Целинная рать

– Ну, вот и ладушки. А теперь давай «зреть в корень», высматривать начальство.

Через человека от них, «любитель пива» или просто Валентин, вполголоса высказывал свои предположения, не скрывая своего неравнодушного отношения к товарищу замполиту,

– Теперь понятно, почему этот чокнутый, как теннисный мячик скакал, «шишки» должны прибыть

– А ты, Валька, думал, что он перед тобой, «трепака» плясал? Смотри, оказывается, дружба – то у вас, какая? – приколол его Сашка.

– Я с таким другом, по нужде на одном поле не сяду, – возмутился Валентин.

– Смирно! – раскатилась над ротой команда. Подполковник, смешно подпрыгнув, стукнув каблуками, словно для разгона, резво взяв на старте, понесся навстречу остановившейся черной «волги».

– Вот и «шишка» к нам упала,– прокомментировал прибытие начальства Валентин.

– Нарисовалась, не сотрешь, – согласился с ним Гена – «ветеран».

Было видно, как ротный, приложив одну руку к фуражке, другой открывает дверь машины.

– Из обкома это. Тихо вы, – призвал прекратить комментарии взводный.

– Это … еще и из обкома,– певуче протянул Валентин,– всю жизнь об этой встрече мечтал.

– Заткнись, наконец, – прошипел взводный, видя, как ротный, вместе с гостем, направляется к ним.

– Проводить и пожелать нам успехов, прибыл второй секретарь нашего областного комитета партии товарищ Сусликов, – торжественно объявил ротный, уступая место, невысокому человеку в светлой шляпе и строгом черном костюме.

– Дорогие товарищи целинники!

Сергей, стоял в первой шеренге, сбоку от человека в черном костюме. Он сладко щурился на майское солнышко. От недосыпа, от авральной погрузки во всем теле ломило.

Под нудный монолог второго секретаря, как под колыбельную, сами собой начали закрываться глаза. Ему было глубоко до лампочки, как заверил говоривший, что народ и партия верит в них. В привычные к работе, пропахшие маслом и бензином руки, крепкие и надежные рабочие руки, через которые собранный урожай, золотым дождем прольется в закрома родины. Сквозь сонливость он подумал, – А надо спросить у этого «суслика» где они эти закрома? Сколько слышал о них, а никогда не видел. С детства твердят про них, с каждым годом они все пополняются, все пухнут и пухнут. А в магазинах как было шаром покати, так и осталось.… Какое-то «очевидное – невероятное», вспомнилась ему популярная телепередача. Но спрашивать не хотелось, ему хотелось одного, чтоб поскорей закруглялся этот обкомовский соловей, хотелось, куда и как угодно, но спать, спать. Весь строй сейчас мечтал об этом, но он и обязывал – стой, как приказано, и слушай, что приказано.

– «Герой жатвы», ты мужик знающий, целиной битый, все знаешь. «Горлодеров» этих не в инкубаторах выращивают?– услышал он голос Валентина.

– Это откуда надумал? – сонным голосом спросил Геннадий.

–А оттуда. Ты посмотри на жару никакой реакции, ни капельки пота. На улице под тридцать давит, а эта птица – говорун, в костюме при галстуке, шляпе и застегнут наглухо. У него же все сопреет.

35

– В – первых у него язык, как вентилятор работает, воздух внутрь загоняет, для обдува. Во-вторых, ширинка у него расстегнута для проветривания, просто под пиджаком не видно.

–Ага, а из задницы шланг выведен в ботинок, тоже под штаниной не видно,– предположил Валентин.

Рядом стоящие, засмеялись. Взводный не оборачиваясь, из-за спины погрозил кулаком.

Разговоры смолкли. Вдоволь насытившись, часто повторяемыми «направляем, доверяем, выполняем, одобряем». Наконец-то дождавшись их окончания, рота на это отреагировала раскатистым троекратным «ура». Затем последовала команда «по вагонам», которую личный состав роты выполнил с огромным облегчением.

И хотя «ветеран жатвы» предполагал не такое быстрое отправление. Объясняя это тем, что ротный с приезжим «сусликом» еще должны дернуть на «посошок», Эшелон, через полчаса дернулся, и, стуча на стыках, стал набирать скорость.

Утомленные событиями последних суток, целинные солдаты, расположились на деревянном настиле. У открытых дверей, навалившись на поперечный брус, остались скучать дневальные, проклиная свою невезучесть.

Деревянный товарный вагон, изделие универсальное. При совсем небольших, минимальных затратах в нем можно возить что угодно и кого угодно. Всего за час, из товарного вагона, он превращается в вагон пассажирский. Для этого на стенки вагона прибиваются бруски, на них настилаются доски: ложись, отдыхай, катись куда положено. Из неоспоримых преимуществ: брус, поперек открытой двери – на обозревание пролетающей местности, и если приспичит, для оправления нужды. Но и конечно для того, чтобы пассажиры, восхищенные красотой и громадностью, мелькающих мимо русских просторов, смогли ухватиться рукой, что не вывалиться из вагона от восторга. Никаких удобств, никаких излишек. Стук колес, природа и пассажир. Зимой холодно, летом жарко. Дешево, практично. Туда муку, сюда цемент, туда свиней, сюда людей. Воинские эшелоны, стараются гонять по ночам, чтоб не засекли «враги-милитаристы» передвижения живой силы и техники. А целинных бойцов, всегда перевозят в режиме глубочайшей секретности, чтоб не выведали враги, наших передовых методов «битвы с урожаем».

А за одно и скрывая их от созревших полей, тем самым обеспечивая внезапность появления бойцов на этих самых полях. Внезапность, неожиданность – залог любой победы, тем более такой желанно – ожидаемой, как в битве за урожай.

Вагон второго взвода, начал пробуждаться, когда солнце уже сваливалось за горизонт. Все чаще звенели кружки о бак с водой, все больше бойцов собиралось внизу.

Когда Сашка спрыгнул со «спального места» на брусе уже «висело» человек пятнадцать. Он, к "удобствам" еле протиснулся, сквозь толпу любознательных.

Выбравшись из вагона, крепко схватившись за брус, приняв все меры предосторожности, чтобы не облить сослуживцев, не нанести вред казенному имуществу в виде штанов, он повернулся спиною к движению эшелона. Пока он осуществлял этот не совсем простой маневр, поезд на полном ходу влетел на станцию. Исправить уже нечего было нельзя. Между людским осуждением и мокрыми штанами, он выбрал первое. В полной красе, с обнаженным мужским достоинством, справляя малую нужду, Сашка смотрел на людей, стоящих на перроне. Эшелон летел через станцию, усиленно окропляя ее, так как проснулся не он один…

Скорей всего, такое развитие событий, было предусмотрено очередной секретной директивой генерального штаба. В – первых, чтобы еще раз надежно пометить свою территорию, а во-вторых, без связи и координат, эшелон всегда можно найти по запаху. Метод надежный, безотказный, известный с давних времен.

36

– Куда летим, никто не в курсе? – закончив свои дела, спросил Сашка, вернувшись в вагон.

– А ты чего? В штабном вагоне катишь, – ответили ему, вопросом на вопрос.

– Я слышал звон, вроде как на Кубань,– поделился кто-то слухом.

– Кубань, это хорошо. Курорт, природа! Вина хоть залейся,– прокомментировал Геннадий.

– А казачки, говорят ядреные, – спросил у него Сашка, отворачиваясь от ветра, чтоб прикурить, – А то скоро армии совсем доведет до ручки.

– Правой, или левой? – засмеялся Генка.

– Попеременно, чтоб мозолей не наставить. В остальном-то, переживать не о чем. Построение, кормежка. Опять построение. Ну, замполит на мозги покапает. Так – то лафа, а вот отсутствие дам, это упущение, – поделился Сашка.

– В прошлом году, нас, семь месяцев катали. Ставрополье, Казахстан, в конце Курская область, – поделился своими «подвигами» Гена-ветеран.

– Да ты чего? Жена же с ума сойдет? – ужаснулся кто-то.

– А коллеги по работе? Соседи по площадке? Сантехника с электриком всегда можно вызвать. Разве оставят без внимания женщину, муж которой, призван на семь месяцев для исполнения своего воинского долга? – «ветеран» прошедший идеологическую обработку в урожайных компаниях, объяснял решение проблемы в масштабах страны,

– Между прочим, святого долга, каждого гражданина, нашей великой страны, – он поднял указательный палец вверх, подтверждая прописную истину, сказанного, – Нас, к Югу везут, а с Югов повезут к нам. Армия, такой огромной страны, как наша, должна быть акклиматизирована к любой ее части. Вы чего? Забыли, что мы все – одна семья. Все мы братья и сестры, других отношений между нами в Союзе братских народов и быть не может. Разве, нам, что– то жалко для друга и брата? Мало того, если какая из «сестричек» залетит, всегда можно обменять дитя, на свое родное. Поняли?

Молодой паренек, с погонами младшего сержанта, молча отошел от бруса, и полез вверх на «спальное место».

– Повязался «узами» похоже, недавно, – проводил его сочувственным взглядом, Геннадий, хотя чем тут поможешь. Баба, она змеюка еще та. Будь ты рядом или за тысячу верст, если ей припрет, ее ничего не остановит. Вот у меня на работе, случай был: напарник у одного в рейс не пошел, в гараже остался, а в тот день, как раз получка была. Он и попросил напарника,– жена дома без денег сидит, будь добр отнеси ей мои деньги. Сами знаете, напарнику помочь, святое дело. Тот после работы пошел выполнять поручение. Пришел к ней и говорит, – твоего – то в рейс оправили, сегодня не будет, вот я и пришел сказать. Ну, жена, конечно, спасибо. Может чайку? Садись, попьем. Выпили по паре рюмашек. Начинает посланник, клинья вбивать, в отзывчивое женское сердце, комплименты рассыпать в чуткие на них ушки. Ах, какая ты аппетитная. На месте мужа твоего, я бы не по рейсам ходил, а припал бы к твоему пышному бюсту, в туалет отойти, и то бы терпел, не ходил, чтоб не отрываться. Затрепетало, задрожало женское сердце. А он дальше продолжает его напрягать. Я говорит, за тот прелестный миг с тобой, готов все отдать, даже самое дорогое, зарплату свою, всю целиком. То ли этот аргумент сработал, то ли уговаривал качественно, только дрогнуло женское сердце. Опрокинул он пышный бюст, в том желанном и сладком «миге», отдал мужнину зарплату, и двинулся домой.

Геннадий, сделал паузу, чтоб переждать хохот слушателей,

– Возвращается с рейса муж. Сразу с порога спрашивает,– дальний свет моих фар, принес ли тебе, Ванька, зарплату мою? А та, не дура, сразу смекнула, – принес, говорит, дорогой. Сразу после работы и забежал. Он у тебя такой ответственный, такой обстоятельный. За, что ни возьмется, все до конца доведет. Грянул смех в тридцать здоровых глоток, на фоне которого не слышен был протяжный стон младшего сержанта.

37

За разговорами бежало время, и вместе с ним все чаще давал о себе знать, зов солдатских желудков. Наконец, словно услышав, этот призыв, эшелон стал замедлять ход, и остановился на лесном разъезде.