– Старый холостяк, ты опять сел на любимого конька, – засмеялся Георгий Михайлович, – оставим это, в конце концов Великий князь Павел был вдовец, и его сердце оказалось свободно для любви.
Михайлович старший только махнул рукой.
Вернувшись к себе, бывший Великий князь Георгий принял ванну и, уединившись в своей комнате, стал писать письмо дочери в Лондон:
«Здравствуй, прелесть моя собственная, Ксения!»
Любящий отец задумался: какая она теперь, его дочь. Последний раз он видел ее в июле 1914 года незадолго до начала Великой войны, ей тогда было почти одиннадцать лет, маленькая девочка с кудряшками.
В то лето Ксении оказался противопоказан жаркий климат Крыма, и она с матерью и старшей сестрой отправилась на курорт в Англию. Потом началась война, и семья Великого князя осталась за границей. Георгий Михайлович регулярно получал от супруги письма. Были там и трогательные фотографии всех трех его женщин: жены и дочерей. Иногда писали и сами дочери.
Он видел, как девочки растут, становятся настоящими красавицами, особенно младшая, Ксения. В августе 1918 года ей исполнится пятнадцать лет. Как жаль, что он не сможет сделать ей подарок, но обязательно поздравит в письме, ведь она – его главная любовь в это ужасное время.
Ксения была очень похожа на отца. С каждой новой присланной с оказией фотокарточкой он все больше понимал: в этом мире у него кроме дочерей ничего больше не осталось.
С началом войны отдалившись от семьи, Георгий Михайлович всего себя отдал служению Родине. Он в качестве генерал-инспектора болтался по фронтам, писал царю честные доклады о скверном состоянии дел, предупреждал о необходимости формирования нового правительства, облеченного доверием народа. Письма эти ложились под сукно. Николай Второй с недоверием относился к «Михайловичам», особенно к «ужасному дяде» Николаю, которого считал опасным либералом.
В 1917 году, находясь в Финляндии, он мог легко уехать в нейтральную Швецию. Мечтал ли Великий князь Георгий воссоединиться с семьей? Конечно! Но почему же тогда не сделал этого? Кто теперь знает?!
Возможно, его отношения с женой Марией Георгиевной были далеки от трогательной взаимности, которую супруги демонстрировали на людях и во время съемки парадных портретов. Злые языки говорили, что в Лондоне Великая княгиня имела непозволительно тесные контакты с одним из офицеров свиты. Слухи, слухи. Может быть, он верил им и старался оттянуть момент встречи и неминуемого объяснения. В итоге, время было потеряно, роковая случайность вызвала арест и ссылку в Вологду.
«Я переехал на новую квартиру, и теперь у меня чудная комната, электрическое освещение, прекрасная ванна и WC», – сообщал великий князь дочери. – Просто возмутительно, что со всеми нами проделывают: нас обратили в каких-то ссыльных, которых безо всяких причин перегоняют с одного места на другое. Меня сослали в Вологду безо всякой вины, только за то, что я Романов и не революционер. Я присягал перед крестом и Св. Евангелием и умру, верный моей присяге. Они всех нас мучают за то, что мы любим Россию.»
Он был наивен в своих упреках, находился в плену иллюзий и не понимал, что ссылка в Вологду означала для него и остальных ссыльных Романовых начало пути на эшафот.
Глава 4
Посол Франции был весьма удивлен, когда третий секретарь посольства граф де Робиен доложил ему, что видел в городе бывшего Великого князя Николая Михайловича. Жозеф Нуланс был убежденным республиканцем, но игнорировать общество Николая Михайловича не мог.
Великий князь был действительным членом Французского Института, одной из самых уважаемых научных организаций Третьей республики, личным другом многих влиятельных людей во Франции, большим поклонником и исследователем жизни Наполеона Бонапарта. Его трудами восхищались ученые мужи в Париже, его французский мог быть признан безукоризненным.
Дамы в салонах французской столицы при упоминании имени Великого князя томно закатывали глаза и шептали «charmant»[7 - Очаровательный, обворожительный, прелестный. – фр.] Даже половые и лакеи узнавали этого русского по его огромному росту, внушительному телосложению и великосветским привычкам.
Один из слуг, глядя на великолепного Николая Михайловича, выпившего как-то на вечеринке целый ящик шампанского и при этом не захмелевшего, сказал своему господину, что теперь понимает, почему князя Николая называют Великим, ну как Наполеона или Александра Македонского. Эта история широко разошлась по салонам Парижа, превратившись в светский анекдот.
Конечно, не посетить такого человека Нуланс не мог, и в один из дней на последней декаде апреля они с графом де Робиеном отправились по известному адресу.
На реке был ледоход, и французы не смогли перебраться на противоположный берег, хотя отлично видели дом в глубине двора, где квартировал Великий князь. Нуланс сделал на память фото этого места и разочарованный пошел назад.
Через несколько дней, когда лед прошел и вода начала спадать, они снова предприняли попытку посетить Великого князя, на сей раз отдав предпочтение обходному пути через Новый мост, находившийся в квартале ниже по течению реки.
Николай Михайлович принял господ дипломатов в домашнем халате. Он сидел в кресле за столом, накрытым простенькой скатертью в маленькой комнатке в окружении книг и газет. Они поздоровались, как старые добрые знакомые. Разговор, конечно же, шел по-французски и граф де Робиен еще раз отдал должное образованности Великого князя.
– Большевики всем надоели, это видно даже из газет, – проявил политическую осведомленность Николай Михайлович, – и уже сейчас надо думать о том, кто займет трон.
– Какие Ваши прогнозы? – спросил Нуланс, – За кем пойдут русские люди, кого следует поддержать нам и нашим правительствам?
Николай Михайлович крякнул и неожиданно для гостей категорично заявил:
– Из всех нынешних возможных претендентов на престол, находящихся в России, я решительно никого достойного не вижу.
– А Великий князь Михаил Александрович?
– Он отрекся от престола в 1917 году и потерял все шансы на царский титул.
– Великий князь Кирилл Владимирович относится к ближайшим претендентам в очереди на престол.
– Ха-ха-ха, он же весной прошлого года ходил на демонстрации с красной лентой и присягнул Временному правительству. Ни один уважающий себя человек не пойдет за Кириллом.
– Может быть, Великий князь Павел? – вступил в разговор де Робиен. – Я был у него в Царском Селе до отъезда в Вологду, он высказывает вполне здравые суждения о будущем России.
– Павел не знает России, он много лет здесь не жил и смотрит на мир глазами своей морганатической жены, как там её теперь? Княгиня Палей. Вот уж баба, так баба!
Николай Михайлович, который, как было известно всем, не любил супругу Великого князя Павла Александровича, разошелся не на шутку.
– Она себе вообразила, что ровня нам, и даже сейчас, когда на Романовых свалились все возможные неприятности, она умудряется извлекать из этого политические плюсы. Она гордится, что её сына Владимира Палей наравне с прочими Романовыми сослали на Урал!
– Я знаю этого молодого человека, он очень приличный юноша, талантливый поэт, между прочим, – заступился за семью Великого князя Павла граф де Робиен, – Я разговаривал с ним в Царском селе в тот самый приезд к Великому князю.
– И что теперь? Владимир Павлович Палей будет наследником российского престола? Это возмутительно и не требует дальнейшего обсуждения. Если так, то почему бы не пригласить на престол например Сандро Лейхтенбергского[8 - Князь Александр Георгиевич Романовский, 7-й герцог Лейхтенбергский 1881–1942, член Российского Императорского Дома с титулом «Его Императорское Высочество».]. В нем тоже течет толика царской крови. К тому же он волочился за дочкой британского посла Бьюкенена. Ай, браво, такой царь понравился бы англичанам! Я говорю вам со всей ответственностью: нет среди Романовых никого, кто бы смог сейчас возглавить борьбу против большевиков, увы, Романовы как династия кончились.
Французы подавленно молчали, пораженные откровенностью бывшего Великого князя. Особенно расстроился монархист де Робиен. Он понимал, что такая огромная крестьянская малообразованная страна, как Россия, нуждается в царе, и он все равно будет, но какой? «Красный царь» Ленин или «белый царь» из старой династии?
Еще недавно Антанта подержала бы любую кандидатуру, лишь бы претендент заявил об отмене Брестского мира и продолжении войны с Германией. Теперь ситуация изменилась.
Троцкий создает Красную Армию. Французская военная миссия ему помогает и ждет, когда красные начнут военные действия против Германии. Поэтому для поддержки кого-либо против большевиков одного желания продолжить войну мало. Необходимо нечто большее, например, идея возрождения великорусской государственности, но пока на этот счет одни разговоры.
Робиен любил это русское словечко и много раз повторял его в своем дневнике. За разговорами проходили недели, а дело, ради которого они вернулись в Россию, не двигалось.
Дипломаты раскланялись с Великим князем и поспешили домой на вокзал.
– Скажите, граф, – спросил Нуланс третьего секретаря посольства, – какое у вас сложилось впечатление от этой встречи?
– Странное впечатление, я очень уважаю Великого князя Николая, но не могу принять его политических воззрений. Сегодня всем монархистам надо сплотиться вокруг единого кандидата на престола, вместо этого, они ниспровергают друг друга. Всё это напоминает мне времена Великой французской революции: недалек тот день, когда заработает красная гильотина, и посыплются тысячи голов казненных, и это будут лучшие из лучших. Потом казнят самих палачей, потом придет русский Наполеон, и Европа ужаснется от мысли, что она сама это допустила.
– Бросьте свои монархические переживания, граф. Из всего услышанного мы должны сделать вывод, что искать оппозицию большевикам следует не в среде монархистов. Они разобщены, лишены идеи и не способны к сопротивлению. Надо обратиться к кадетам, социалистам-революционерам правого толка. Всем тем, кто был избран в Учредительное собрание, разогнанное большевиками. Эти люди еще не были у власти, у них нет политического опыта, но нет и негативного к себе отношения. Крестьянство, насколько я знаю, активно поддерживает социалистов-революционеров, в городах много сторонников у кадетов. Вот здесь и надо искать людей, способных переломить хребет большевистской гидре.
– Осмелюсь спросить, господин посол, зачем же тогда наша военная миссия так усердно помогает становлению Красной армии, которая, несомненно, будет защищать власть Советов?
Нуланс молчал, он не знал ответа на этот вопрос. Французские офицеры, увлеченные военным строительством Красной армии безусловно многое сделали для повышения её боеспособности. Сейчас получается, что они добровольно помогают вероятному противнику. Если Красная армия выступит против немцев, то их работа будет ненапрасной. Если этого не произойдет, и новая армия станет надежной опорой большевистского режима, справиться с ней будет значительно труднее.
По возвращении домой на вокзале французские дипломаты стали свидетелями забастовки. Железнодорожники задержали состав с зерном, следующий в Финляндию в расположение немецких войск в счет репараций по Брестскому договору. Они не желали отдавать хлеб немцам. Власть проявила настойчивость и разогнала толпу оружейными выстрелами. Поезд удалось отправить по назначению. Но рабочие железной дороги остались недовольны.
– Вот она, движущая сила контрреволюции, – сказал Нуланс де Робиену. Мы будем поддерживать всех, кто недоволен властью большевиков.
– Какие будут указания насчет военной миссии? Граф де Люберсак, один из наших офицеров на службе большевиков, будучи проездом в Вологде, сообщил, что Красная армия уже кое-где ведет бои против немцев. Сопротивление им будет нарастать. Он вместе с капитаном Садулем уверен в правильности этой политики. Впрочем, – де Робиен сделал паузу, – граф хитер и имеет репутацию известного лжеца. Я бы ему не доверял. Вспоминаю, как в ноябре прошлого года он докладывал о том, что на фронте благополучно, а в это время там всё уже рушилось, – заметил секретарь посольства.
– Да, да, припоминаю этот случай, и опять в центре событий капитан Жак Садуль, – недовольно сказал Нуланс, – я же просил как-то нейтрализовать его влияние.