Мёртвые не кусают?! Долг платежом кровью красен

– Ну, понятно, понятно! – дополнительно «убился лицом» Иванов. – «Кассирша мэни казала, шо вона йий казала…»!..

Несколько мгновений он смотрел в стену, отнюдь не подражая Бодхитхарме, потом обречённо махнул рукой и повернулся к горестно вздыхающему мужику напротив себя:

– Ладно… Товарищ Зайцев… Алексей Петрович, давайте перенесём наше рандеву на завтра? Не возражаете?

«Товарищ Зайцев» – щуплый мужик небольшого росточка, лет пятидесяти от роду, в котором не было ничего даже «замдиректорского»: «ни кожи, ни рожи» – обречённо кивнул головой. По всему чувствовалось, что заместитель директора явно не был готов спасать себя. Больше того, он не слишком-то и возражал «утонуть», а если на что и рассчитывал, то лишь на «счастливую волну» в лице старшего следователя прокуратуры Иванова. Так сказать, «надеемся только на крепость рук, на руки друга, и вбитый крюк…».

– Ну, вот и славно!

Придерживая согбенного визави за спину, Иванов лично сопроводил того до двери.

– Я Вам перезвоню, и мы уточним время. До свидания!

Напутствовав замдимректора панибратским хлопком по плечу, Иванов повернул кислое лицо к Маше.

– Что ж, зови… Куда деваться…

Секретарша вышла, и её место на пороге кабинета заняли четыре женщины. Точнее, одна женщина, лет сорока пяти, и три девицы в возрасте двадцати-двадцати двух лет.

– Проходите, садитесь, – «без запятой отбарабанил» Иванов, и, пренебрегая этикетом, первым опустил зад на потрёпанный стул. Традиционно – для первой встречи – робея, новоприбывшие оседлали разнокалиберные стулья вдоль стены, прямо напротив массивного двухтумбового стола Иванова. Некоторое время Александр Сергеевич занимался делопроизводством: определял в сейф бумаги по делу «союзного значения». Наконец, он щёлкнул замком сейфа и «счёл возможным заметить» новоприбывших. Глаз его медленно и устало скользнул по лицам и фигурам, не задерживаясь ни на одном и на одной из них.

– Простите, а кто кого привёл?

Взгляд Иванова остановился на растерянном лице «старшой».

– Вы – потерпевшая?

Женщина покраснела.

– Нет, что Вы!.. Это… вот – они…

– Все трое?

– Да.

Бровь Иванова не поднялась даже на миллиметр: и не такое доводилось и видеть, и слышать. Не смог пробиться на лицо и энтузиазм: работёнка явно предстояла «непыльная».

– Значит – жертвы уличных насильников? – по совокупности причин так и не смог взбодрить он пресный голос.

– Нет, сейчас я Вам всё расскажу!

Женщина, в которой чувствовалось присутствие характера, распрямила плечи, и сделала энергичный вдох.

– А почему Вы? – в очередной раз изнасиловал себя вопросом Иванов. – Вы – свидетель?

– Нет, что Вы, я – мать… вот…

Женщина повела указательным пальцем вправо от себя – и соседствующая с ней темноволосая девица раздражённо поморщилась.

– Значит, Вы – не свидетель?

Только небольшая примесь издёвки в голосе, и та неуловимая для «гражданских», отличала сейчас Иванова от классического зануды.

– Не свидетель и не потерпевшая?

Женщина растерялась.

– Да… то есть, нет… То есть, я… Ну, в общем, это я их привела…

– Я это понял, – вздохнул Иванов. – И даже увидел. Но полагаю, что сами они расскажут обо всём полнее и точнее Вас.

– А я?

– «Все – в сад!» – даже не улыбнулся Иванов. Хотя, даже улыбнись он, женщина всё равно не поняла бы. Да она так и сделала, о чём так прямо и заявила.

– Не поняла?

– Я прошу Вас посидеть в коридоре. А, если Вам некогда, то я не смею Вас задерживать.

Женщина покраснела, и теперь уже не от застенчивости.

– Вы предлагаете мне выйти вон?!

– Разве?

Если Иванов и «оживился», то одной лишь бровью.

– Я всего лишь «попросил» и «не смел».

– Но ведь это я их привела!

– И Вы полагаете, что этим обрели какие-то процессуальные права?

Иванов «в упор расстрелял» тётку полусонным взглядом, оттого ещё более невыносимым и «где-то даже» убийственным.

– Ваши «подопечные» – несовершеннолетние?

Женщина «упала глазами» на пол.

– Нет…

– Сколько Вам лет?

Иванов уже пошёл взглядом слева направо.

– Двадцать, – опустила глаза «левая крайняя».

– Двадцать один, – не опустила глаз «центровая».