– Без единого выстрела, полковник! Как тут не спросить: да ездили ли вы к этому жовто-блакитнику?! Может, пока Вы тут пьянствовали, мне самому нужно было съездить? Ну, работнички! Ну, помощнички!
Обвинение в пьянстве было несправедливым. Точнее, несправедливым было обвинение в сольном пьянстве Чуркина: пили они вместе. Вс эти дни. Как обычно. «Совещались», то есть. Но, верный благоразумию, Чуркин не вышел с уточнениями… на свою голову – и то, что ниже.
– Где этот твой капитан? Давай его сюда!
В кабинете Его превосходительство амбиции могут быть только у Его превосходительства – и полковник мухой вылетел за дверь. Через минуту он уже волочил за собой полуживого Усикова.
– Вот он, Ваше превосходительство!
Чуркин торжествовал так, словно только что самолично изловил шпиона.
– Ага!
С лицом на тему «попался!» Кобылевский подскочил к трясущемуся Усикову.
– Ну, что: сами признаемся – или помочь?
– ???
Это было всё, на что сподобился капитан.
– «Объяснить»?! – без переводчика понял Кобылевский. – Вы, сударь, прекрасно знаете, где объясняются на подобную тему!
Генерал сделал полуоборот к маячившему за спиной Чуркину.
– Да! – соответствовал тот, изничтожая несчастного капитана пылающими от служебного рвения глазами.
Ноги Усикова подкосились в коленях, и если бы не крепкая хватка командующего, он непременно рухнул бы к начищенным сапогам Вадим Зиновьича.
– Займётесь им, полковник? – «вежливо поинтересовался» Кобылевский.
Чуркин щёлкнул каблуками.
– С удовольствием, Ваше превосходительство!
Он тут же схватил за шиворот Усикова: «козёл отпущения» был налицо – и Кобылевского следовало «ковать», не отходя от «козла».
Но тут, как всегда некстати, командующий доказал, что у него – не семь пятниц на неделе, а все восемь.
– Надо, всё же, заслушать «товарища».
Вадим Зиновьич, в целом, был незлой мужик.
– А то, понимаешь, ничего толком не доложил, не объяснил!
С выражением невообразимого сожаления Чуркин отпустил воротник усиковского кителя.
– Николай Гаврилыч, приведите его в чувство.
Полковник тут же «привёл в чувство» несчастного Усикова – при помощи ног и графина с водой. «Подрабатывая водопадом», Усиков медленно поднялся с пола.
– Вы в состоянии говорить?
В своей добродетели Кобылевский дошёл до того, что передал капитану личный – правда, не вполне свежий – носовой платок.
– Да, благодарю Вас, Ваше превосходительство…
– Очень хорошо! В таком случае, благоволите объяснить нам, как могло случиться то, что случилось? Почему атаман позволил «красным» этот променад по своей территории?
Капитан мотнул головой. Горизонтально.
– Не знаете?
Капитан повторил ответ – но уже в вертикальной плоскости.
– Тогда, может быть, Вы просветите нас о деталях своего пребывания у Семён Васильича? Не имели ли место в ходе вашей беседы какие-нибудь осложнения?
– …
На качественное изумление Усикова не хватило.
– Тогда начнём «от печки», – вздохнул генерал. – Итак, Вы прибыли на станцию…
– ???
– Это я —»???» – вспылил Вадим Зиновьич.
– Виноват, Ваше Превосходительство! – побледнел Усиков, большой мастер по этой части. – По прибытию на станцию я тут же отправился на встречу с атаманом!
– И по дороге никуда не заходили?
Беседа всё активнее переходила в допрос. Усиков опять хотел ответить головой, но вовремя вспомнил, что язык подходит для этого лучше:
– Никак нет: никуда! Правда…
Кобылевский немедленно сделал стойку.
– … я посетил вокзальный туалет: волнение, знаете ли…
– Ну, конечно: волнение! – хмыкнул Вадим Зиновьич. – У плохого солдата – всегда понос перед боем…
Усиков проглотил оскорбление и комок в горле. За один раз – чтобы «не ходить дважды».
– И что было дальше?
– Дальше? Дальше я прибыл в штаб, и вскоре головной атаман принял меня…
Взгляд капитана, и без того далеко не лучезарный, неожиданно погас. Усикову ещё повезло, что командующий не видел этого взгляда по причине занятости делами: он извлекал из сейфа бутылку. От всех этих неприятностей у него сегодня с утра во рту не было… Нет, без маковой росинки он бы ещё обошёлся – а, вот, без спиртного…