– Жулики-с, – поморщился Петр Зубов, – это сделано, чтобы не платить гонорар автору.
– Какая низость, – согласилась Лиза. – А исполнителю тоже надо платить автору?
– Ну что вы, не беспокойтесь, дяди давно нет в живых, и мы даже не знаем, что с ним случилось.
– На самом деле? – спросил кто-то из гостей.
– Увы, – Петр Юльевич пафосно развел руками, – нет никаких следов. После того, как Анастасия Дмитриевна Вяльцева фактически отвергла его, связав свою жизнь с полковником Бискупским, жизнь для композитора потеряла всякий смысл. Он больше не мог сочинять музыку, вероятно, не видел смысла и в телесном существовании.
У нас в семье есть легенда, будто ранним апрельским утром 1908 года Николай Владимирович Зубов вышел из дома, увидел, что на Неве начался ледоход, запрыгнул на большую льдину и отправился на ней в море. Больше его никто не видел.
– Это же грех великий, самоубийство! – воскликнула Лиза.
– Отнюдь, – философски заметил Петр Зубов, – он просто ушел от людей, отдав себя во власть стихии.
– Страхи какие, – снова всплеснула руками дочь генерала. Ей подумалось, что там, в Финляндии, ее возлюбленный Иван Смыслов в отчаянии мог совершить нечто подобное.
В это время в зал с бокалом вошел посол Френсис.
– Какой чудесный голос, кто эта прекрасная певица? – спросил он Армора, – Мы с коллегами наслаждались ее пением и восхищены силой и красотой голоса.
Лиза встала со стула, сделала книксен.
– Это госпожа Мизенер, дочь русского генерала, – отрекомендовал девушку Армор, – она здесь по моему приглашению.
– Как ты нашел этот цветок?
– Это все Филип, я лишь переставил цветок в роскошную вазу.
– Вы будете приходить к нам еще, дитя?
– Если позволите, – Лиза снова сделала книксен.
– Разумеется, – расплылся в улыбке посол.
– Госпожа Мизенер не только великолепно поет, она отлично знает французский и русский языки и могла бы помогать нам, – предложил Армор.
– Французский? Превосходно, я как раз планировал подтянуть свой французский, – весело сказал посол, – а то мой коллега господин Нуланс постоянно меня упрекает в незнании языка дипломатии. Он наивно полагает, что дипломатия все еще говорит на языке галлов, в то время как сейчас в моду входит совсем другой.
Френсис сделал тонкий намек на современные тенденции в мировой политике, все увеличивающееся влияние Соединенных Штатов и довольный обвел всех присутствующих взглядом.
Публика молчала. Присутствующие были еще не готовы признать за Северной Америкой нового мирового лидера.
– Впрочем, это не мешает нам для будущей мирной жизни получить несколько уроков французского, – примирительно закончил реплику американский посол, – Решено, я приглашаю Вас, мадемуазель, стать моим репетитором по французскому языку.
Секретари Армор и Джонсон загадочно переглянулись. Филип посмотрел на девушку, расплылся в улыбке и весело подмигнул.
Посол тем временем развернулся и пошел прочь. По нему было видно, что он очень доволен и намеревается всерьез заняться изучением французского языка.
– Вот видите, как хорошо получилось. Теперь Вы сможете бывать в посольстве регулярно, и мы будем иметь возможность с Вами поговорить, – сказал девушке Норман Армор.
– Спасибо большое, – ответила Лиза, – у меня к Вам есть еще одна просьба, если конечно это возможно.
– Разумеется, мисс, говорите, – третий секретарь чуть не покраснел от волнения.
– Я бы хотела спросить кое о чем людей, которые только что приехали из Финляндии.
– Это устроить проще простого, – улыбнулся Армор, кого вы предпочитаете, сербского посланника или, например, секретаря французского посольства, моего коллегу?
– Лучше секретаря посольства, – ответила Лиза, – у меня личный вопрос и к посланнику обращаться неудобно.
Армор отошел и через минуту вернулся в компании графа де Робиена.
– Мадемуазель Мизенер, разрешите представить, мой коллега граф Луи де Робиен.
Француз чуть наклонил голову в любезном приветствии.
– У вас прекрасный голос, мадемуазель!
– Спасибо, вы очень добры, – ответила дочь генерала и, выдержав паузу, продолжила, – Скажите, граф, если это удобно, в начале марта в Финляндию выехал мой хороший друг Иван Петрович Смыслов, больше мы о нем ничего не знаем. Может быть, вы слышали такую фамилию или даже знакомы с ним?
– Увы, мадемуазель, ничем Вас порадовать не могу. Такой человек мне не известен, по крайней мере, под этой фамилией. Если бы Вы имели его визит-портрет, то, возможно, я смог бы вам помочь, а так, к сожалению, нет.
Ах, если бы у нее оказалась фотографическая карточка Смыслова, граф в тот же момент узнал бы в ней «французского коммерсанта», с которым они делили трудные времена в городках Южной Финляндии. Этот «коммерсант», как и многие штатские остался там в надежде перебраться в Швецию после окончания финской войны.
Но фотокарточки Смыслова Лиза не имела, так же как и он не имел ее фотографии. Их отношения зимой 1918 года только начинались, они определились в чувствах уже во время разлуки и просто не успели до отъезда обменяться фотопортретами.
– Очень жаль, граф, – тихо сказала дочь генерала.
– Это ваш жених? – спросил де Робиен.
– Да, – почти прошептала Лиза.
– Ну тогда я обещаю, что если о нем будет известно, я вам сообщу.
– Спасибо, – благодарно наклонила голову дочь генерала.
Граф откланялся.
– Я должна идти домой, родители беспокоятся, – сказала Лиза, обернувшись к Армору, – Я хочу их обрадовать насчет уроков французского.
Вскоре бывшее здание клуба приказчиков в Вологде стало именоваться не иначе как американское посольство. Сюда ежедневно человеческим ручейком потянулись разного рода просители. Их принимали и многим оказывали помощь.
Слава об американских дипломатах, которые помогают обычным людям разнеслась по городу с быстротой телеграфного сообщения. Никогда еще Френсис не чувствовал себя в России так уверенно, никогда у него не было такой великолепной прессы, такого уважения и почета, как в Вологде.
Между тем в городе сменилось руководство. Председателем Губисполкома вместо грузина Элиавы, который стал губернским комиссаром по продовольствию, был назначен депутат Учредительного Собрания от партии большевиков, участник его единственного заседания Михаил Кузьмич Ветошкин.
В глазах населения он был законно-избранным представителем власти, опиравшимся на волю народа. Когда надо, большевики умело использовали депутатов Учредительного собрания в качестве легитимных политиков.