За спиной адъютанта Его превосходительства. Книга вторая

– Вы мне не верите, – упал голосом полковник. – И всё же:

Ваше превосходительство, у нас в нашем штабе обосновался «красный» лазутчик! У меня есть все основания утверждать это!

Он щёлкнул каблуками сапог, и решительно боднул головой.

Командующий неожиданно зевнул.

– Повторяетесь, Николай Григорьич… Ну, тогда и я повторюсь…

– ???

– Пишите рапорт, полковник!

Последним усилием воли – или её заместителей – Чуркин выгнул грудь.

– Ваше превосходительство, я готов сегодня же…

– Да-да, сегодня же подайте рапорт с просьбой о переводе в войска! Я намерен определить Вас в один из ударных офицерских батальонов!

– А-а…

Закончить речь Чуркин не смог: отвисла челюсть. Он и не предполагал, что они с командующим так диаметрально расходятся в тематике рапорта. Поэтому следующая фраза вышла из полковника спустя минуту – и уже другого содержания.

– Ваше превосходительство! – дрогнул голосом Чуркин. – Разрешите признаться: был неправ! Снимаю возражения, признаю бестактность, ошибки и упущения в работе! Готов понести любое наказание – вплоть… до перевода… в кабинет!

В этот момент двери распахнулись, и прапорщик-стюард внёс серебряный поднос со стоящими на нём бутылками водки, банкой с солёными огурцами и тарелкой с нарезанным ломтями хлебом.

– О-о-о!

Вадим Зиновьич мгновенно оживился и как-то сразу забыл о полковнике и его деле.

– Нашего полку прибыло!

И командующий заговорщически подмигнул сиротливо стоящей на подоконнике пустой бутылке. Водка недолго задержалась в заводской таре – и вскоре уже весело плескалась в стаканах.

– Будет дуться, полковник!

По причине «свежего пополнения» Его превосходительство был само благодушие.

– Давно бы так! А то нафантазировал, понимаешь! Пей лучше, и впредь слушайся старших!

Лишь теперь полковник мог перевести дух. Обе причины – и благодушие Кобылевского, и стакан водки – он объединил в один выдох.

Не в целях экономии: от благоразумия.

– Правильно, Гаврилыч! Чем сочинять небылицы, лучше подумаем о том, как спасти положение, а заодно – и наши с тобой задницы.

Не вынимая огурец изо рта, Кобылевский развернул оперативную карту, и прижал один из её концов опорожнённым стаканом.

– Вот смотри!

Следом за командующим Чуркин склонился над картой.

– По сведениям армейской разведки, «красные» сейчас – в половине пути от Хватова.

Кобылевский ткнул карандашом в точку на карте.

– Если они сохранят темп, идти им ещё суток пять – не меньше.

Он бросил карандаш, и разогнулся. Глаза его были здесь, но мысли блуждали явно за пределами кабинета.

– Время ещё есть… Вот и давай думать, что мы можем сделать в этой ситуации… чтобы заместить атамана… Полковник?

Чуркин встрепенулся. Пока командующий «теоретически добивал» Якина, он подвергал себя нещадной критике за нарушение субординации и забвение дарвинизма. Точнее, тех его положений, которые определяют механизм выживания. Проще говоря, полковник материл себя за то, что зарвался. «Уж сколько раз твердили миру…» – а лесть куда надёжней амбиций и правдоискательства.

– Виноват, Ваше превосходительство: задумался!

– Надеюсь, о деле?

– Так точно, Ваше превосходительство!

– Ну?

Чуркин откашлялся в кулак.

– Тут, выполняя Ваше приказание, Ваше превосходительство, я запросил у «Никодим Никодимыча» сведения о наиболее удобном участке для прорыва корпуса Слонова. Корпус удачно «погостил» у «красных» – пора и домой…

– Ну-ну!

Кобылевский оживился – и потянулся за бутылкой. Как всегда – в минуты оживления. Чуркин прищурил глаза: уже можно было.

– Ваше превосходительство, а что, если мы познакомим Якина с нашей кавалерией?

Рука Кобылевского зависла над стаканами. Вместе с бутылкой.

– Не понял?..

Чуркин вплотную придвинулся к генералу – и дохнул на него энтузиазмом на свежем водочном перегаре.

– «Никодим Никодимыч» указал мне подходящий участок линии фронта…

Ядовитая усмешка растянула губы полковника.

– … для конницы Слонова. А что, если мы направим Якина – он и так идёт обходными путями – по тому же маршруту? Устроим ему рандеву

с «Дикой дивизией»?

Взгляд Кобылевского начал проясняться. Ничего удивительного – после четырёх-то стаканов, не считая мелких глотков.