Библиотека. Повести

Самая смешная ситуация, по мнению Пашки, возникла, когда ему вместе с Ленкой пришлось присутствовать на презентации диптиха. Он вначале даже не поверил, что издатели решатся на такое, потому что было бы по меньшей мере странным увидеть авторов, сидящих за одним столом, поскольку, по версии одной части читателей мужчина был насильником, а женщина жертвой развратных действий, а, по мнению других, баба была клеветницей, а мужик жертвой оговора. Правда, рассадили их с Ленкой по разным столам в противоположных углах. Но идея себя оправдала. Пришло много народа, и дело чуть не дошло до драки. А в итоге к обоим авторам выстроились две очереди читателей, желающих получить кто от брата, а кто от сестры автограф на книге. Впрочем, были и те, кто выстаивал две очереди и то ли всерьёз, то ли ради хохмы обзаводился обоими вариантами авторских подписей. Хотя от Пашки в принципе было проку, как от козла молока. Если Ленка что-то импровизировала и подписывала книгу в зависимости от настроения и личности обратившегося, то Павел отделывался от всех стандартным «С уважением от автора».

Положительным моментом было то, что приблизительно через полгода Павел почувствовал, что написанная с натугой книга принесла ему если не славу, то приличные деньги. На них можно было какое-то время жить, не горбатясь ради заработка. Впрочем, Пашка бездельничать не любил и только чисто теоретически во время приступов хандры подумывал о том, чтобы отвалить куда-нибудь на год-два с Нинкой или, если госпожа Богуславская не согласится сделать перерыв в карьере, с какой-либо другой, более покладистой бабой. Хотя было бы предпочтительнее всё-таки поехать с Нинкой.

* * *

Пашка блаженствовал. Нинка уехала куда-то в русскую глухомань на съёмки очередного псевдоисторического сериала о лапотной России. Павел какое-то время мог свободно отдохнуть и расслабиться. Нинка, конечно, отличная баба, но всё хорошо в меру, а в связи с Пашкиной книжкой у неё, похоже, что-то переклинило в голове, и она начала его убеждать, что он и в самом деле писатель и вовсе не должен почивать на лаврах, а писать и писать дальше. А на хрена ему, специалисту по компьютерам, чувствующему себя вполне уютно в мире информатики, ещё и эта обуза. Да, у него действительно оказался хороший слог, но разве этого достаточно? Писателю есть что сказать. А одних воспоминаний для этого мало. Он когда-то прочитал, что практически любой грамотный человек способен написать за свою жизнь вполне приличную книгу, но это не делает его писателем. И с этим Пашка был совершенно согласен.

…Кто-то позвонил в дверь. Павел раздумывал, открывать или нет. Он никого не ждал, случайные гости его абсолютно не интересовали. Сидеть одному и пить джин с тоником было в сто раз лучше. Но кто-то был упрям и продолжал трезвонить. Пашка с любопытством выжидал, когда же у этого доставалы кончится терпение. Ведь, по логике, он давно уже должен понять, что дома или никого нет, или его визит не к месту. В конце концов, Павел мог быть в ванной, спать или заниматься сексом. Наконец, дверь оставили в покое, и Пашка удовлетворённо хмыкнул. В этот момент затренькал мобильник. Павел, отхлебнув хороший глоток джина, соблаговолил ответить.

– Тебе что, лень поднять задницу и открыть дверь? – услышал он раздражённый голос сестры.

Пашка матюгнулся и, как на казнь, пошёл впускать Ленку. Надежды на хороший спокойный вечер в обществе Бахуса развеялись, как дым. Всё-таки не попробовать отстоять своё гражданское право на законный отдых Павел не мог и, открыв дверь, загородил сестре вход.

– Чего тебе надо, клеветница?

Ленка, не отвечая, молча отодвинула его в сторону и прошла внутрь.

– Ага, – удовлетворённо констатировала она, увидев бутылку, – братишка, как и ожидалось, в своём репертуаре. А где же твоя сожительница-кинозвезда? Куда она смотрит?

Пашка рассердился.

– Тебе-то какое дело? Ты вообще, что, белены объелась? С чего вдруг пришла ко мне изображать мамочку?

Ленка рассмеялась.

– Дурачок, успокойся. Как бы плохо ты ко мне не относился, а всё-таки я практически твоя единственная родня. И каким бы балбесом и пьяницей я тебя не считала, всё же я – твоя сестра. А цирроз печени – неприятная штука.

Пашка веселье не поддержал. Честно говоря, после совместной работы с Ленкой над книгой он не мог отделаться от угрызений совести. Ему почему-то казалось, что в чём-то, несмотря на справедливость и своевременность написанного, память родителей он предал. И само его решение не по собственной инициативе, а под влиянием Ленки написать книгу-опровержение казалось теперь… ненормальным. Задним числом жалел он и о том, что только способствовал рекламе её произведения. Ведь клевета всегда звучит громче и достовернее правды, которая просто в силу своей сущности обыденна, а поэтому неинтересна. Да и слышат её только единицы. Поэтому после того, как диптих вышел в свет, и необходимость в прямом общении с сестрой отпала, Пашка не видел никакой причины продолжать с ней отношения. Обиду, нанесённую ею чести их родителей, он не простил.

– Ты мне здесь языком-то не мели. Говори, что надо, и уходи, – раздражённо бросил он.

– Да, Пашенька, – умильным голосом промурлыкала Ленка, – бог с тобой. Не злись. Если хочешь, можешь рассматривать мой визит как первый шаг к восстановлению дипломатических отношений. Я ведь не прошу тебя, чтобы ты меня любил. Не хочешь, так и не люби на здоровье. Просто зачем, чтобы страдали и другие люди?

Пашка удивлённо посмотрел на сестру.

– Какие такие люди?

– Всё-таки ты впрямь дурачок. Впрочем, как и все мужчины. А про Борьку ты забыл? Про своего племянника?

Пашка и в самом деле про Борьку забыл, а ведь, кроме Ленки, он оставался его последним кровным родственником. Не то чтобы он его особо любил, но всё-таки, признавая факт его существования, хочешь не хочешь, выделял племянника среди остального населения земного шара. Мальчишка он был хороший, и Павел всерьёз считал, что, если он сам так и не обзаведётся детьми, то Борька станет его наследником. Но не съехидничать в связи с этим в адрес Ленки не смог.

– Ты уже начала беспокоиться, как бы я сыночка твоего не лишил наследства? Не рано ли об этом? Я, если водка не погубит, могу протянуть ещё много лет, да ещё и собственных детишек наделать.

– Боже упаси, Пашенька, – даже всплеснула руками Ленка. – О каком наследстве ты в твои годы говоришь? У тебя ведь, можно сказать, только жизнь начинается. Я имею в виду совсем другое. Ведь Борька тебя любит и с удовольствием с тобой встречается. Но ведь дети всегда хорошо просекают ситуацию. И то, что мы ведём себя друг с другом, как кошка с собакой, вряд ли укроется от его внимания. Вот я и хочу, чтобы, по крайней мере, внешне между нами, оставшимися Залесскими, всё выглядело благопристойно.

– Ах, благопристойно, говоришь, – Пашка саркастически усмехнулся. – А что будет, когда сын прочитает твой перл, из которого узнает, что его дядя и дедушка – растлители малолетних?

Ленка помолчала, и на её лице неожиданно появилось безмятежной выражение.

– Боря – уже большой мальчик и всё понимает. И я дала ему наш диптих прочитать.

Пашка от такой новости аж зашёлся кашлем.

– Ты дала ему эту свою гадость прочитать? – возмущённо воскликнул он. – Ты о ребёнке хоть подумала?

– Я думаю о нём больше, чем ты можешь себе представить, – резко ответила Ленка.

– И что же ты ему в итоге потом наговорила? Как объяснила, что мама и дядя написали абсолютно разные версии одних и тех же событий?

– И снова ты, Пашенька, дурачок, – притворно тяжело вздохнув, сказала Ленка. – Разве ты в свои годы до сих пор не додумался, что иногда самый лучший способ решить проблему – не увиливать от неё, а сказать правду. А я так и объяснила сыну, что маме и дяде Паше надо было заработать, вот они и придумали эту историю с двумя книгами. А теперь благодаря этому у Бори новый компьютер и скутер. Поверь, современные дети такие вещи соображают очень быстро. Так что племянник вряд ли будет опасаться тебя как потенциального педофила.

– Сучка ты, Ленка, – только и сказал Пашка. Впрочем, так он называл её далеко не в первый раз.

– А поэтому, Пашенька, – спокойно продолжала сестра, – я пришла к тебе, скажем, если не выкурить трубку мира, то, по крайней мере, выпить рюмочку виски.

И Ленка достала из своей сумки бутылку «Glen Grant».

– Только плебеи смешивают джин и виски, – без особой уверенности заметил Пашка.

– А ты и есть плебей, Пашенька, – улыбнулась Ленка.

Виски было хорошим. Павел лизнул и, чтобы не портить удовольствие, ушёл на кухню прополоскать рот от можжевёлового вкуса выпитого недорогого джина. Но, очевидно, крепкие напитки всё-таки смешивать нельзя, потому что, помимо приятной расслабленности членов, Пашка почувствовал, что его страшно тянет в сон. Впрочем, он бы и не стал этому противиться, если бы не присутствие Ленки. А та, как и следовало предполагать, почти не пила. Она даже предпочла джин, разбавив его огромным количеством тоника и до кучи бухнув в стакан несколько крупных кусков льда. В итоге получился не алкоголь, а какая-то фигня. Но Ленке было достаточно. Пашка же, фальшиво изображая гостеприимного хозяина, в это время сосредоточенно следил за тем, чтобы непослушные мышцы лица не обвисли, а держали гримасу внимания к собеседнику, а главное, чтобы бесславно сражающиеся с дремотой предатели-глаза оставались открытыми. Уж очень не хотелось бы заснуть, пока сестра без умолку что-то мило, как она умеет, чирикала, временами чему-то смеялась и вообще вела себя так, будто у них идеальные родственные отношения. Наконец, она всё-таки заметила, что Пашка уже никакой, и нежно обратилась к нему:

– А тебя, Пашенька, бедненький, похоже, совсем сморило.

У брата только и хватило сил, чтобы кивнуть.

– Так ты спи. Не стесняйся. А дверь за собой я потом прихлопну. Только вот закончу здесь…

Пашка благодарно улыбнулся. Он уже почти спал, хотя Ленкину речь ещё воспринимал.

– Павлик! А ты помнишь тот день, когда ты приходил меня то ли отругать, то ли побить, а я угостила тебя выпивкой?

Брат издал какой-то звук, который, видимо, означал согласие.

– Помнишь, я сказала, что в виски яда нет?

Пашка снова буркнул что-то невразумительное.

– В сегодняшнем виски тоже нет яда, – добавила Ленка, но в её голосе почему-то звучало торжество.

Брат в ответ хрюкнул. Видимо, обрадовался, что и в этот раз ему повезло.

– Зато есть лёгкое, быстро распадающееся в организме снотворное, – не скрывая триумфа, почти в ухо прошептала Ленка Пашке. – Но ты не бойся, не в смертельной дозе.

Павел на это не среагировал, он уже спал.

– А знаешь, зачем я его подсыпала? – прокричала она ему в ухо, хотя он и не слышал. – Чтобы ты проспал свою смерть! А покойникам не нужны ни гонорары, ни доля наследства. И всё это достанется мне и Борьке. И пусть теперь кто-нибудь посмеет говорить, что я не думаю о сыне. А ты, братик, умрёшь не напрасно. В принципе, всё произойдёт, как ты даже и хотел, правда, чуточку раньше.