Атос спрыгнул с лошади, передал поводья Гримо и подошел к окну, сделав прочим знак, чтоб они подъехали к двери.
Домик был обнесен плетнем в два или три фута вышиной; Атос перелез через него и подошел к окну, у которого не было ставень, но занавески были спущены. Он встал на камень, чтобы посмотреть в окно выше занавесок, не доходивших доверху. При свете лампы он увидел женщину, которая завернувшись в черную мантилью, сидела на скамье перед потухавшим камином: она опиралась локтями на простой стол, положив голову на руки, белые, как слоновая кость.
Нельзя было рассмотреть лица ее; но мрачная улыбка показалась на лице Атоса: он не ошибся: это была та самая женщина, которую он искал.
В эту минуту заржала лошадь; миледи подняла голову, увидела у окна бледное лицо Атоса и вскрикнула от ужаса.
Атос догадался, что она узнала его, толкнул раму коленом и рукой, рама подалась и стекла зазвенели.
Атос вскочил в комнату и явился перед миледи как гений мщения.
Миледи побежала к двери и отворила ее, д’Артаньян стоял на пороге.
Миледи с криком испуга отступила назад.
Д’Артаньян, думая, что она может еще убежать, и, опасаясь, чтоб она не ускользнула, вынул из-за пояса пистолет; но Атос поднял руку и сказал:
– Д’Артаньян, вложите пистолет за пояс; эту женщину надо судить, а не убивать. Подожди одну минуту, д’Артаньян, и ты будешь удовлетворен. Войдите, господа.
Д’Артаньян повиновался, потому что голос и жест Атоса были повелительные. Вслед за д’Артаньяном вошли Портос, Арамис, лорд Винтер и человек в красном плаще.
Слуги стерегли дверь и окно.
Миледи упала в кресло, протянув вперед руки, будто для того, чтоб умилостивить это ужасное явление.
Увидев лорда Винтера, она с ужасом вскрикнула:
– Что вам надо?
– Нам нужно Шарлотту Бексон, – сказал Атос; – ее звали графиней де-ла-Фер, потом леди де Винтер, баронессою Шиффильд.
– Это я! – проговорила она с ужасом; – чего вы от меня хотите?
– Мы хотим судить вас за ваши преступления, – сказал Атос; – вы можете защищаться; оправдывайтесь, если это возможно; д’Артаньян, вы первый обвинитель.
Д’Артаньян вышел вперед.
– Перед Богом и людьми, – сказал он, – я обвиняю эту женщину в том, что она вчера вечером отравила Констанцию Бонасьё.
Он обратился к Портосу и Арамису.
– Мы подтверждаем, – сказали оба мушкетера вместе.
Д’Артаньян продолжал:
– Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что она хотела отравить меня самого вином, которое прислала из Вильроа с подложным письмом от имени моих друзей; Бог спас меня; но вместо меня умер другой, его звали Бриземон.
– Мы подтверждаем, – сказали в один голос Портос и Арамис.
– Перед Богом и людьми обвиняю эту женщину в том, что она убеждала меня убить графа де Варда и как никто из присутствующих не может подтвердить этого обвинения, то я свидетельствую о нем сам. Я все сказал.
Д’Артаньян отошел на другой конец комнаты с Портосом и Арамисом.
– Теперь ваша очередь, милорд, – сказал Атос.
Барон подошел.
– Перед Богом и людьми, – сказал он, – я обвиняю эту женщину в том, что она участвовала в убийстве герцога Бокингема.
– Разве герцог Бокингем убит? – вскричали все присутствовавшие.
– Да, сказал барон, – убит! Получив ваше письмо, я велел схватить эту женщину и поручил стеречь ее преданному мне человеку; она обольстила его, дала ему кинжал в руки; заставила его убить герцога и, может быть, в эту минуту Фельтон ценою головы своей выкупает преступление этой фурии.
При открытии этих, еще им неизвестных, преступлений, судьи затрепетали.
– Это еще не все, – сказал лорд Винтер, – брат мой, сделавший вас своею наследницей, умер от странной болезни, продолжавшейся только три часа и оставившей на всем теле синеватые пятна. Сестра, от чего умер муж ваш?
– О, ужас! – вскричали Портос и Арамис.
– Убийца Бокингема, убийца Фельтона, убийца брата моего! я требую правосудия и объявляю, что если не буду удовлетворен, то удовлетворю себя собственноручно.
Лорд Винтер отошел к д’Артаньяну, предоставляя место другому обвинителю.
Миледи опустила голову на руки и старалась собраться с мыслями, взволнованными смертельным беспокойством.
– Теперь моя очередь, – сказал Атос, дрожа всем телом. – Я женился на этой женщине, когда она была молодою девушкой; я женился на ней против воли моих родных; я дал ей богатство, дал свое имя; и однажды заметил, что эта женщина была заклеймена: на левом плече у нее клеймо, изображающее лилию.
– Я не признаю суда, который произнес надо мной этот бесчестный приговор; вы не найдете человека, который согласился бы исполнить его, – сказала миледи.
– Молчите, на это буду отвечать я. И человек в красном плаще подошел к миледи.
– Кто этот человек? – спросила миледи вне себя от ужаса.
Глаза всех обратились на этого человека, потому что никто из них, кроме Атоса, не знал, кто он.
Даже Атос смотрел на него с тем же недоумением, как и прочие, потому что не знал, как он мог быть замешан в страшной драме, разыгравшейся в эту минуту.
Подойдя к миледи медленными и величественными шагами на такое расстояние, что только один стол разделял их, неизвестный снял маску.
Миледи смотрела несколько времени с ужасом на бледное лицо его, обрамленное черными волосами и бакенбардами и выражавшее ледяное бесстрастие, потом вдруг встала и, отступая до самой стены, закричала:
– Нет, нет! это адское видение! это не он! Спасите! спасите! – кричала она диким голосом, оборотившись к стене, как будто ища руками выхода.
– Кто же вы? – спросили все свидетели этой сцены.
– Спросите у этой женщины, – сказал человек в красном плаще: – вы видите, что она меня узнала.
– Лилльский палач! лилльский палач! – кричала миледи в безумном страхе, цепляясь за стену, чтобы не упасть.