Усиков соврал. Частично. Только – насчёт «не читал»: он «всего лишь» написал письмо. Беззвучно – но вполне «разборчиво» – шевеля губами, Семён Васильич вернулся к тексту: может, он что-то не так понял.
Но нет: надежда оказалась обманщицей. Текст по-прежнему гласил следующее: «Ясновельможный пан атаман! В связи с выходом из окружения группы „красных“ под командованием Ивана Якина, которая тылами Ваших войск направляется к Хватову на соединение с основными силами армии, я – и в моём лице командование Волонтёрской армии и всех Волонтёрских сил Юга России – протягиваю Вам руку дружбу! Прошу принять мои искренние заверения в том, что, если „красные“, не встречая противодействия, пройдут тылами Ваших войск, то Вы, ясновельможный, будете повешены на первом же суку. Остаюсь с наилучшими пожеланиями. Искренне ваш. Генерал-лейтенант Кобылевский, командующий Волонтёрской армией. P.S.»
– Что значат эти буковки?
Атаман перевёл взгляд на Усикова и начертал в воздухе незнакомые литеры.
– Вероятно, постскриптум, – дрогнул голосом капитан: он точно не писал постскриптум. – Буквально: «после написанного».
Атаман вернулся к чтению.
«P.S. – гласил текст P.S. – Не забывайте, пан атаман, что только в этом году мы уже дважды надрали вам задницу! Всех благ!»
– «Всех благ!» – качественно позеленел Семён Васильич. – Их Превосходительство желают мне всех благ!
– ???
Последним усилием воли Усиков выдал недоумение: и таких слов в его тексте не было. Он мог покляться, что в момент написания был трезв, как стёклышко! Но атаман вёл себя неадекватно – и это не сулило ничего хорошего. Предчувствия его не обманули.
– Скажите, капитан, – недобро усмехнулся Семён Васильич, – знаете ли Вы, что такое хорошие кожаные канчуки?
– Кан… чего?
– Канчуки?
Недобрая усмешка атамана нисколько не подобрела.
Усиков затряс головой. Точнее, голова и не спрашивала разрешения.
– Не-е-е…
– Вы, что, не читали «Вий» Гоголя?! Темнота!
Атаман плюнул в камин – как в посланца.
– Ну, о чём с Вами говорить после этого? Ладно: упрощусь. Специально для Вас. Известно ли Вам, что в старину делали с послами, оскорблявшими монарха страны пребывания? Пусть и в качестве почтальона?
Усиков побледнел: он когда-то учился в кадетском корпусе.
– Правильно! – одобрил Семён Васильич. – Их сажали на кол! В лучшем случае – всего лишь отрубали голову! Под хорошее настроение.
Капитан дрогнул в коленях: атаман явно не шутил. Значит, с письмом было что-то не так.
– Я ведь привёз Вам предложение мира и дружбы! – ещё раз упал духом Усиков. – Мне так и поручено сказать это на словах – в дополнение к письму!
Глаза атамана мгновенно вышли из орбит.
– Как, ещё и в дополнение?! Нет уж, увольте: с меня достаточно и письма!
Лист упал под ноги атаману, который тут же удостоил его своего сапога.
– Ничего не понимаю…
– Всыпать бы Вам – сразу бы всё поняли!
– За что?! – пошатнулся Усиков.
– За это самое!
И Семён Васильич указал на бумагу, отмеченную печатью его сапога. Затем он развернулся, и, скрипя новеньким хромом, зашагал по кабинету – как по душе Усикова. Капитан не ошибался в оценке маневра: атаман решал его судьбу. Даже – уже решил: осталось лишь огласить решение.
– Вот что, капитан.
Атаман протёк оловянными глазами на самое дно души Усикова. По этой причине Виктор Терентьич не мог не ощутить леденящий холод металла.
– Надрал бы я Вам задницу, если бы это хоть что-то изменило! Узнали бы Вы тогда, что такое хорошие кожаные канчуки, и, не читая Гоголя! У меня есть такие умельцы – куда тем художникам! Расписали бы Ваши филеи, не хуже, чем кузнец Вакула – храм Божий в Диканьках!
Усиков ещё раз уменьшился в росте – за счёт подкосившихся ног. Одно только и удерживало его от того, чтобы не пасть на колени: сослагательное наклонение. «Если бы…». И атаман не подвёл капитана.
– Не вибрируйте конечностями: я отпускаю Вас. И не потому, что – такой добрый: какой смысл пороть Вас? Передайте Вашим хозяевам, что в гробу я видал их дружбу! И ещё передайте, что угрозами меня не запугаешь: за мной – народ Украины!
Семён Васильич сунул руку за борт кителя – и несколько секунд поработал монументом… себе.
– Вот так и передайте!
– А-а…
Даже полноценно заикнуться об ответном послании Усикову не удалось.
– Вы едете сейчас же!
Атаман ещё раз выкатил впалую грудь.
– Немедленно! Вас проводят!
Под этот текст он сам «проводил» капитана за дверь. Коленом под зад. Мокрый и сверху, и снизу, и сзади, и спереди, Усиков беспомощно развёл руками.
– Ничего не понимаю…
Из-за дубовых дверей он не мог слышать энергичного монолога Семён Васильича. И, пожалуй, даже хорошо, что не мог: такие слова заставили бы его крепко задуматься над тем, стоит ли возвращаться в Харьков. Глава Директории был очень красноречив:
– Бескорыстная дружба! Плевал я на вашу бескорыстную дружбу! Какая мне корысть с бескорыстной дружбы? Ещё грозят, сволочи! Ну, ничего, мы ещё поглядим, чья переважит! Мне ведь, что «белые», что «красные» – всё едино! Так что – гуляй, Якин…
Глава шестая
– Ну, почему он идёт тылами этого самостийника, как по своему огороду?
Кружась вокруг Чуркина, Кобылевский орошал слюнями не только мундир полковника, но и «окрестности».