Вдруг отворилась дверь, и хорошенький мальчик, преследуемый бичом своего сторожа, выбежал во двор; но едва пробежал он несколько шагов, как что-то тяжелое полетело за ним на мостовую и сильно ударило ему по ноге.
– Ай, ай, ай! – закричал мальчик.
Ноги у него подкосились, и он упал на колено.
– Принеси мне колодку, чудовище, а не то…
Мальчик встал и мотнул отрицательно головой.
– А, вот как! – закричал тот же голос. – Так погоди же, вот мы увидим, погоди!
И сапожник Симон выскочил из своей каморки, как дикий медведь из берлоги.
– Послушай-ка! – закричал Лорен, нахмурив брови. – Куда ты так бежишь, почтеннейший Симон?
– Наказать медвежонка, – отвечал сапожник.
– А за что? – спросил Лорен.
– Как за что?
– Да, за что?
– За то, что эта дрянь не хочет ни петь, как следует доброму патриоту, ни работать, как следует доброму гражданину.
– А тебе какое дело до этого? – возразил Лорен. – Разве народ поручил тебе Капета для обучения пению?
– А ты что вмешиваешься, гражданин сержант? – сказал удивленный Симон.
– Почему я вмешиваюсь? Потому что это дело касается каждого честного человека. Бесчестно честному человеку смотреть, как бьют ребенка, и не остановить такое дело.
– Да он сын тирана!
– Да ведь он ребенок!.. Ребенок не участвовал в преступлениях отца; ребенок этот ни в чем не виноват, и потому его не следует наказывать.
– А по-моему, мне его дали для того, чтобы я делал из него что мне угодно. Я хочу, чтобы он пел песню про госпожу Вето, и он будет петь.
– Но, жалкий человек, подумай, что госпожа Вето – мать этого мальчика, неужели ты захочешь, чтобы твоего сына заставили петь, что ты каналья?
– Разве я каналья? – прорычал Симон. – Ах ты аристократ проклятый!
– Нельзя ли без ругательств! – сказал Лорен. – Ведь я не Капет и меня насильно петь не заставишь.
– Прикажу арестовать тебя…
– Арестовать, в самом деле? Попробуй-ка посадить под арест меня, Фермопила.
– Хорошо, хорошо, посмотрим, чья возьмет… Эй, Капет, подними колодку и дошивай башмак или, черт возьми, берегись!..
Лорен страшно побледнел, стиснул зубы, сжал кулаки, шагнул вперед и сказал:
– А я говорю, что он не поднимет твою колодку, говорю, что он не дошьет башмак. Слышишь, мерзавец? А! На тебе висит длинная сабля, но я боюсь ее так же, как и тебя самого! Попробуй обнажи ее!
– Будь ты проклят! – закричал Симон, побледнев от бешенства.
В эту минуту во дворе показались две женщины; одна из них держала бумагу и подошла к часовому.
– Сержант, – закричал часовой, – вот дочь Тизона пришла повидаться с матерью!
– Тампльский совет позволил, пропусти, – сказал Лорен, не желая повернуть голову, чтобы Симон не воспользовался этим движением и не прибил мальчика.
Часовой пропустил женщин; но едва они поднялись на четвертую ступеньку по мрачной лестнице, как встретили Мориса Лендэ; он шел во двор.
Наступила ночь, так что было почти невозможно различить черты их лиц.
Морис остановил их.
– Кто вы, гражданки? – спросил он. – И что вам надо?
– Я София Тизон, – отвечала одна из женщин. – Мне разрешили увидеться с матерью, и я ради этого пришла сюда.
– Да, – сказал Морис, – но позволено тебе одной, гражданка.
– Я взяла с собой приятельницу, чтобы не быть одной среди солдат.
– Это прекрасно; но приятельница не пойдет с тобой.
– Как вам угодно, гражданин, – сказала София Тизон, пожимая руку своей приятельнице, которая, прижавшись к стене, казалось, была поражена удивлением и ужасом.
– Граждане часовые, – закричал Морис, приподняв голову и обращаясь к караульным, которые расставлены были на всех этажах, – пропустите гражданку Тизон; но приятельница ее не может с ней пройти. Она подождет на лестнице. Смотрите, чтобы ее не обидели.
– Слушаем, гражданин, – отвечали часовые.
– Ступайте, – сказал Морис.
Обе женщины прошли.
Морис спустился по четырем или пяти остальным ступеням и вышел во двор.
– Что тут такое, – сказал он национальным гвардейцам, – и откуда этот шум? Крики ребенка слышны даже в передней арестанток.
– А то, – сказал Симон, который привык уже к муниципалам и решил, что Морис пришел к нему на помощь, – а то, что этот изменник, этот аристократ, этот преждебывший[2 - Преждебывший, прежний (ci-devant) – так называли тогда аристократов, в ознаменование того, что аристократия отжила свой век. – Примеч. перев.] не дает мне бить Капета.
И он указал кулаком на Лорена.
– Да, черт возьми, я не позволяю ему это делать, – сказал Лорен. – А если ты еще раз осмелишься назвать меня изменником, аристократом или преждебывшим, то я проткну тебя саблей насквозь.
– Угрозы? – вскричал Симон. – Караул! Караул!