Генерал бубновый

– Не до смеха. Вспомни, Александр Петрович! – такое официальное обращение удивило Мыльникова, он вскинул голову, дурашливо вытаращив черные пуговицы глаз, что делало его похожим на сельского пахаря с лубочной картинки. – Вспомни, как ты!… Да, именно ты, лил слезы после поездки в родную Новгородчину. Рассказывал, как твой джип на тросу тащил пьяный тракторист… Как помер, захлебнувшись блевотой твой родственник. Как вымирают деревни.... В штопор Россия летит! Поэтому нужна своя сильная партия. Своя фракция в Думе.

Мищев резко рубанул кулаком, ваза подпрыгнула и ярко-оранжевые апельсины раскатились по столешнице, а один с мягким стуком шлепнулся на пол. Кузиков подхватил его и швырнул в Мищева.

– Ну, ты хватанул. Это же… Ну, я не знаю. Это тебе тогда придется выйти из учредителей холдинга.– Кузиков забегал по кабинету вдоль окон, смотревших на Ленинский проспект, где бесконечной вереницей тянулись автомобили в клубах выхлопных газов. – Да и вообще… Нет, я тебя не понимаю.

– Вот и плохо, что даже друзья не понимают. Деньги не самоцель. Выйду из учредителей. Не проблема… Это чисто финансовая операция. Председателем станешь ты или Сашка. Доля с наших активов, порядка, 197 миллионов долларов… Я все просчитал. Фирму по продаже недвижимости я переоформлю на зиц-директора, но буду оперативно курировать.

Царевск. Весна.

Депутат Государственной думы Мищев прилетел в родной город после долгого перерыва и поразился фантастической перемене, столь разительной после Москвы. За последние годы Царевск стал похож на дистрофика, покрылся язвами бесконечных дыр на дорогах, захрипел прорывами магистральных водоводов, оброс свалками. Знаменитый кинотеатр «Ударник» в духе сталинского ампира стоял с щербатыми капителями и колоннами – некогда белыми, а теперь в венозной паутине серых жирных трещин.

В двухкомнатной квартире на Московском проспекте жили по прежнему знакомые запахи ладана, горела в переднем углу под иконой неугасимая лампадка. Только икон стало больше.

– Люди просят меня, забери, а то выбросим… – посетовала мама Зина, продолжая возиться на маленькой кухне, где они не так давно вполне умещались вчетвером, и кухня не казалась им тесной. Мама Зина с детства была воцерквленной. Но отец! Пятидесятилетний отставник МВД, он решил стать священником и теперь учился в православном университете при Духовом монастыре.

– Раньше пять страниц из учебника по криминалистике мог процитировать, а теперь и одну-то с трудом…

– Ничего, с Божьей помощью скоро акафисты начнешь петь по-ученому, – вставила свое слово Зинаида, строгая и неулыбчивая. Похоже, не без ее влияния произошла такая странная перемена.

Она давно хлопотала о восстановлении церкви Иоанна Предтечи, самой первой в их городе, но разрушенной атеистами в тридцатых. Остался крепкий фундамент, но главный архитектор не решался подготовить землеотвод по всем правилам для местной епархии, без указания мэра. А в городской администрации требовали проект и целый ряд немыслимых согласований.

Мищев договорился о встрече с Жоховым. Красивый рослый мужчина с хорошо поставленной речью, он очаровывал не только женщин. И Мищев невольно подпал под его обаяние и рассказы о том, что идет затяжная война с областной администрацией. Режут бюджет по живому, недодают городу, держат на голодном пайке…

– Зачем? – невольно вырвалось у Мищева.

– Так удобнее управлять. Чуть поперек слово и главный финансист Сузонов перекрывает дыхание по указанию Маруги. Губернатор наш с виду лапочка, но жестокосерд, а его коммунистическое окружение не считаясь ни с чем, мечтает сделать красную зону во всем Поволжье.

– И что никаких вариантов?

– Нет, почему же, я воюю за каждый рубль. Пробиваю кредиты. Восстанавливаю коммуналку…

Мищев поверил и пообещал, что всячески начнет помогать.

– У меня небольшая просьба. Я внес зимой десять миллионов в епархиальный фонд на восстановление храма Иоанна Предтечи. Но мэрия тормозит.

– Мы вообще-то хотели там торговый центр.

– Епархии важно намоленое место, сохранившийся фундамент. Прошу помочь.

Жохов слегка дернул губы в кривоватой усмешке, потому что не понимал эту дурацкую прихоть молодого миллионера и депутата, но ссориться не захотел.

– Ладно, я решу этот вопрос. Но и вы не забывайте про нас…

На прощание обнялись. Жохов слегка оцарапал щеку своей жесткой черной щетиной, потом долго тряс руку и так искренне улыбался, что ему нельзя было не поверить.

В приемной столкнулся с молодой девушкой – она показалась необычно красивой. Он извинился за свою неловкость, что чуть не наступил на ногу. В ответ улыбка с легким наклоном головы и звучное: «Я на вас не сержусь. Вы наш гость…»

– Да нет, я местный. Меня Юрой зовут. А вас?

– Анита… – Она приоткрыла дверь в кабинете Жохова, а он невольно сделал шаг вслед за ней, мгновенно, словно на фотоснимке, запечатлев стройную фигуру, слегка подзавитые волосы – их хотелось потрогать рукой. Но опоздал, она скрылось в логове этого страшного чернявого царедворца, который будет ее безжалостно поедать глазами и, может быть, трогать потной ладонью. С этой странной мыслью Мищев вышел на улицу, затопленную до краев жарким солнцем, и решил: не полечу сегодня в Москву. «Анита…» – редкое имя. Он стал перебирать номера телефонов в записной книжке. А может проще вернуться в приемную… «Где я буду выглядеть совсем по-дурацки». Люди входили и выходили, а он стоял у двухстворчатой двери и не знал, что предпринять. В отдаленье стояло такси, он сделал пару шагов… И вдруг снова она с деловой папкой в руке.

– Анита!

Предложил встретиться вечером – она отказалась. Но Мищев был неудержим, его вдруг понесло. Он шел по пятам до самой редакции газеты «День города», где она работает и сейчас приносила репортаж на подпись Жохову.

– Хорошо, Юра. Я занесу тексты и выйду, если вы так настаиваете.

Он не повел ее ни в ресторан, ни в кафе, что было бы бесцеремонно и пошло, а предложил прогулку на теплоходе.

Вернувшись в Москву. Мищев оформил депутатский запрос в областную налоговую службу, в антимонопольный комитет по НПЗ «Випойла», который расположен на территории города.

Предварительные результаты проверки показали, что НПЗ недоплачивает в бюджет до полумиллиарда рублей, что могло бы стать существенной поддержкой для города с общим бюджетом в семь миллиардов и большим дефицитом, который покрывается кредитами, а проценты по ним нарастают, словно ком грязи в ненастный день, делая бесперспективной тенденцию к развитию города.

О чем он вскоре забыл, потому что его волновала та женщина, та прекрасная Анита, с которой познакомился недавно и уже отправил ей сумбурную телеграмму на поздравительном бланке и теперь ждал окончания депутатской сессии, чтобы снова уехать в Царевск.

Финансисты в думе были, но теоретики старой формации. Практическую сторону рынка они не понимали и не хотели вникать в те законы, которые принимались Думой и делались вроде воровских, когда вход рупь, а выход – пять. Мищев это быстро усвоил, продвигая с приятелями проект холдинга «МКМ», приобретая на аукционах московскую недвижимость, старательно избегая скользких тем. И все же прокол случился. Новый управляющий банка «МКМ» с подачи Кузяева взял на кассовое обслуживание фирму с нелепым названием «Джангар». Сотрудники привозили наличку в больших чемоданах, сдавали, а затем распоряжались по мере необходимости со своего рублевого и валютного счета. Банк соответственно получал выгоду, взимая проценты с валютных операций.

И вдруг прокуратура в ходе встречной проверки затребовала все документы по фирме «Джангар». Фирма, как выяснилось, не занималась ни производством, ни торговлей, а деньги имела огромные. Предположительно от наркоторговли, что напрямую доказать следователи не смогли. Владелец «Джангара» успел выехать за границу, заранее уничтожив документы, а два сотрудника фирмы бесследно исчезли. «МКМ» предъявили обвинение в многомиллионном отмывании грязных денег. Потребовалось немало усилий со стороны группы депутатов во главе с Мищевым, чтобы погасить возникший конфликт, снять обвинение.

Российская сфера коммерции была скользкой, как зимний каток, где то ли сам упадешь, то ли столкнут. А кровь бурлила и юношеский романтизм не давал покоя.

После изгнания из ЛДПР вместе с таким же молодым депутатом Аверьяном Гвоздевым с формулировкой «за антипартийную деятельность», хотя все случилось спонтанно. Они оба поддались порыву и вопреки указаниям бессменного Лидера проголосовали за импичмент против Ельцина. Это казалось в ту пору таким важным. Как и создание своей партии, чтобы бороться против засилья олигархов, и откровенных коррупционеров, которые словно вши расползались по всей России.

За этой всей возней в думе с мелкими стычками противоборствующих партий и кланов, Мищев забыл о нефтеперерабатывающем заводе. В субботу дозвонился школьный приятель, прижившийся в областной администрации. После привычных обменов новостями, он сообщил, что начальника областной налоговой службы, не захотевшего дружить семьями, по настоянию губернатора сняли с должности. Випойловский завод отделался штрафами за неуплату налогов и зарегистрирован теперь в Калмыкии у шахматного ферзя, а Царевску – голый кукиш. «А тебя, дружище, за этот депутатский запрос, поминают в области бранными словами», – укорил он напоследок.

В Государственной Думе при формировании комитета по собственности предложили назначить заместителем Мищева Юрия Ивановича.

– Молод еще! – Выкрикнул кто-то из первых рядов.

– Вот и хорошо, что молод, – осадил депутата Селезнев. – Пусть впрягается. Его пристрастие к лошадям проглядывало в словечках «охамутать», «закусил удила», что для профессионального журналиста и коммуниста с двадцатилетним стажем, казалось странноватым. Мало кто знал, что Гена Селезнев до двенадцати лет жил в деревне, умело седлал лошадей и ухаживал за ними с той тщательностью, какая возникает от страстной любви к этим гривастым животным с большими глазами, которые, кажется, все понимает, а не могут сказать.

Мищев действительно впрягся с радостным юношеским задором. Что не всем нравилось.

В перерыве между заседаниями спикер думы Селезнев неожиданно пригласил к себе в кабинет «надо побеседовать».

– На тебя жалоба… – Мищев удивленно вскинул вверх брови. – Да от самого Жириновского. Перебивал выкриками выступление депутата от его фракции.

– Так Зубков такую ахинею нес по поводу госсобственности!

– Но вы же зам председателя комитета. Следом за вами Гвоздев поднялся с репликой…

– Извините, не сдержался.

Хорьковский вошел в кабинет без предупреждения, видимо, заранее очаровав подарком бдительных помощников председателя Думы. Он вежливо поздоровался, покосился на Мищева, словно бы намекал, что он тут лишний. Но Мищев остался сидеть в кресле.

– У нашей компании юбилей. Хотел лично пригласить вас Геннадий Михайлович.

Он положил конверт на стол Селезнева. И полуобернувшись: