– Ну, хорошо, так я напишу просто: Милостивый государь.
– Вы можете даже написать милорд, – сказал Атос, строго соблюдавший приличия.
– «Милорд, помните ли вы маленькую загородку для коз близ Люксембурга?»
– Вот хорошо! Теперь Люксембург! Подумают, что это намек на королеву-мать. Нечего сказать, остроумно, – сказал Атос.
– Ну, так напишем просто: «Милорд, помните ли вы загородку, у которой вам спасли жизнь?»
– Любезный д’Артаньян, – сказал Атос, – вы никогда не будете хорошим писателем. «Где вам спасли жизнь!» Как в этом мало достоинства! О подобных услугах не напоминают образованному человеку. Напоминание об оказанном благодеянии есть обида.
– Ах, любезный друг, – сказал д’Артаньян, – вы несносны, и я отказываюсь писать под вашей цензурой.
– И хорошо делаете. Действуйте ружьем и шпагой, в этих двух упражнениях вы искусны, но перо передайте господину аббату, это его дело.
– Да, в самом деле, – сказал Портос, – передайте перо Арамису, он пишет латинские диссертации.
– Хорошо, – сказал д’Артаньян, – составьте нам эту записку, Арамис; но предупреждаю вас – будьте осторожны: я буду критиковать.
– Я готов, – сказал Арамис с наивной уверенностью поэта, – но расскажите мне, в чем дело; я слышал, что эта миледи плутовка и убедился в этом из разговора ее с кардиналом.
– Тише же, черт возьми, – сказал Атос.
– Но я не знаю подробностей, – сказал Арамис.
– И я также, – сказал Портос.
Д’Артаньян и Атос молча взглянули друг на друга. Наконец Атос, немного подумав, побледнел больше обыкновенного и кивнул головой в знак согласия; д’Артаньян понял, что он может говорить.
– Вот что нужно сказать, – продолжал д’Артаньян. – Милорд, ваша сестра злодейка, которая хотела убить вас, чтобы получить после вас наследство. Но она не могла выйти замуж за вашего брата, потому что имела уже мужа во Франции и была…
Д’Артаньян остановился, как будто приискивая выражение, и взглянул на Атоса.
– И была выгнана своим мужем, – сказал Атос.
– Потому что она была заклеймена, – продолжал д’Артаньян.
– Неужели? – сказал Портос. – Она хотела убить брата своего мужа?
– Да.
– Она была замужем? – спросил Арамис.
– Да.
– И муж заметил, что у нее на плече была лилия? – сказал Портос.
– Да.
Эти три «да» были сказаны Атосом, и при каждом из них интонация голоса его становилась мрачнее.
– Но кто же видел эту лилию? – спросил Арамис.
– Д’Артаньян и я, или, чтобы соблюсти хронологический порядок, я и д’Артаньян, – сказал Атос.
А муж этой ужасной твари жив еще? – сказал Арамис.
– Жив.
– Вы в том уверены?
– Да, уверен.
Наступила минута молчания, во время которой каждый из них был волнуем различными чувствами, сообразно своему характеру.
На этот раз Атос первый прервал молчание. Д’Артаньян дал нам прекрасную программу, – сказал он, – с этого и нужно начать письмо.
– Черт возьми! Вы правы, Атос, – сказал Арамис. – Редакция нелегка; сам канцлер затруднился бы при сочинении послания в этом роде, а между тем он славно сочиняет протоколы. Ничего, молчите, пока я пишу.
Арамис взял перо, подумал несколько минут, написал прекрасным, мелким, женским почерком восемь или десять строк; потом медленно, как будто взвешивая каждое слово, прочел следующее:
«Милорд.
«Особа, пишущая вам эти строки, имела честь скрестить с вами шпагу в маленькой загородке Адской улицы. Так как с тех пор вы несколько раз называли себя другом этой особы, то она считает долгом доказать вам свою дружбу полезным советом. Два раза вы едва не сделались жертвой близкой родственницы вашей, потому что вы не знаете, что до вступления в брак в Англии она была уже замужем во Франции. Но в третий раз, т. е. теперь, вы можете погибнуть. Родственница ваша уехала ночью из Ла-Рошели в Англию. Наблюдайте за ней, потому что ее замыслы велики и ужасны. Если вы желаете знать, на что она способна, то прочитайте ее прошедшее на левом плече».
– Вот это прекрасно! – сказал Атос. – Вы пишете, как государственный секретарь, любезный Арамис. Лорд Винтер будет внимательно наблюдать за нею, и если бы даже письмо попало в руки самого кардинала, мы не будем скомпрометированы. Но как слуга, который поедет, может остановиться в Шательро и уверить нас, что был в Лондоне, то дадим ему с письмом только половину суммы и пообещаем другую половину по получении ответа. Бриллиант у вас? – продолжал Атос.
– Еще лучше, у меня есть деньги.
И д’Артаньян бросил мешок на стол; при звуке золота Арамис поднял глаза, Портос вздрогнул, Атос остался неподвижен.
– Сколько денег в этом мешке? – спросил он.
– Семь тысяч ливров, луидорами в двенадцать франков.
– Семь тысяч ливров! – вскричал Портос, – этот дрянной маленький бриллиант стоил семь тысяч ливров?
– Кажется так, – сказал Атос, – потому что вот они; я не думаю, чтобы друг наш д’Артаньян прибавил своих денег.
– Но, господа, мы вовсе не думали о королеве, – сказал д’Артаньян. – Побережем немного здоровье ее любезного Бокингема; мы должны это сделать.
– Правда, – сказал Атос, – но это касается Арамиса.
– Что же я должен сделать? – спросил, краснея, Арамис.
– Очень просто, – сказал Атос, – сочинить еще письмо к ловкой особе, живущей в Туре.
Арамис взял снова перо, подумал и написал следующие строки, которые тотчас представил на одобрение друзей своих: