По следам адъютанта Его Превосходительства. Книга вторая

– Значит, думаешь, что они уже в Одессе?

Пинский тускло сверкнул полинявшим глазом.

– Убеждён в этом.

Нервно массируя переносицу кончиком пальца, чекист нахмурил брови.

– Тогда наверняка они сейчас рассредоточатся с твоим «дружком», и дальше будут ехать порознь!

Он пригладил ладонью лысину – вероятно, в силу годами отработанной привычки, ещё с тех самых времён, когда это место было покрыто растительностью.

– Скорее всего, у Федулова, кроме тех документов, что ты передал ему от меня, и тех, по которым он прибыл в Москву, есть ещё и третий комплект. Он-то и позволил им проскочить КПП уже за пределами зоны поиска.

(Опытный чекист не ошибся в предположениях. В поездку Лесь Богданыч действительно запасся страховочными документами для себя и для Жоры. Потому что жизнь научила его бережно относиться к бережно сбережённому. К ней самой, то есть, и к тому, что она дала и ещё может дать).

Ладонью, освободившейся от «укладки» лысины, Председатель звонко шлёпнул о дубовую столешницу.

– Тогда будем ждать их в порту! Никуда теперь они от нас не денутся!..

…Доблестные сотрудники республиканского ГПУ долго и безуспешно перлюстрировали списки пассажиров всех пароходов, отходящих из Одесского порта. Даже тех, которые совершали рейсы по внутренним линиям. Французских подданных господ Лефевра и Армана в списках не значилось. Визуальное наблюдение, на которое делалась основная ставка, также ничего не дало: в течение трёх дней никто, хоть издали похожий на Федулова и Лбова, ни на один борт не поднимался.

И лишь тогда Председатель догадался, что Федулов поступил вопреки логике: вместо того, чтобы поскорее добраться до порта, он направился вглубь страны. И чекист был прав в запоздалой догадке: Лесь Богданыч именно так и поступил.

– Знаете, Жора, – решил он на одном из коротких привалов, – а мы, не пойдём в Одессу: наверняка, нас там уже ждут. И ждут с нетерпением. Вместо этого мы пойдём к ближайшей железнодорожной станции и будем «на перекладных» добираться до Москвы: до истечения срока нашей визы времени ещё достаточно. Думаю, что наши «опекуны» из ГПУ догадаются об этом уже тогда, когда проглядят все глаза в Одесском порту. К тому времени мы уже пересечём границу «страны Советов».

Жора безоговорочно поддержал старшего товарища, несмотря на то, что Одесса, а с ней порт и заветный пароход на Марсель были уже почти рядом, а до железной дороги – ещё топать и топать…

Председатель ГПУ тут же вызвал к себе руководителя шифровального отдела. Спустя час он получил ответ из Москвы: «Председателю ГПУ Украины. Совершенно секретно. Строго лично. На Ваш запрос сообщаем, что французский предприниматель Морис Лефевр и его референт Жорж Арман два часа назад прошли таможенный досмотр на границе с Эстонией…»

Читать дальше Председатель не стал. Скомканная телеграфная лента выпала на пол из разжавшегося кулака. И только по прошествии некоторого времени, в течение которого Председатель тупо смотрел в одну точку на стене кабинета, он, наконец, смог выдавить из себя классически горькое признание:

– Вот тебе и ювелир… Недооценил я старика…

…Через неделю смертельно уставшие, исхудавшие до неузнаваемости от тягот пути, французские подданные мсье Лефевр и его референт мсье Арман вновь стали Лесь Богданычем Федуловым и Георгий Сергеичем Лбовым. Измученная ожиданием, Аксинья Андревна буквально не знала, в какой угол усадить дорогих гостей. А уж когда Жора, обменявшись заговорщическими взглядами с Федотовым, щёлкнул замками и отбросил крышку чемодана, Спиральская утратила дар речи.

Правда, обрела его вновь она довольно скоро – когда стороны приступили к дележу имущества в счёт полагающимся им процентов. Консенсус был достигнут только в одном – но зато сразу: никто не требовал непременного обращения ценностей в деньги. Все сошлись на дележе имущества, как выражаются юристы, «в натуре». (Не путать с другим по значению термином из лексикона уголовников).

А, вот, делёж был долгим и трудным. Никто не хотел уступать друг другу без спора ни одного предмета – настолько они хороши были все! Но так как раздел должен был быть совершен, он и был совершён. Правда, как это часто бывает в подобных случаях, все остались в чём-то недовольными его результатами. Конец спорам и взаимным косым взглядам неожиданно положил не кто иной, как самый молодой из участников дележа. И произошло это не самым деликатным способом.

– Аксинья Андревна, – укоризненно покосился Жора на хмурую подругу. – Грех тебе! Ведь твоё участие в этом деле было самым незначительным. Разве можно его сравнить с тем, что сделали и пережили мы с Лесь Богданычем? Единственное, что ты сделала – это не отказала господину Федулову с порога и обратилась за содействием ко мне! И всё!

Спиральская молчала. Она, конечно, признавала обоснованность доводов, но признавать и мириться с мыслью о потере приглянувшейся вещи – «две большие разницы».

– И ведь мы с Лесь Богданычем не требуем пересмотра ранее достигнутых договорённостей только на том основании, что ты спокойно пила кофе в роскошном дворце на Елисейских полях, а мы с ним на брюхе ползли по непроходимым лесам и болотам. В том числе – и для того, чтобы доставить тебе твою долю! Долю, которой, даже при твоих немыслимых тратах, хватит на несколько жизней! А ведь её могло и не быть – доли-то!

Спиральская побледнела.

– Да-да, Ксенюшка! Я предложил Лесь Богданычу не возвращаться в Париж: мир ведь не ограничивается этим городом! Но господин Федулов захотел стать миллионером именно в этом городе. Так, что, радуйся, тётенька, а не ворчи!

Некоторое время Аксинья Андревна хватала ртом воздух – а потом неожиданно улыбнулась.

– Да будет тебе… Разошёлся… Сам ведь должен понимать: что я за женщина была бы, если бы не пыталась торговаться из-за каждой безделушки? Ну, сам посуди?

Как умная женщина, Аксинья поняла всё. И, прежде всего – то, что часть – это много больше, чем ничего. А ведь она запросто могла остаться именно ни с чем: Жора уже неоднократно доказывал то, что никак не относится к шутникам по финансовой части. Поэтому она приняла верное решение: свела всё к женскому капризу. Это было наилучшим выходом из положения – и противная сторона вполне удовлетворилась им.

Потеплев глазами, Федулов деловым тоном обратился к «подельникам»:

– Как думаете распорядиться своими долями, господа?

Аксинья Андревна мило улыбнулась.

– Как ещё может распорядиться всем этим женщина – да к тому же ещё не утратившая привлекательности?

Федулов понимающе вздохнул.

– К Вам вопросов больше не имею. Ну, а Вы, Георгий Сергеич?

– Я?

Жора задумался на мгновение, и твёрдо посмотрел в глаза Федулову.

– Я рассчитываю на Ваш совет, Лесь Богданыч!

Федулов удовлетворённо кивнул головой: похоже, именно такого ответа он и ждал.

– Тогда я сейчас же звоню начальнику департамента экономической безопасности концерна «СтарКо». Он пришлёт людей и оформит наш взнос в уставный капитал фирмы – я с ним уже имел предварительную беседу по этому вопросу…

В ответ на удивлённый взгляд Жоры Федулов смущённо хмыкнул.

– Каюсь: забежал несколько вперёд. Курочка ещё, как говорится, была в гнезде, а я уже… М-да… Но я твёрдо верил в успех операции – поэтому и вступил в переговоры с руководством «Старко» до её начала.

Он подошёл к телефонному аппарату и снял трубку с рычагов.

– Приёмную концерна «СтарКо»!

Пока на коммутаторе производили соединение, она повернулся к Спиральской.

– Ещё раз спрашиваю Вас, Аксинья Андревна: не желаете преумножить свой капитал?

– Желать-то желаю, – уклончиво повела та головой. – Но, может… чуть позже…

– Как Вам будет угодно, – равнодушно отреагировал Федулов, и тут же откликнулся в трубку.

– Да, я, Михаил Николаевич. Да, всё со мной. Всё, как договаривались. И он – тоже. Да. Хорошо. Жду!

Положив трубку на рычаг, он обернулся к Жоре.

– Он прибудет со своими людьми прямо сейчас. Сами понимаете, Жорочка, что разгуливать – даже разъезжать! – по Парижу с таким грузом небезопасно! А у «Старко» – бронированный автомобиль с бронированным же сейфом, вооружённая охрана! Улавливаете разницу?