В глазах начштаба стоял даже не один, а три вопросительных знака.
– Как это Вам удалось так быстро добраться из Харькова в Киев?
В душе… нет: душа отсутствовала – внутри подполковника всё похолодело. Исключение составлял лишь район тыльной стороны брюк. Там уже всё было готово к конфузу по причине критических значений температуры. Из последних сил – предпоследние ушли на борьбу с кишечными позывами – подполковник улыбнулся. И не только улыбнулся, но и постарался сделать это, как можно простодушней.
– Не поверите: так хотелось поскорее добраться до своих, что летел, как на крыльях!
Воробьёв не соврал: именно таким способом он и пересёк линию фронта. Для ускорения его переброски Кобылевский распорядился выделить самый быстроходный аэроплан из свежего пополнения от союзников.
Лицо подполковника излучало такую чистоту помыслов, такую искренность, что начштаба обязан был ему поверить. Но он почему-то не спешил делать это.
– Доставленные Вами сведения…
Штабист начал протирать пенсне не по-красноармейски белоснежным платком.
– … представляют некоторый интерес. Да-с!
Воробьёв ещё раз обмер: и это – всё?! А где дифирамбы и заверения в немедленном принятии мер?! Ведь слова начштаба сулили одно лишь погребение карты и экспликации к ней в недрах штабной бюрократии! За это время Якин мог не только дойти до Хватова, но вернуться назад – и ещё раз повторить маршрут! И без всяких осложнений – в лице конницы Слонова! Как говорится, «за что боролись»?!
Мысленное негодование Воробьёва прервал телефонный звонок. Начштаба снял трубку, и коротко представился. Дальнейшие реплики его также не отличались многословием.
– Да! Да, у меня. Так точно! Слушаюсь!
Поняв, что разговор идёт о нём, Воробьёв напряжённо вслушивался в интонации голоса начштаба, пытаясь по ним определить не столько содержание разговора, сколько свою судьбу.
Положив трубку на рычаг, начштаба одёрнул китель и продемонстрировал Воробьёву свою, далёкую от стройной, штабную фигуру. Взгляд его был всё той же «комнатной» температуры.
– Благодарю Вас, товарищ.
Голос его был не теплее взгляда.
– Сейчас мы с Вами расстанемся, так как в приёмной Вас уже дожидаются товарищи из Чека.
Семён Хрисанфыч побледнел, и немедленно ощутил дрожь в коленях. Очередным последним усилием воли он успел лишь понурить голову – чтобы его не выдал взгляд. А взгляд был красноречивым:
«Чека! Это – конец!»
Даже не простившись с начальником штаба, он побрёл к выходу. За дверями его действительно ждали два молодых человека в кожаных тужурках с револьверами в руках…
…Якин прислушался.
– Нет, почудилось. От этих слуховых галлюцинаций уже впору с ума сойти! Проклятая степь!
Он с ненавистью оглядел выжженные солнцем просторы, которые лишь местами оживляли транзитом «перекати-поля». Но звуки не прекратились даже после того, как Якин энергично прочистил уши.
– В каком звенит, комиссар?
Комиссар ухмыльнулся.
– В обоих! Ты лучше погляди на горизонт!
– Глаза бы уже не глядели!
– Ну, на это стоит.
Якин нехотя припал к биноклю.
– Мать твою: аэроплан! Честное слово, аэроплан!
Это действительно был аэроплан, посланный из Киева
по распоряжению командарма. Воробьёв прежде времени справлял по себе панихиду: «красные» поверили его карте. Да и как им было не поверить, если впридачу к ней Кобылевский снабдил засланца подлинной картой другого участка фронта. Того самого, где оборону держал пехотный полк, буквально накануне отправки Воробьёва в полном составе перебежавший на сторону «красных». Большой беды в раскрытии этого, уже не секрета, не было – а вот пользу он принёс. В штабе «красных» сопоставили «дополнение» с фактом – и поверили главной карте, с намеченным «участком прорыва Слонова»!
Исторгая из себя бензиновые выхлопы, аэроплан с треском приземлился на ровную, как стол, поверхность степи, и, совершив короткую пробежку, громко чихнул и остановился. Из кабины вылез хрестоматийный авиатор: облачённый во всё кожаное, усатый и пожилой. По причине избыточных габаритов, он с трудом спустился на землю, и шумно отдуваясь, направился к стоящим невдалеке командирам.
Болтая на ходу объёмистым кожаным планшетом, он подошёл к Якину, сразу выделив его из общей группы. Нет, это произошло не благодаря его дедуктивным талантам, а исключительно в силу ярких семитских черт того, кто был урождён Ионой Яхером.
– Вы будете товарищ Якин?
– А какой чёрт может быть ещё здесь? – «вежливо представился» командующий группой.
Вполне удовлётворённый ответом, пилот расстегнул планшет и извлёк из него пакет, наделённый многочисленными сургучными кляксами.
– От командующего армией – лично Вам!
Не утруждая себя последовательностью операций, Якин решительно вскрыл пакет. По той же методе, по которой Александр Македонский «развязывал» узел. Пробежав глазами текст, он сперва длинно «высказался по-русски» – и лишь затем перешёл на русский.
– Ну, сволочи! Нет, ну ты посмотри на этих умников!
«Посмотреть» было предложено комиссару. Тот ознакомился с бумагой – и «высказался» бровями.
– Вот именно! – обошёлся без перевода Якин. – Это ж – какой крюк!
Следующая тирада была опять не для печати.
– Мы и так едва ли не на брюхе ползём – а нам предлагают ещё «немножко прогуляться»! Так: «всего несколько десятков вёрст» в сторону от маршрута! Нет, ну не сволочи, а?
– Сволочи!
Комиссар решительно подтвердил то, что «народ и партия – едины!» Даже – в нецензурных выражениях.
– Но…
– ???
Это ему – Якин. На тему: «какие, ещё, могут быть «но»?!
– … и не выполнить приказ…