к нашему государю…

– Чтобы перетащить на свою сторону Менгли-Гирея? – усмехнулся Мамон. – Попробуем…

– Надо придумать такое, чтобы натравить Менгли-Гирея на Казимира в интересах султана, но без его помощи в организации набега на южные литовские земли…

– Подумаем вместе, дьяк государев Фёдор Васильевич… Есть у меня на это счёт одна крамольная мыслишка сцепить Казимира с Менгли-Гиреем в интересах государя… Но уж больно крамольная… – Мамон внимательно, испытующе поглядел на дьяка государева. – Скажи-ка, не двинет ли Баязед за Менгли-Гиреем в литовские земли развивать ханский успех?.. А то ведь призовешь… посеешь хана – а пожнёшь султана…

– Насчёт воинственности и агрессивности султана придётся разочаровать тебя, Григорий Андреевич… – мягко улыбнулся Курицын. – …Точнее обрадовать с точки привлечения Менгли-Гирея на нашу сторону… Государь должен знать, что талантливому правителю и воинственному полководцу Мухаммеду – недаром его за разгром Византии и балканские и крымские завоевания назвали Завоевателем! – наследовал мудрый, образованный, но слабый в военном отношении сын Баязед. Такой султан, предпочитающий мир войне, может только наслаждаться плодами воинских трудов своего агрессивного отца… Если воспользоваться аналогиями из военной истории иудеев, султан Мухаммед раздавил, подобно Давиду израильскому, своих соседей, оставил своему миролюбивому не слишком воинственному сыну прочное государство, которое Баязеду не дано расширить территориально, но легко сохранить при помощи искусства мудрого властителя поддерживать хрупкий мир…

– Недаром свой хлеб дьяка государева ешь, Федор Васильевич… – покровительственно похвалил Курицына Мамон. – Пойду к государю с соправителем, обрадую их одной мыслишкой перетянуть Менгли-Гирея на сторону Москвы и досадить Казимиру… Крамольная мыслишка… Даже литовские и крымские иудеи до такого не додумались… А уж так хотелось им досадить Казимиру натравливанием на него хана… – Улыбнулся на прощание Курицыну. – …Как хотелось им устроить брак Елены Молдавской и Ивана Молодого… А вот последнее уже интересно: все к этому подталкивают государя, и господарь Стефан, и все Казимировы враги из иудейской анти-королевской партии, даже сама казнь Михаила Олельковича, дядюшки Елены Молдавской, и, что самое главное, протопоп Успенского собора Алексей, что государю челом бил, чтобы брак его сына устроить… Твой учитель и духовник Алексей не будет ведь зря государя тревожить, хотя имеет к нему свободный доступ, и ещё со времён новгородской смуты снискал особую милость и расположения государя – так ведь?..

– Учитель знает, что делает… Ушел он из Новгорода по требованию государя, а там уже его ненавистник Геннадий голову поднимает со своими латинянами, диспутов требует… Религия сплетена с политикой, они зависят друг от друга… Спешить надо – и тебе к государю, и мне в Венгрию и Молдавию… Только мне без твоего прорыва с Менгли-Гиреем делать там нечего… И союз семейственный господаря и государя зависит от того, будет ли Менгли-Гирей на их стороне, обоих… вот так-то

– Мудр ты не по годам, дьяк Федор Васильевич Курицын… Куда мне, старику за тобой угнаться… Только и у нас есть порох в пороховницах, чтобы твоё посольство в Венгрию и Молдавию ближе к осени ускорить… Ведь крамольная мыслишка для государя и хана с твоей помощью вызрела…

– Бог в помощь! – по привычке напутствовал дьяк.

– А вот это уже ты зря… – отвернулся боярин и даже покраснел вроде. – Не божественное дело задумано, даже наоборот… Но полезное для Москвы и семейного союза государя и господаря… – Зло хохотнул. – И во вред превеликий королю Казимиру. По зубам татарской саблей…