История Запада. Колониальная эра. Том I

Походы 1524—1526 годов, предпринятые Франсиско Писарро и Диего де Альмагро, были, таким образом, лишь разведывательными походами. Кампанию, имевшую своей целью завоевание инкской империи испанцы под предводительством Писарро, предприняли в 1531—1533 годах. Это их предприятие носило, по-преимуществу, военный характер, хотя и не исключало элементов дипломатии. Несмотря на то, что эта экспедиция также была предпринята весьма ограниченными силами, завершилась она быстрым и громким успехом. Гигантская империя инков обрушилась под ударами испанцев, а многотысячная инкская армия не оказала достойного сопротивления. Для этого, как оказалось, было достаточно с помощью хитрости захватить инкского императора Атагуальпу. Атагуальпа пообещал за свою свободу наполнить для испанцев одну комнату золотом, а две другие комнаты серебром. И все это действительно было сделано (в историю данное событие вошло как «Выкуп Атагуальпы»). Однако, по приказу Писарро инкского императора все равно умертвили, задушив гарротой.

От инков отложились покоренные ими ранее индейские племена. Дали знать о себе и старые трения внутри инкской правящей верхушки. После убийства Атагуальпы конкистадоры беспрепятственно захватили столицу империи город Куско. Писарро желая использовать конфликт внутри инкской правящей семьи, назначил новым верховным инкой Манко. Манко был братом Гуаскара, другого инкского вождя, убитого до этого Атагуальпой. Манко, несмотря на то, что был обязан испанцам «короной», в 1536 году возглавил индейское восстание против конкистадоров. Он облачился в испанские доспехи и разъезжал в таком виде на коне, пока его люди забрасывали осажденный Куско, обернутыми просмоленной ватой подогретыми камнями, чтобы вызвать в городе пожары. Испанцы отбились. Манко убили. Это окончательно сломило силы индейского сопротивления, началась наиболее драматичная фаза испанской колонизации, сопровождавшая повсеместным разграблением и насилиями. Писарро принадлежит честь основания новой столицы Перу – города Лимы (1535). Лима – «город королей», была построена с использованием невольничьего труда десятков тысяч индейцев. Город возвели в рекордно короткие сроки. Уже через несколько лет после ее основания, Лима превратилась в главную базу испанцев на всем западном побережье Америки.

Следует добавить, что, не сумев поделить захваченного, Писарро и Альмагро поссорились. Да так, что Писарро убил Альмагро. Однако, в скором времени был убит и сам Писарро, пал от рук близких Альмагро заговорщиков. Выиграла от всего этого испанская корона. Обнаруженные в Перу месторождения драгоценных металлов на протяжении полутора-двух столетий наполняли королевскую казну легким золотом и серебром. Богатства из Лимы вывозились на кораблях (вдоль западного побережья Южной Америки). Они доставлялись в Панаму, затем посуху переправлялись на противоположную сторону Панамского перешейка и уже оттуда на океанских галеонах через Карибское море уходили в далекую Испанию. Некоторые из груженных серебром и золотом испанских галеонов потерпели крушение, и вплоть до настоящего времени лежат со всем содержимым на дне океана. Некоторые из «золотых» галеонов, несмотря на вооруженную охрану, были захвачены в Карибском море пиратами. Выходило так, что испанцы грабили индейцев, в то время как другие европейцы (французы, голландцы, англичане) грабили испанцев. Участившиеся нападения европейских пиратов на одиночные испанские корабли заставили испанское правительство для защиты своих коммуникаций от корсаров в 1561 году ввести систему конвоев.

Испанцы в короткие сроки наводнили большую часть Южной Америки, они проникли на восток, вглубь континента и забрались далеко на юг. В 1537 году они основывают колонию у залива Ла-Плата (Буэнос-Айрес), а также на реке Парагвай (Асуньсьон). Годом позже на противоположном конце материка конкистадор Гонсало де Кесада основывает Боготу. В 1541 году завершается путешествие через Амазонию Франциско де Орельяно. Испанцы через непролазные джунгли, выходят к Атлантическому океану. В том же году в Чили закладывается Сантьяго.

В Северной Америке дела у испанцев шли не так хорошо. Однако, и там испанцами были предприняты походы на территорию современных Соединенных Штатов Америки. Экспедиция Франсиско Васкеса де Коронадо 1540—1542 годов открыла Большой Каньон. Конкистадоры искали золото легендарных «Семи городов Сиболы». По распространенному в средневековой Кастилии поверью, во время арабского завоевания семь вестготских епископов сели на корабли и отплыли на запад, где достигли какой-то земли и основали семь городов вымощенных золотом. В 1542 году испанец Хуан Кабрильо исследовал Калифорнию. В это же время, в 1539—1542 годах, еще один конкистадор, продолжая свой поход на север Мексики, вышел к рекам Теннеси, Арканзасу и к плато Озарк. Имя этого конкистадора Эрнандо де Сото. Земли, которые открыл этот человек, сейчас входят в состав штатов Джорджии, Алабамы, Теннеси, Миссисипи и Арканзаса. Испанцы столкнулись на севере с большими сложностями из-за удаленности региона, и отсутствия удобных морских путей. Не обнаружив там ничего ценного, они приняли решение не форсировать колонизацию этих земель и не стали основывать на севере постоянных поселений.

Первое постоянное европейское поселение на территории современных США появилось лишь в 1565 году. Это был Сан-Агустин во Флориде. Город был заложен Педро Менендесом де Авилесом по распоряжению испанского короля. К этому времени уже была завершена колонизация Вест-Индии, активно шло освоение земель Новой Испании, а также Перу. В испанской Америке складывалось новое общество, основанное на кастовых началах. На вершине общественной пирамиды находились пенинсулары – это были испанцы, родившиеся на Перенейском полуострове и переехавшие жить в Америку. За пенинсуларами шли креолы – тоже испанцы, но только рожденные в Америке. Пенинсулары и креолы составляли класс землевладельцев – привилегированную часть испанского колониального общества. Промежуточное социальное положение занимали становившиеся все более многочисленными метисы – люди, в чьих жилах текла смешанная испанская и индейская кровь. Социальные низы составляли туземцы и чернокожие рабы.

Вопреки иногда озвучиваемому мнению, испанское общество XVI века не было более терпимым к коренному населению Америки, чем англосаксонское общество в XVII – XIX столетиях. Сохранилось слишком много свидетельств того, что конкистадоры, в буквальном смысле, не считали индейцев за людей. В том, что туземцы на огромной, завоеванной испанцами территории приняли правила игры своих завоевателей и адаптировались к навязанному им образу жизни, было заслугой, прежде всего, испанских католических миссий. Церковь вела, если так можно выразиться, свое собственное завоевание Америки. Дикарь, обращенный в католичество, переставал быть дикарем. Очевидно, роль католической церкви в колонизации Америки была не менее значимой, чем роль конкистадоров. Без церкви Испания просто не смогла бы переварить захваченного.

Англия после открытий Христофора Колумба

Ваши овцы, обычно такие кроткие, довольные очень немногим, теперь, говорят, стали такими прожорливыми и неукротимыми, что поедают даже людей, разоряют и опустошают поля, дома и города.

Томас Мор. «Утопия».

Решающая роль в колонизации Северной Америки принадлежала, тем не менее, не Испании, эта роль принадлежала Англии, или если выражаться точнее – выходцам из Англии. Исторически так получилось, что Англия едва ли не последняя из морских держав XVI – XVII веков присоединилась к исследованию и освоению Нового Света. Испанские и французские авантюристы, одни в поисках золота, другие в целях учреждения выгодных концессий для торговли пушниной уже исследовали внутренние районы Северной Америки, когда на восточном побережье континента стали появляться первые английские поселения. Характерной особенностью колонизации англичан, ее отличием от колониального движения испанцев и французов, было то, что английская колонизация имела социальный характер. Для лучшего понимания этого феномена следует вспомнить слегка видоизмененные Карлом Марксом слова Томаса Мора о том, что в Англии «овцы съели людей». В Англии овцы действительно «поедали людей», и это вынуждало многих, спасать свои жизни бегством в Америку.

История Англии Нового времени и история тринадцати английских колоний в Северной Америке до приобретения ими независимости, неразделимы. Неразделимы история Англии, времен Георга III и история американской Войны за независимость. Между американской колониальной историей и современной ей историей Англии нельзя провести границу. Рассматривать их в этот период следует совместно, иначе мы рискуем упустить из вида диалектическую нить, связующую в единое целое исторический процесс.

***

Во времена открытий Колумба, на политической карте Европы Англия, занимала очень скромное место. Островная страна большую часть своей средневековой истории не была в истинном смысле этого слова островной. Вслед за покорением Англии Вильгельмом Завоевателем и после династического союза короля Генриха II Плантагенета и Алиеноры Аквитанской, английские монархи выступали держателями обширных земель во Франции (т.н. «Анжуйская империя»). Английские короли не часто появлялись в Лондоне, да и вообще в Англии, они предпочитали говорить на латыни и на французских наречиях. Собственно островная часть их владений, в это время была чем-то вроде довеска к богатым и густонаселенным землям во Франции. Успехи начала и середины Столетней войны (сопровождавшихся серией побед стойкой валлийской пехоты над французской рыцарской конницей), привели к тому, что значительная часть современной Франции оказалась в руках английских монархов.

Английские короли, домогавшиеся прав на французский престол, казалось, должны были окончательно переместить центр тяжести их политики в сторону континента. Но, уже к середине XV века ситуация коренным образом изменилась. Вслед за появлением на полях сражений «Орлеанской девственницы», последовало поражение Англии в Столетней войне. Англия погрузилась во внутренние разборки и затворилась в себе. Неудачи на завершающей фазе Столетней войны привели к утрате англичанами всех их французских владений, за исключением небольшого Кале. Мрачное, но выдающееся с точки зрения результатов правление Людовика XI, этого хладнокровного и расчетливого собирателя французских земель, превратило Францию в ведущую европейскую державу. Испания еще не была к тому времени объединена, а Англия, волей исторических судеб была низвергнута в пучину гражданской Войны Алой и Белой розы. Соперничество Ланкастеров и Йорков привело к утрате англичанами остатков их влияния на континенте. Англия ограничивалась теперь одной только Англией, она ослабела, но вместе с тем королевство стало приобретать, если так можно выразиться, более национальный характер. Английская знать оторвалась от французской культуры и, в определенном смысле, стала ближе к народу.

Событием, через которое пролегает граница между Средневековьем и Новым временем в английской истории служит битва при Босворте (1485 г.). Генрих Тюдор благодаря измене в лагере Ричарда III выиграл это небольшое даже по средневековым меркам сражение. Завладев английской короной, Генрих VII проводил достаточно осторожную внешнюю политику, он как огня боялся участвовать в союзах, которые могли вовлечь Англию в очередную войну на континенте. И это было абсолютно верным решением, так как обескровленная после полувековой гражданской войны и сравнительно малонаселенная Англия не была в то время способна ни на что иное, кроме как безучастно наблюдать за европейскими дрязгами со своей стороны Канала.

Откровенно говоря, Генрих VII Тюдор имел сомнительные права на английский престол, и было бы даже правильным назвать его узурпатором. Генрих сосредоточился на внутренних проблемах своего королевства, имея лишь одну цель – удержать захваченную им на Босвортском поле власть и основать в Англии новую династию. С этой целью тюдоровская пропаганда изо всех сил работала над очернением образа любимого народом, но не английской аристократией, Ричарда III Йорка. Павшему на Босвортском поле королю было задним числом приписано убийство племянников, и многие другие злодейства. В то же время, Генрих, женился на племяннице Ричарда – дочери его старшего брата Эдуарда IV Елизавете Йоркской. Этот брак, должен был примирить с Генрихом все еще многочисленных сторонников Йорков. Политическим следствием такого союза, стало относительно спокойное (разумеется, в сравнении с предшествовавшим периодом) правление Генриха, а его династическим плодом – несколько здоровых детей, и в том числе трое мальчиков – Эдмунд, Генрих и Артур. Верный своей стратегии политических браков Генрих VII договорился о союзе старшего своего сына и наследника Артура с одной из дочерей католических королей Изабеллы и Фердинанда – Екатериной Арагонской. Но Артур вскоре умер, и партию срочно переиграли, выдав девушку за Генриха, второго сына английского короля. В 1509 году после смерти отца этот молодой человек взошел на английский престол под именем Генриха VIII Тюдора (1509—1547).

Генрих VIII, как поговаривали, пошел в мать: рослый, сильный и здоровый от природы, настоящий король-воитель, он являл контраст со своим отцом, отличаясь от предшественника почти во всем. Генрих VII, тихий, чахлый, расчетливый, проницательный, осторожный, был английской копией Людовика XI. Он искусно плел свою политическую паутину, и Английское королевство, не знавшее за время его правления внешних войн (если не считать короткой кампании англичан при Кале и неудачного шотландского вторжения) на момент вступления на престол Генриха VIII имело набитую деньгами казну и устойчивую политическую систему. Редко какое вступление нового государя на английский престол возбуждало в народе такие большие ожидания, как коронация Генриха VIII. Даже самые непримиримые враги нового короля, такие как, например, Реджинальд Поул[8 - Реджинальд Поул (1500—1558) – сын принцессы Маргариты (дочери лорда Кларенса) и Чарльза Поула, графа Солсбери. Реджинальд имел личные мотивы ненавидеть Генриха VIII, казнившего по надуманному обвинению в измене его 68-летнюю мать.] впоследствии признавали, что характер государя в самом начале его правления «давал основания ожидать всего лучшего».[9 - Грин Д. Р. История Англии и английского народа. – М., 2014. – С. 320.] К физическому превосходству над окружающими, как всем казалось, добавлялся широкий и живой ум, а присущее юному Генриху остроумие и начитанность вызывали удивление даже у такого мастера утонченно мыслить, как Эразм Ротердамский.

Генрих VIII, жаждавший славы и расширения своей власти, почти сразу же после вступления его на престол отступил от осторожной изоляционистской политики своего отца. Англия, если оценивать ее на фоне ведущих европейских держав, была по-прежнему слаба. Слаба в первую очередь демографически. Население королевства в начале XVI в. по разным оценкам составляло от 2,5 до 4 миллионов человек, в то время как население Франции приближалось к 15 миллионам, а население объединившейся к тому времени Испании составляло 10 миллионов.[10 - См.: Блэк, Дж. История Британских островов. – СПб., 2008. – С. 151.; Капитонова Н. К., Романова Е. В. История внешней политики Великобритании. – М., 2016. – С.23.] Традиционными врагами англичан были французы, и французы к концу XV века были сильны как никогда. Разрастание владений французских королей – приемников Людовика XI, вызывало как зависть, так и страх на северных берегах Ла-Манша. Но поделать с ростом и усилением Франции англичане ничего не могли, до тех пор, пока на европейской шахматной доске не появилась новая фигура – Испания.

При королях Карле VIII и Людовике XII внешнеполитические усилия французов были сосредоточены на завоевании Италии. В этом своем движении они столкнулись с интересами Фердинанда Арагонского, одного из создателей объединенной Испании и также с интересами Габсбургов – австрийского правящего дома, чьи представители, как правило, становились императорами Священной Римской империи. Осторожный Генрих VII не принимал участие в итальянских войнах на стороне антифранцузской коалиции, но он антифранцузской коалиции определенно сочувствовал и по этой причине инициировал сближение своей страны с Испанией. Молодой и горячий Генрих VIII пошел дальше отца, он вступил с испанцами в военный союз, направленный против Франции. Тон в этом движении, по-прежнему задавал Фердинанд Арагонский, породнившийся не только с Тюдорами (через брак дочери Екатерины Арагонской и Генриха VIII), но также и с Габсбургами. Кроме Англии, Испании и Священной Римской империи в антифранцузскую коалицию вошли мелкие итальянские государства, а сам военный союз получил название «Священной лиги», так как был поддержан папой.

Помощью английской армии в 1511 году высадившейся у Фонтарабии, чтобы вторгнуться в Гиень, Фердинад Арагонский воспользовался для захвата Наварры. Однако, английское войско взбунтовалось и уплыло назад. Над англичанами тогда все смеялись. Спустя два года, в 1513-ом, английскую военную экспедицию возглавил сам Генрих VIII. На севере Франции англичанами были осаждены Турнэ и Теруан. В схватке близ Гинегата, французская кавалерия на удивление быстро прекратила сражение и покинула поле боя. Говорили, что у французов мелькали лишь шпоры, которыми они со всей силы кололи лошадиные бока. По этой причине выигранное Генрихом VIII сражение получило название «Битвы шпор». Молодой английский король вполне мог бы торжествовать, и начать свое движение вглубь Франции, если бы добившийся разрешения своих частных задач Фердинанд Арагонский в это время не вышел из союза. О старых английских претензиях на французские земли Генриху на какое-то время пришлось забыть. В 1514 году он заключил с Людовиком XII мирный договор, подкрепив его династическим браком французского короля со своей сестрой. Этот брачный союз, однако, не продлился и года, так как Людовик XII вскоре умер.

Территориальные приобретения Англии на континенте оказались ничтожными. Помимо всего, пока Генрих боролся за Турнэ и Теруан, в английские графства с севера вторглись союзные французам шотландцы. И, тем не менее, внешнеполитическая активность английского короля дала определенные результаты. По инициативе лорда-канцлера Англии, кардинала Томаса Уолси, в 1518 году, более чем за столетие до знаменитого Вестфальского мира, была предпринята одна из первых попыток в Европе Нового времени выстроить некое подобие «мирового порядка». Был заключен договор, подписанный большинством европейских монархов, а также папой римским, по которому стороны обязались соблюдать всеобщий мир и оказывать помощь любому из участников соглашения, который подвергнется чьей-либо агрессии. Эта интересная попытка сохранить общеевропейский мир, была похоронена уже через два года. В начале 1520-ых военные действия в Европе возобновились, Генрих VIII вновь с упоением сражался во Франции, не добиваясь никаких результатов.

Фердинанд Арагонский к этому времени уже умер. Его внук (сын Хуаны Безумной) испанский король Карлос I, в 1519 году принял Габсбургское наследство став императором Священной Римской империи под именем Карла V. Это радикальным образом изменило баланс сил в Европе. И Генрих VIII и новый французский король Франциск I оказались перед лицом новой Испании. Над владениями Карла V (напомним, Испания в это время захватывала колонии) как говорили вообще «не заходило солнце»: Америка, Нидерланды, Австрия, Испания, государства Италии, к этому нужно добавить находившиеся в сфере влияния императора германские княжества. Такому геополитическому монстру, как империя Карла V было по силам примерить на себя роль гегемона Европы. По этой причине внешнеполитические интересы Испании в долгосрочной перспективе не могли не вступить в противоречие не только с французскими интересами, но также и с интересами желавшей сохранить свою политическую самостоятельность Англии.

***

Активная внешняя политика Генриха VIII добавила международного авторитета Тюдорам, но совершенно опустошила королевскую казну. Генрих VII скопил миллионы, Генрих VIII все до последнего пенни истратил на ненужную Англии войну. Решающая роль в английском правительстве в эти годы принадлежала Томасу Уолси, сыну богатого ипсвичского мясника, сделавшего при молодом Генрихе VIII головокружительную церковную карьеру. В 1514 году этот мещанин стал архиепископом Йоркским, год спустя он уже стал архиепископом Кентерберийским (1515 г.), и на протяжении 14 лет, с 1515 по 1529 гг. исполнял обязанности лорда-канцлера, то есть был первым министром короля. Желая оправдать оказанное ему монархом доверие, Уолси в поте лица выискивал средства на дорогостоящие военные предприятия Генриха VIII. Со времен Иоанна Безземельного и провозглашения Великой хартии вольностей, в Англии утвердилось представительное правление. Король не имел права одной только своей волей вводить в государстве новые налоги. Для увеличения налоговой нагрузки на подданных требовалось созывать Парламент. На созванном в 1523 году Парламенте лорд-канцлер озвучил королевское требование о принятии нового 20-процентного налога на имущество. Но общины, несмотря на оказанное, на них давление отказались принимать этот закон. Спикером Палаты общин, подставившим подножку королю, был Томас Мор.

Строптивость Общин была преодолена с помощью «одолжений» или говоря иными словами – принудительных займов. У людей именем короля попросту отнимали имущество. Но здесь вспомнили о статуте Ричарда III, которым подобные королевские «одолжения», то есть любые неналоговые поборы, практиковавшиеся ранее, были запрещены. Нарушение королевскими чиновниками закона, беспринципное изъятие у людей их собственности, поставило правительство Уолси на грань катастрофы. Англия бурлила и вот-вот должна была взорваться. Жители Лондона отказывались исполнять требования Генриха VIII, из Кента прогоняли королевских эмиссаров, в Саффолке уже вспыхнуло восстание, мятежом грозили Кембридж и Норич. По всей стране остановилось производство. Мануфактурщики распустили по домам рабочих, а землевладельцы и арендаторы отпустили батраков. Предприниматели утверждали, что не в состоянии были заниматься делом и выплачивать в казну требуемые правительством суммы. Что интересно, приблизительно по тому же сценарию, как реакция на установленные королем в обход представительного принципа налоги, через два столетия будут развиваться события и в тринадцати североамериканских колониях.

Генриху VIII в данном случае пришлось отступить под давлением общественного недовольства. До повзрослевшего короля дошло, что надежда на возвращение утраченных по результатам Столетней войны английских владений во Франции, была всего лишь юношеской мечтой. Карл V захвативший в битве при Павии в плен французского короля Франциска I, отпустил последнего, не совещаясь с Генрихом. То есть испанский король, не выторговал для англичан никаких преференций. Англия от усиления Испании не получала ничего. Карл V раз за разом отклонял предложения Генриха о совместном вторжении во Францию. Габсбург не исполнил также ранее данное им обещание, вступить в брачный союз с овдовевшей Марией Тюдор (сестрой Генриха VIII и вдовой Людовика XII). Несмотря на то, что Генрих формально пока еще оставаться союзником Карла, для любого проницательного человека как по ту, так и по эту сторону Ла-Манша, становилось очевидным, что происпанское направление внешней политики Англии, в самом скором времени будет изменено. Эти изменения обуславливались государственными интересами Англии. Однако способ, которым в итоге был оформлен англо-испанский развод, предугадать, по всей видимости, не был в состоянии никто.

***

К 1529 году всесильный и сребролюбивый Томас Уолси, попал в немилость. Желая умиротворить разгневанного на него Генриха VIII, он передал королю свои личные богатства, накопленные им на посту лорда-канцлера, в том числе недавно выстроенный в новом «тюдоровском» стиле большой и роскошный дворец Хэмптон-корт. Это не спасло Уолси от ареста. В Лестерском аббатстве, по пути в Тауэр, архиепископ Кентерберийский скончался от приступа дизентерии. Болезнь, избавила кардинала от суда и казни. Монахам, которые присутствовали у смертного одра, первый министр жаловался на своего короля:

«Это государь с чисто царственным мужеством скорее, чем отказаться от какого-нибудь желания, рискует половиной своего королевства. Уверяю вас, что мне часто приходилось, иногда по три часа кряду, стоять перед ним на коленях, отговаривая его от прихоти, и все безуспешно».[11 - Грин Д. Р. Указ. раб. – С. 343.]

Нереализованной прихотью короля, повлекшей падение Томаса Уолси, была скандальная любовная связь Генриха VIII и одной из фрейлин Екатерины Арагонской, Анны Болейн. Фаворитизм был чрезвычайно распространен при дворах европейских монархов, на внебрачные связи державных мужей с молодыми фрейлинами их супруг, почти всегда, смотрели сквозь пальцы. Но в данном случае ситуация была принципиально иной. Молодая и остроязычная Анна Болейн проявила характер. Анна, насколько можно судить из источников, наотрез отказалась играть роль любовницы короля, и этим разожгла в своем царственном поклоннике еще большую страсть. Генрих от своих чувств к Анне сходил с ума, он в буквальном смысле потерял голову. Единственным способом завладеть душой и телом обожаемой им женщины, было вступить с ней в брак, но для этого следовало развестись с Екатериной Арагонской.

Екатерина Арагонская подарила Генриху VIII пятерых детей, но все они умерли еще в младенчестве, за исключением одной единственной девочки. Эта девочка, названная Марией, была здорова, и по английским законам при отсутствии наследников мужского пола, сама могла наследовать престол. Об этом, тем не менее, как то очень скоро забыли. В вину Екатерине было поставлено именно то, что она не смогла произвести на свет наследника. Генрих инициировал процесс развода. Юридических процедур было две: законная и не очень. Первая, учитывая монарший статус разводившихся особ, требовала участия в процессе папы римского, вторая, оставляла вопрос на усмотрение английских судов. Генрих по настоятельному совету Томаса Уолси пошел первым путем. Но Екатерина как мы помним, была дочерью Фердинанда Арагонского и приходилась Карлу V теткой. Испанский король, владевший в то время значительной частью Италии, со своей стороны также оказал давление на папу. Понтифик, взвесив все за и против, предпочел навлечь на себя гнев далекого английского короля, чем гнев близкого к нему Карла V. Папа не одобрил развода. Томас Уолси клятвенно обещавший Генриху «разрешить все вопросы» с римским престолом, после этого пал.

Ценой вопроса была, тем не менее, не одна только голова первого министра, на кон была поставлена верность Англии католической вере и признание Генрихом VIII духовного верховенства папы. Генрих не был протестантом по своей природе, в первые годы деятельности Мартина Лютера в Германии, английский король оставался ревностным католиком. Об этом свидетельствуют даже его теологические опусы. После того как в Европе стал разгораться огонь Реформации, Генрих публично выступил против «раскольников», и даже сочинил трактат «Assertio Septem Sacramentorum», за который получил похвалу от папы и почетное звание «Защитник веры». Но теперь из-за «упертости» Климента VII в бракоразводном процессе английского короля, ситуация поменялась на противоположную.

Протестантов в 30-ых годах XVI века на берегах туманного Альбиона было критически мало, и протестантизм, утвердился в Англии не скоро и не безболезненно. Подводя итог, под религиозными событиями тюдоровской эпохи нужно признать, что во многом именно любовная страсть Генриха VIII к Анне Болейн превратила Англию в протестантскую страну. Факт остается фактом, начало английской Реформации положил бракоразводный процесс Генриха VIII и Екатерины Арагонской.

Королевским актом об ограничении апелляций в 1533 году английская церковь была выведена из под юрисдикции папы. Согласно принятому в следующем, 1534 году Акте о супрематии, главой английской церкви объявлялся непосредственно сам король. Папа римский Климент VII отлучил Генриха VIII от церкви в 1533 году, но самого Генриха такие вещи совершенно не волновали. В 1533 году он, наконец-то женился на Анне Болейн, к тому времени уже носившей под своим сердцем его ребенка. Анна благополучно разрешилась от бремени, но и она родила девочку, которую назвали Елизаветой. Брак короля с Екатериной Арагонской был признан незаконным, а дети, рожденные в этом браке, незаконнорожденными. Старшая дочь Генриха – Мария Тюдор, таким образом, потеряла права на престол.

Анна Болейн вскружившая голову Генриху VIII, потеряла собственную голову уже через три года. После рождения дочери король недолго сохранял к своей новой жене нежные чувства. К 1535 году его вниманием завладела молодая фрейлина самой Анны, робкая и незлобивая Джейн Сеймур. После того как Анна Болейн вошла в опочивальню короля, до власти наконец добралась ее многочисленная родня. Возвышение Болейнов у многих вызывало зависть и раздражение, и сама Анна, в итоге, стала жертвой придворных политических интриг. Причин ее падения, скорее всего, было несколько, и в их ряду та, что король просто напросто охладел к Анне как к женщине. После того, как королева не смогла родить во второй раз (в начале 1536 года у нее случился выкидыш) против Анны были выдвинуты обвинения в колдовстве, инцесте и государственной измене. После короткого процесса суд счел доказанным, что Анна Болейн с помощью приворота овладела умом и помыслами короля. Далее, что она имела неоднократные сексуальные связи со своим родным братом, а поскольку отцом ребенка, которого она потеряла, был не Генрих VIII, королева поставила под угрозу продолжение династии. Это была уже государственная измена. Сожжение живьем, которым в Англии традиционно наказывались женщины за государственную измену, было из милости заменено обезглавливанием. 19 мая 1536 года, в пятницу, на рассвете, во внутреннем дворе Тауэра, напротив Белой Башни, специально приглашенный из Франции палач, отрубил голову Анне Болейн.

***

Второй брак Генриха VIII, как и первый, был объявлен незаконным, а принцесса Елизавета, «дитя любви», соответственно, была объявлена незаконнорожденной. Надежды короля на продолжение рода должна была оправдывать теперь Джейн Сеймур. Третья супруга Генриха была тиха как овечка, и в отличие от своих предшественниц, действительно произвела на свет наследника мужского пола. Мальчика назвали Эдуардом. Однако сама Джейн плохо перенесла роды, и чуть более чем через неделю, скончалась. Генрих, по-видимому, уже не имел фавориток, которых бы он захотел сделать женой, и следующий его брак носил все черты политического союза.

Четвертой женой Генриха VIII стала Анна Клевская, дочь герцога Клевского, правителя небольшого немецкого княжества. По правде говоря, для английского короля это был такой же мезальянс, как и два предыдущих брака. Возможно по совету первого министра, Томаса Кромвеля, Генрих попытался создать своего рода протестантский противовес враждебным Англии католическим державам, Испании и Франции. Однако, герцоги Клевские были очень незначительными монархами и кроме того они не был в подлинном смысле слова протестантами, придерживаясь скорее, реформаторского направления в католичестве. Генриху VIII был показан красиво выполненный портрет Анны Клевской, кисти Ганса Гольбейна Младшего. Художественный образ девушки королю очень понравился. Договор о брачном союзе был вскоре подписан, но, когда невеста прибыла в Англию и у жениха появилась возможность сравнить портрет с оригиналом, наступило горькое разочарование. Английский король привык руководствоваться при выборе жен личным вкусом, а не политическими интересами и соображениями морали. Анна Клевская ему не понравилась. Говорят, своему ближайшему окружению король объявил, что от немецкой принцессы «исходит вонь, словно от лошади, и что никакая сила не заставит его разделить с ней ложе». Многое свидетельствует о том, что близости между Генрихом и Анной Клевской действительно не было. Чтобы поправить ситуацию и сгладить обиду, Анне было даровано почетное звание «сестры короля» (1540), и назначено государственное содержание ее небольшого двора.

Пятой супругой Генриха VIII стала вновь его подданная – Екатерина Говард. Через два года молодой женщине отрубили голову по обвинению в государственной измене. В отличие от Анны Болейн, Екатерина, по всей видимости, действительно изменила уже стареющему королю, вступив в интимную связь с другим мужчиной. Шестой и последней супругой Генриха была Екатерина Парр, женщина, которая прежде чем выйти замуж за английского монарха, уже схоронила двух мужей. Эта сильная дама похоронила и третьего. Сильно располневший, неспособный к самостоятельному передвижению, и по некоторым источникам, покрытый зловонными опухолями, 28 января 1547 года, в возрасте 55 лет, Генрих VIII скончался в Уайтхолле.

***

Предсмертными словами короля как свидетельствуют очевидцы, были слова: «Монахи, монахи, монахи…». Всматриваясь в изображение Генриха VIII Тюдора, кисти неподражаемого Ганса Гольбейна Младшего мы видим на полотне восхитительную, подлинно царственную фигуру. Перед нами предстает богато одетый, здоровый, широкоплечий мужчина, средних лет, с серьезным, и как кажется слегка недовольным выражением прямоугольного лица. Маленькие глазки короля не излучают ничего: в них не заметно ни чувства, ни проницательности, ни какого-то особенно большого ума, но нет и той ограниченности, которую мы видим на портретах монарших особ у Франсиско Гойи. Генрих VIII выглядит на полотне Гольбейна так, как выглядел бы средний человек, не гений и не дурак, но при этом его осанка и мясистое, очерченное аккуратной бородкой лицо, несомненно, исполнены властности и внутренней силы. Человек инфантильный, то есть оставшийся в душе избалованным ребенком, но при этом имеющий взрослый ум и практически неограниченную власть – таков был Генрих VIII.

К неограниченной власти второй по счету Тюдор пришел не без помощи его ближайших сподручных. Сын мясника Томас Уолси был ненавидим народом и знатью, но этот слуга короля, в том случае, если он не мог противодействовать опасным прихотям его величества, хотя бы не выходил за рамки очерченные законом. Томас Уолси настаивал на участие папы в бракоразводном процессе и пытался, как мог, испросить у Парламента согласие на повышение налогов. Уолси плохо относился к Парламенту, но стремился соблюсти все традиционные процедуры, полагая себя помимо воли короля связанным еще и духом английских законов. Приемником Уолси стал Томас Кромвель: с 1532 года канцлер казначейства, с 1533 года – государственный секретарь, с 1536 года – лорд хранитель Малой Печати. Томас Кромвель взобрался на самый верх благодаря бракоразводному процессу Генриха и Екатерины Арагонской. Взяв в свои руки юридическую сторону вопроса, и осуществив незаконный развод, Кромвель, таким образом, дал Генриху VIII то, чего не смог дать Уолси.

О том кем был этот человек, ведутся споры. В окружении короля Томас Кромвель появился уже в зрелые годы. Человек этот не был знатен, это известно абсолютно точно, поскольку знатность позволила бы отследить его родословную. Скорее всего, он происходил из семьи кузнеца из Путни-Хилл, одного из самых криминальных пригородов Лондона. Интересно, что сам Томас Кромвель, достигнув высот и ощущая себя, по-видимому, неподвластным закону, рассказывал многим из своего окружения, что в юности был головорезом и разбойником. Известно, что он оставлял Англию, и принимал участие в итальянских войнах как наемник. Из Италии Кромвель вернулся пропитанный всеми миазмами итальянской политической культуры: скрытный, двуличный, жестокой. Привезя с собой в Англию «Государя» Макиавелли, он, как говорят, сделал эту книгу настольной.

Так чем же отличался Томас Кромвель от Томаса Уолси? – Тем, что он не только не препятствовал проявлениям деспотических черт Генриха VIII, но напротив, всеми силами им потворствовал. Хладнокровный и расчетливый от природы, этот новый канцлер стремился всегда к результату, средства его не интересовали. Эффективность решения стоявших перед правительством задач, зависела от возможностей короля. Возможности короля ограничивались его прерогативами. Чтобы власть была по-настоящему эффективной, по мнению Кромвеля, следовало добиться диктатуры, то есть такого состояния, при котором Генрих VIII не был бы связан ни законом, ни волей Парламента. Слабости, капризы, сердечные склонности монарха, были использованы Кромвелем для выстраивания правительственной диктатуры, то есть в интересах самого Кромвеля. Средства достижения абсолютной власти были в духе Макиавелли: обман и тонкое манипулирование людьми, перемежавшееся с насилием.

Нужно заметить, что Кромвелю потребовалось произвести достаточно много политических расправ, прежде чем привести систему английской власти к искомому состоянию. Но результат стоил того. Традиционные английские свободы были задушены. Уолси боялся Парламента, как гнезда вольнодумства и источника сопротивления монаршей воле. При Кромвеле необходимость королевской власти считаться с Парламентом отпала. И Парламент, и суды превратились в политические инструменты правительства, безгласные и безвольные, и то какой акт или какое решение им следовало принять, зависело уже не от них, а всецело от воли, или даже от прихоти Генриха VIII. Древние английские законы, учреждавшие представительный характер правления не были отменены, они были сохранены, но сохранены, единственно, как декорация, как ширма для ничем не сдерживаемого и фактически ничем не ограниченного произвола Генриха VIII Тюдора.

Говорят, что все время правления Кромвеля, балом в Англии правил террор. Если это так, то к этому следует добавить одно замечание. Королевский террор при Кромвеле не был террором ради террора, как в революционной Франции при якобинцах, безумным и неизбирательным, он не был также безудержным кровавым запоем далекой Московии, замешанным на психическом расстройстве русского царя. Нет, это был совсем другой террор: избирательный, осмысленный, эффективный, отмеченный административным гением его идеолога. Влияние итальянской культуры ощущалось в тонких, изящных, скрупулезно просчитанных политических комбинациях.

Уничтожение оппозиции лицемерно связывалось с искоренением религиозного инакомыслия, начало которому было положено церковной реформой. Церковная реформа была инициирована в Англии бракоразводным процессом Генриха VIII. Протестантизм был использован не только как способ избавить Генриха от переставшей представлять для него интерес супруги, но и как способ поставить вне рамок закона тех, кто по своим убеждениям противодействовал воле короля.

За актом о запрете апелляций и актом о церковном верховенстве английского монарха, последовал акт (1534), объявлявший государственной изменой не только поступки, но и слова, и в частности отрицание новоприобретенных титулов Генриха VIII. На вид самые безобидные фразы, брошенные в дружеской кампании, которыми, однако, ставилось бы под сомнение право короля устанавливать обязательные для его подданных религиозные формулы, объявлялось тягчайшим преступлением. В это время, в Англии, была создана чрезвычайно эффективная система шпионажа. Доносы сыпались как из рога изобилия, а королевские суды были скоры на расправу. Изуверские наказания за государственную измену, предписанные законами старой доброй Англии – для мужчин потрошение, для женщин сожжение, по утилитарным соображениям, из-за большого числа преступников, заменялись повешением и обезглавливанием.

Выставлявшиеся на Лондонском мосту головы политических и религиозных оппонентов Генриха VIII не успевали по традиции сгнить, как их сбрасывали с их мест, чтобы установить новые. Самым известным участником парламентской оппозиции, обезглавленным в ту пору, был, конечно же, Томас Мор. Знаменитого на всю Европу гуманиста, философа и ученого казнили в 1535 году. Его отрубленная голова простояла на Лондонском мосту месяц, пока подкупленный дочерью Мора человек, не помог женщине ее похитить.