Желтый Эскадроль

Горизонт до бесконечности был заполнен хлебными полями, и конца им не было видно. Ни единого дерева, ни единого холма, ни единого рва или куста. Лишь одинаковое желтое море на десятки верст. Это не природа, это та же машина – нам нужно пространство, чтобы прокормиться, и пространство нам дано. Обычная плоскость, обычное поле. Размером с четверть Эскадроля.

В день восстания я был отнюдь не в Централисе. Отдав все управление городом в руки выборной коллегии офицеров, я уже две недели жил у Флора. По всем военным нормам и традициям я, разумеется, не мог так поступить. Но мне фактически не было никакой разницы до военных прав и обязанностей. Да тем более в пустом до безобразия городе, где я последние месяцы совсем ничего не делал. Скучал, гулял целыми днями по улицам, разглядывал вывески и скупил, наверное, все книги из немногочисленных книжных магазинов. Машина должна была быть готова через месяц, а потому я не торопился.

В ночь до этого мы с Флором посетили прелюбопытнейшее мероприятие великосветского характера. Но не вполне великосветским оно было по содержанию: суть его заключалась в подпольном употреблении нового наркотика Ц-3. В быту его называли «цетрин» или «цетришка». Наркотики, в принципе, не считались неорганичными, но их практически никто не принимал, и большинством принятие презиралось. В высшем обществе, однако, такого презрения было слегка меньше, но даже там играли с наркотиками редко – ингредиенты для изготовления было почти невозможно достать при всех несметных богатствах. Презирающий наркотики фабрикант медицины или химии никогда не продал бы ингредиенты по своему органическому закону. Посему принимали наркотик втайне, дабы не наехали десятки, а то и сотни богачей, желающих, даже проклиная себя, заполучить заветный эликсир.

Цетришка разрубала нервную систему и небольшую часть мозга, отчего личность, принявшая ее, отправлялась в мир заветных фантазий наяву, где распускаются радужные цветы, поют экзотические птицы и исполняются все мечты финансового гедонизма. В это время сама личность валяется без памяти на облитом напитками ковре, нервно подрагивает и пускает слюну. При слабых дозах, правда, можно еще и разговаривать, но большинство предпочитало пережить эту микросмерть.

Пригласили, разумеется, Флора, как крупного экономического игрока, с которым все считались. Меня, по слухам, дошедшим до Централиса, также собирались позвать. Даже спрашивали мое мнение через третьих лиц, пойду ли я. Я был прекрасно осведомлен, что пригласить меня боятся, ибо в моей практике было либо не являться на такие приемы, либо закатывать там знатный скандал. Я не любил подобных мероприятий и считал, что в них слишком много сковывающего порядка и негласных правил. Следовало порядок разрушить. Раздробить. Но Флор все же предложил мне ехать, и я согласился, когда узнал цель собрания. Родилась простая и весьма приятная идея.

Я ничего не принимал, ибо ездил не за этим и наркотиками не интересуюсь. Флор же из-за моих предостережений принял только малую дозу, отчего, скажем мягко, приехал домой этой ночью не до конца удовлетворенным. Видимо, оттого стал злым и начал крушить первый этаж своего чудного дома. Безусловно, мягкий по характеру, ленивый и добрый Флор не стал бы этого делать, не будь он подговорен своим спутником «выпустить пар», которого у Флора и не было. Я же быстро вошел в кураж и от веселья разрушил гораздо больше, чем смог сокрушить своими маленькими руками великий фармацевт. На приеме мне крушить не хотелось. Общество фабрикантов, банкиров, писателей, инженеров, военных и актеров театра, среди которых почти не было знакомых, мне не нравилось и навевало на меня скуку. Я уже давно вошел в стадию, когда новые знакомства казались ненужными и обременительными, кроме отдельных случаев. Ездил я на прием, дабы добыть рецепт цетрина, что и сделал, пока сам хозяин улыбался мне стеклянными глазами. Видимо, в ту ночь он слишком поверил мне и моим необычайно вежливым манерам, что его и сгубило.

Комната в доме Флора, в которой я находился, была обставлена в светлых тонах простой, но все же очень дорогой мебелью. На бежевых стенах висели картины, изображающие пастораль, деревни, поля и леса, в общем, что-то такое, что можно было увидеть за окном поезда. Но, как я знал, и такие картины были куплены на редких и странных аукционах за большие деньги. У Флора давно стала наблюдаться страсть покупать все только дорогое, но и от этого будто бы только богатеть. К тому же Флор, с тех пор как разбогател, решил заняться некого рода покровительством и обеспечивал свой ближайший круг всем, как ему казалось, необходимым, несмотря на протесты. Скорее всего, он делал это не от чистого сердца, а дабы подчеркнуть свое положение. В конце концов, химическое оружие сейчас настолько востребовано, в том числе и в практиках массовой аннигиляции, что он может быть и богаче меня. Правда, Флор никогда не распространялся о своих доходах.

В то утро я пребывал в ностальгии и даже некоторой грусти по все тому же танскому обществу. Флор, к которому я за три года своего генерал-губернаторства наведывался очень редко, несмотря на небольшое расстояние, будил во мне очень старые, почти забытые чувства по поводу давно канувшего в Лету дружеского объединения. Окружающая бедность на события заставляла мой мозг заниматься хоть чем-то. Впрочем, я должен был сначала обсудить вопрос о новом собрании общества с Флором. А пока что я просто сидел и думал, глядя в окно. В тот день я не планировал заниматься ничем важным, да и Флор, скорее всего, проспал бы часов даже до двух. У него никаких правил не было, и он не жил, а наслаждался. Вся его жизнь была жизнью гастронома и сибарита.

Но вдруг в смежных комнатах послышались недовольные громкие голоса.

«Ну вот, а такое хорошее утро было», – заметил я почти безразлично и повернулся к двери, подперев щеку тыльной стороной ладони.

В комнату ворвались трое. Первым вбежал Краснов, который был оставлен в Централисе в числе офицерской коллегии. Факт того, что он здесь, меня слегка напряг, и я подумал нахмурить брови. За ним вошел незнакомый офицер с мелким чином, у которого на шее висел громоздкий аппарат с проводами и трубкой. Связной. Третьим вошел сам Флор. У всех лица были озабоченные и напряженные, но, видно, по разным причинам.

Я перевел взгляд на них и произнес весьма непринужденным голосом:

– Чем обязан, господа?

Мы с Флором кивнули друг другу. Он был пораженным и тяжело дышал. Фармацевт никогда не умел показывать свое недовольство словами, но по его виду сразу все было ясно.

– Восстание в Централисе, господин генерал! – как-то по-особенному торжественно заявил Краснов.

На секунду я искренне удивился. Я знал, что такое восстание, но никогда бы не мог предположить, что восстание возможно при органицизме. Что восстание возможно в Эскадроле. Удивление быстро прошло, и я расплылся в широкой, почти хищной улыбке.

– Как ты говоришь, Краснов? В Централисе есть кого убить?

Все засмеялись, думая, что я пошутил насчет мании к убийствам. Нервно засмеялся даже Флор, сразу повеселев. Но я говорил не об этом, шутка была про то, что в сверхсекретном городе с гарнизоном в полсотни тысяч человек произошло восстание, и об этом никто не мог дознаться до его начала. Ирония, да и только.

– Каким образом, Краснов, каким образом, мать твою, в моем городе произошло восстание? – я специально стал говорить с грозной интонацией для эффекта, но на самом деле грозным не был. Скорее ожидал какого-то знатного развлечения. – И какого дьявола вы, идиоты, не позвонили?

Краснов сразу же сконфузился и быстро перестал смеяться. Я не был, что называется, на него в обиде, хотя именно это и хотел показать.

– Дак это… телефон не работал у господина фон Фогля, никак не дозвониться было… Да и вертолет, – Краснов вновь улыбнулся, – вертолет мы вам подали, вы бы на машине поехали, что ли?

– Не работал телефон? Флор, что у тебя с телефоном?

– Какой-то странный тип пробрался ночью в подвал и срезал все провода, – начал Флор как бы между прочим, – дворник случайно увидел его и убил лопатой по голове. Никогда у меня сбоистов не было, знаешь ли, но зачем резать провода, я понятия не имею.

Единственное, что досаждало меня, так это наша система разведки, которая так глупо дала понять, что зеленый цвет хитрее синего. Фонд всегда блестяще руководил разведкой. Еще тогда я подумал, что здесь что-то не так. Краснов здесь был лишь доверенным лицом, без инициативы, и я не мог его винить.

Я посидел с минуту в тишине и раздумьях. Офицеры стояли. Флор напыщенно сидел в кресле у противоположной стены. Ситуация складывалась интересная, если уж совсем не критическая. Если они не смогли разбить стайку зелени своими силами, а в офицерской коллегии присутствовали довольно талантливые в стратегическом познании офицеры, к тому же численность гарнизона и вооружение тоже были на нашей стороне, то… что это может значить?

– В чем сложности, Краснов? – кажется, я действительно стал серьезным, что отразилось на присутствующих. Мне не нравились тенденции.

– Как бы вам так сказать, господин генерал… – Краснов почти смутился, посмеялся и хмыкнул. Ему не хватало еще снять фуражку и нервно помять ее в руках. – Фонд, господин генерал.

– Фонд? При чем здесь чертов Фонд? Он запрещает подавлять восстание?

– Ох, я не могу говорить, говори ты, – под моим уже почти гневным молчаливым взглядом Краснов взял за плечи молодого офицера с рацией. Не думал, что Краснов будет чего-то бояться. Разочаровывал, черт.

Связной покосился на мое скептическое лицо, не понимая, что произошло за секунду, и выпалил почти скороговоркой:

– Утром, господин генерал, в самое утро, как рассвело, быть может, еще пяти не было, а может, и с полшестого…

– Быстрее.

– Да, да, конечно, – связной не был робким по молодости, хотя ему, возможно, не было и двадцати. Из его рта звучал хороший бодрый голос, – пришли агенты Фонда, растолкали со сна всю офицерскую коллегию, вот господин Краснов подтвердит, смотрите, какие у него нервные заспанные глаза, – глаза у Краснова действительно были заплывшие, – растолкали коллегию и объявили императорский указ о временной конфискации сорока тысяч солдат гарнизона. Не прошло и двух часов, как всех собрали, построили, рассадили по грузовикам, вертолетам и вагонам, и мы их больше не видели. Вам именем Императора приказали ничего не сообщать. Мы бы и не сообщили, но дело, сами понимаете, какое.

Закончил он с чувством выполненного долга и даже прикрыл глаза от удовольствия. Сложилось впечатление, что он сообщил рядовой рапорт рядовому генералу. Я сидел вновь молча, мрачно смотрел на стол и стучал по нему пальцами. Немыслимо! Император после моего назначения заверил меня в неприкосновенности моей власти. И что теперь? Его Фонд приходит в мое отсутствие ко мне домой и снимает сорок тысяч последних рубашек. Конфискует мое имущество, будто я какой-то ликонский князек. Это мои солдаты! Мое сокровище!

За окном еле слышно громыхнула молния. Тучи неумолимо приближались, и казалось, им нет конца. Вскоре они пожрут все небо, всю землю и этот милый уединенный особняк.

Кажется, я застыл на мгновение, потому что меня уже почти расталкивал Краснов. Как только я резко повернул к нему голову, он тут же отшатнулся, но посмотрел на меня с располагающей улыбкой.

– «Зеленые» напали в девять часов утра. Заняли штаб, оружейную, почту, телеграф, энергетическую станцию и саму проходную. Но есть и хорошая новость, господин генерал, – вчера вечером господа инженеры подтвердили, что машина готова, – он закончил с гордостью.

Я засмеялся.

– Что, брат, хочешь сказать, что «зеленые» пришли прямо к столу? Инженеры утрудились закончить на месяц раньше?

– Видимо, так, господин генерал, – Краснов продолжал улыбаться и кивать головой.

– Операция наипростейшая, друзья мои, – я встал и все время реплики ходил туда-сюда от окна до стены, – все не слишком важные здания, занятые противником, следует взорвать. Я же говорил, что не зря под всем городом заложена взрывчатка, даже Император сначала сомневался в целесообразности! Оружейная, почта, телеграф и энергостанция будут быстро восстановлены, пару дней мы без них проживем. Всю массу войск собрать перед зданием штаба. Передавайте сейчас же!

Судя по лицу связного, он все же меня испугался.

– Андар, ты обещал не использовать взрывчатку, – почти безразлично заметил Флор.

– Какая разница, что я там обещал, – я презрительно усмехнулся и махнул рукой, – теперь у нас одно дело – уничтожить их. Взрывы воодушевят армию.

– Приказы переданы, господин генерал. Подготовка взрывов займет четыре минуты.

– Прекрасно, – бросил я так раздраженно, будто ничего прекрасного не было, – свяжитесь с ближайшими военными базами и гарнизонами городов. Скажите от моего имени, что нам срочно понадобятся войска. Нам точно должны прислать. Вы связывались с Военной Администрацией?

– Связывались, – со вздохом ответил Краснов, – говорят, что сейчас никого послать не могут, причин не называют. И скажу я вам, господин генерал, Фонду очень не понравится, что мы сами подрываем Централис. И кстати, разве не следовало бы сначала фабрику-то отбить? А?

– Думаешь, Краснов, что обычное соперничество Фонда и Воинства может перелиться во что-то большее? Совсем нет. Я доверенное лицо Императора, город дефакто мой, хочу и ломаю свой конструктор. Что там с фабрикой сейчас?

– Мы штурмуем, – Краснов стал немного раздосадованным, – артиллерия бьет по воротам беспрестанно, но вы же сами их заказывали, мы потратим часов эдак пять, чтобы пробить металл. А, то есть уже часа три осталось.

– Сколько их проникло в проходную?