История Запада. Колониальная эра. Том I

Основную часть казненных составляли представители сохранившего верность католицизму английского клира. Среди служителей церкви верность папе в основном демонстрировало черное духовенство. Монастыри были уничтожены в два этапа. Вначале были присуждены к закрытию небольшие обители, чей годовой доход не превышал 200 фунтов. Через несколько лет, упразднили крупные монастыри. Процедура была очень болезненной. К строптивым монастырским служителям применялись пытки и казни, а не строптивые были просто разогнаны, пополнив ряды бродившей по английским дорогам армии нищих. Доходы и земли монастырей либо отбирались в казну, либо распределялись королем среди его новых приближенных. Большинство великолепных монастырских строений было разрушено, их наводящие тоску каменные остовы можно увидеть в Англии до сих пор.

Беда не обошла стороной и сливки старой английской аристократии. Поводом к новому витку репрессий послужило восстание, вспыхнувшее на севере королевства. Волновались графства Линкольншир и Йоркшир, а в Норфолке возник заговор Уолсингема. Восставших было много и они под руководством местной знати оказались неплохо организованы. Люди при этом не были настроены против короля. Они выдвигали требования удалить от короля «злых советников» (то есть Томаса Кромвеля), примириться с Римом, и восстановить право наследования английского престола дочери Екатерины Арагонской – Марии Тюдор. Правительственные войска оказались слишком слабы, чтобы подавить это выступление, поэтому власть пошла на хитрость. Восставшим было объявлено об удовлетворении их требований. Но когда аристократы и крестьяне возвратились в свои дома, маски были сброшены. Королевские войска вступили в северные графства. Вожди восстания были схвачены, земля покрылась виселицами. Лорд Дарси, предводитель знати Йоркшира, лорд Гессэ, предводитель знати Линкольншира взошли на эшафот. Появившийся в Линкольне со своими канониками в полном вооружении аббат Бэрлингский был повешен вместе с тремя другими аббатами. Аббаты Фаунтенский и Жеворский были повешены в Тиберне, бок о бок с представителями рода Перси.[12 - Грин Д. Р. Указ. раб. – С. 359.] Сэра Роберта Констебла прямо в цепях повесили перед воротами Халла, леди Бусемер сожгли на костре.

После замирения севера правительство принялось «наводить порядок» в других областях Англии. Наконец-то обратили, внимание на Куртенэ и Поулов, критиковавших советника короля и не признавших развод Генриха и Екатерины Арагонской. Маргариту, графиню Солсбери, дочь герцога Кларенса и наследницу графа Варвика, представлявшую род Невиллов и в то же время приходившуюся племянницей Эдуарду IV заключили под стражу. Третий ее сын, Реджинальд Поул успел бежать в Италию. Томас Кромвель слал ему письма, в которых угрожал тем, что у него и «в Италии достаточно средств, чтобы избавиться от изменившего королю подданного».[13 - Там же.] При этом другие Поулы оставались заложниками в руках короля. Генри Куртенэ, маркиза Экзетера, внука Эдуарда IV, вместе со старшим братом Реджинальда Поула, лордом Монтегю обезглавили на Тауэр-Хилле. Через некоторое время на эшафот была отправлена и леди Солсбери. Так, Генрих VIII избавился от части своих строптивых родственников.

В 1540 году пришло время Томаса Кромвеля. Нет никакого смысла доискиваться причин немилости короля, главным было то, что по решению все чаще впадавшего в хандру, стареющего Генриха, Кромвель должен был умереть, чтобы освободить место для нового временщика. На королевском совете герцог Норфолк, которому было поручено арестовать первого министра, сорвал с шеи последнего орден Подвязки. Лорды, присутствовавшие на совете, разразились в адрес Кромвеля проклятиями. Заслушав стандартные обвинения в измене, и поняв, что все кончено, Кромвель попросил лишь о том, чтобы его не держали в тюрьме слишком долго. Через полтора месяца после ареста, 28 июля 1540 года на Тауэр-Хилле Кромвеля обезглавили. Первый министр так и не признал своей вины в измене королю, несмотря на то, что его долго и изощренно пытали.

***

После падения Томаса Кромвеля первым человеком в правительстве Генриха VIII стал герцог Норфолк. Следующая после Анны Клевской супруга короля, Екатерина Говард, приходилась Норфолку родственницей. Успех Генриха благодаря деятельности Кромвеля был грандиозным, монарх не знал ограничений ни в чем, достигнув к тому времени наивысшей степени могущества. Король был властителем жизни своих подданных: жить или умереть тому или иному человеку зависело исключительно от него. Парламентом был издан эдикт, приравнивавший королевские указы к законам. Королевские «одолжения» по мере необходимости дополняли введенные парламентом налоги. Формы богослужения и религиозные обряды, устанавливались по капризам короля, Генрих единолично решал, что есть правильное в духовной сфере, а что есть ересь. На заседаниях парламента при каждом упоминании имени монарха депутаты дружно вставали и кланялись пустому трону.

Падение Кромвеля, послужило предвестием существенных изменений в религиозной политике Генриха VIII. Эти изменения можно было охарактеризовать как «антипротестантскую реакцию». Еще в 1539 году по инициативе короля был издан Акт «О шести статьях» направленный против крайних проявлений протестантизма. Король посчитал, что пришло время вернуться к активной международной политике. Англия вновь начала сближение с католическими странами. На континенте католические силы, в то время олицетворял, прежде всего, испанский король. Хрупкий политический союз между Генрихом VIII и Карлом V был, в скором времени достигнут. Англия возобновила боевые действия во Франции.

Начало преследований английских протестантов было предопределено, таким образом, изменением внешнеполитического курса Генриха VIII. А юридическим основанием для новых религиозных репрессий послужил упомянутый выше Акт «О шести статьях». Первая его статья подтверждала католическое учение о пресуществлении. Пресуществление (лат. transsubstantiatio) – это богословское понятие, используемое в таинстве Причастия для описания превращения хлеба и вина в Плоть и Кровь Христову. Протестанты это учение отвергали. Отрицание пресуществления теперь было провозглашено ересью и за него начали сжигать. Следующие пять статей, возвращали в религиозную практику английской церкви различные католические обряды (безбрачие духовенства, исповедь и т.д.). В случае, если их нарушение носило повторный характер, оно, как и однократное нарушение статьи о пресуществлении наказывалось сожжением.

В последние годы жизни Генриха VIII в Англии пылали религиозные костры. Вначале пытали, и затем сожгли Анну Эскью, вместе с тремя ее товарками. Заключили в тюрьму Хью Латимера, епископа Вустерского, одного из наиболее влиятельных в Англии протестантских проповедников. Грозовые тучи сгустились даже над Томасом Кранмером, архиепископом Кентерберийским, примасом английской церкви. Но все же религиозные гонения на протестантов не отмечались последовательностью, в их основе не лежало того универсального порядка и той идеальной системы уничтожения людей, которую можно было наблюдать в Англии при Томасе Кромвеле. В одном только Лондоне было привлечено к суду более 500 протестантов, но после разбирательства почти всех их отпустили.

Очередная английская война во Франции также зашла в тупик. Реанимация союза с Карлом V не давала Генриху никаких преимуществ. Постановления открытого по инициативе папы Павла III в 1545 году Тридентского собора, положившего начало Контрреформации, Генрих исполнять отказался, и согласился на предложение Кранмера заменить католическую мессу причастной службой. Непосредственно перед смертью король провел последнюю политическую чистку, заключив герцога Норфолка в тюрьму и обезглавив его сына. Лежа на смертном одре, он учредил, как ему самому казалось, сбалансированный регентский совет при малолетнем наследнике. Главные роли в этом регентском совете должны были играть Сеймуры – родственники матери принца, имевшие протестантские убеждения.

***

Протестантизм и появление «новых людей» были двумя главными следствиями правления Генриха VIII. Эти два следствия во многом предопределили будущую историю Англии, они же оказали знаковое влияние и на колонизацию англичанами Америки. О протестантизме и «новых людях» следует говорить как о взаимосвязанных явлениях. «Новые люди» – это новая знать, сформировавшаяся при Генрихе VIII. Различные выбившиеся из грязи в князи Расселы и Кавендиши, а также возвысившиеся из худородных дворян Спенсеры, и многие, многие другие, им подобные. Благодаря королевским пристрастиям они потеснили на государственном поприще древние аристократические роды: Перси, Невиллов, Вудвиллов. Закат старой аристократии в Тюдоровскую эпоху, сопровождался рождением аристократии новой, лучше адаптированной к современным экономическим условиям, более предприимчивой, более активной на деловом поприще. Эта новая знать до кризиса британской аристократии конца XIX – начала XX веков олицетворяла собой лицо Соединенного Королевства. Даже низложенный и казненный Томас Кромвель оставил после себя потомство. Один из членов его рода, правнук его старшей сестры, Оливер Кромвель, сыграет далеко не последнюю роль в английской истории.

Появление общества «новых людей» было связано самым непосредственным образом с переделом церковной собственности. Монастыри были крупнейшими землевладельцами в Англии, и отнятые у них земли король щедрой рукой распределял среди своих приверженцев. По самым скромным подсчетам при Генрихе VIII переделу подверглась пятая часть земельного фонда королевства. Бывшие монастырские земли пускались в коммерческий оборот. «Новые люди» были более склонны проявлять экономический прагматизм, а экономический прагматизм состоял в следовании всеобщему тренду эпохи – в изменении характера сельскохозяйственного использования земли. Материальной причиной изменений произошедших в английской экономике была овечья шерсть. Цены на овечью шерсть на мировом рынке постоянно росли и узкая специализация на овцеводстве, сулила землевладельцам сравнительно большую прибыль, чем передача этих земель в аренду крестьянам. Последние, кормившие с арендованной земли свои многодетные семьи, были способны выплачивать аристократам лишь небольшую ренту. Овцеводство в отличие от зерновых не требовало большого числа рук. Овцы паслись и обрастали своей шерстью сами, без помощи человека. Все что требовалось от землевладельца – это огородить участок, на котором бы его овцы паслись. Огораживания год от года сокращали в Англии долю пахотных земель. И год от года, все большее число крестьян становились безземельными.

Англия, несмотря на некоторое развитие промышленности в XVI веке, продолжала оставаться сельскохозяйственной страной, крестьяне составляли большинство ее населения. После того как крепостничество изжило себя, английское крестьянство оказалось разделено на фригольдеров и копигольдеров. Фригольдерами назывались крестьяне, владевшие собственной землей, копигольдерами – те, кто арендовал землю у дворян, либо иных землевладельцев. Большинство английских крестьян не имели своей земли, то есть относились к числу копигольдеров. Обогащение через огораживания крупных землевладельцев – новой и старой аристократии, а также «рыцарей пера», как называли скупавших свободные участки предпринимателей и представителей нарождающегося промышленного класса, сопровождалось массовым обнищанием копигольдеров. В некоторых случаях копигольдеры насильственно сгонялись с земли, но в большинстве случаев они уходили сами, будучи не в состоянии уплатить хозяину постоянно растущую земельную ренту.

Канула в Лету благословленная для сельских тружеников эпоха позднего Средневековья. После того как пандемии чумы (XIV в.) сократили население Англии, рабочих рук в стране остро недоставало. Крестьянский труд ценился дорого, земельная рента, напротив, стоила очень дешево. Быстрый рост численности населения в Тюдоровскую эпоху, ухудшение качества монеты, подстегивавшее и без того высокую инфляцию и массовые огораживания, привели к тому, что значительная часть крестьянства, распродав свои пожитки и домашнюю утварь, с маленькими детьми на руках снималась с насиженных мест и уходила на поиски лучшей жизни. На самом деле они уходили скитаться по английским дорогам. При большой доле везения эти бездомные, обессилевшие от постоянного голода, кутавшиеся промозглыми ночами в свои лохмотья, перебивались случайными заработками. В большинстве случаев они нищенствовали, а когда лишались последней надежды выжить, перед лицом голодной смерти, принимались воровать. К последнему занятию, а также к разбоям и грабежам были особенно склонны невостребованные и пополнившие ряды бродяг солдаты, а также члены распущенных аристократами за ненадобностью военных свит. Ужасное питание подрывало физические силы людей, ослабляло их сопротивляемость болезням. Случаи голодной смерти, особенно детской, среди английских нищих были весьма многочисленны.

Но была и другая сторона медали – те самые «новые люди», новая знать и представители промышленного класса сколачивали в новых экономических условиях огромные состояния. Они не стеснялись выставлять на всеобщее обозрение свое богатство: дворцы и роскошные особняки в тюдоровском стиле, разбитые при них регулярные сады, красивых лошадей, экипажи, дорогие одежды и великолепное питание. Ни королю, ни правительству, ни знати, ни нарождавшейся буржуазии не было дела до причин появления на английских дорогах армии бездомных. Вместо причин они начали бороться со следствиями. Первый тюдоровский акт против бродяг был издан еще при Генрихе VII в 1495 году. При Генрихе VIII было принято два таких акта в 1531 и 1536 годах. Старшие Тюдоры предпочитали бороться с проблемой нищих ужесточением наказаний и умножением числа публичных казней. Бродяг, пойманных даже на самых мелких хищениях, без разбора пола и возраста вешали. Просто пойманных за бродяжничество при Генрихе VIII заковывали в колодки и били розгами. Если ловили повторно – калечили, выжигая на лице бездомного клеймо и отрезая ему уши. Бродяг-рецидивистов, попавшихся в третий раз, отправляли на виселицу. Справедливости ради стоит признать, что эти строгие меры применялись к трудоспособным нищим, инвалидов не трогали.

Точные цифры казненных за бродяжничество при Тюдорах подсчитать не сможет никто. Для первой половины XVI века иногда называют цифру в 70000 человек, для второй половины – то есть, для благословенного Богом времени Елизаветы I – 80000. Лишь во второй половине правления «королевы-девственницы» (в 1572 и 1598 годах) Парламентом были приняты акты, устанавливающие обязательный налог в пользу бедных и предписывавшие создавать дома презрения. Но эти меры не были действенными, так как не устраняли непосредственных причин проблемы. Овцы, как и раньше, продолжали «есть людей». На улучшение социальной ситуации в XVII веке некоторым образом повлияло развитие мануфактурного производства, а также начало колонизации Нового Света. Переселение части «лишних» людей в Америку, где сгоняемых с английской земли потенциальных бродяг ожидали десятки, а то и сотни акров нераспаханной земли, вне всяких сомнений, поспособствовало снижению в Англии уровня социального напряжения.

***

Другим, особенным видом «лишних людей», кто отправился за океан в поисках лучшей жизни стали протестанты. Точнее та, наиболее беспокойная и радикальная их часть, которая даже в Англии XVII века, в этой стране победившего протестантизма, не смогла найти себе места. Уходя от непонимания соотечественников или, в иных случаях даже спасаясь от религиозных гонений со стороны правительства, в поисках абсолютной духовной свободы, эти радикальные протестантские общины, воспринимавшиеся окружающимися как секты, переселялись в Новый Свет.

Протестантизм проник в Англию еще до конфликта Генриха VIII с Римом. Движение лоллардов в некотором роде английских аналогов гуситов, стало движущей силой антицерковных настроений в Англии XIV – XV столетий. К началу эпохи Тюдоров, движение лоллардов стихло, но среди интеллектуальной общественности, в Оксфорде и в Кембридже, продолжали тлеть антиклерикальные настроения. В среде школяров они подпитывались чтением трудов Джона Уиклифа и других богословов имевших свой собственный, отличный от официального Рима, взгляд на вещи. Движение гуманизма, получившее развитие в университетской среде с началом Тюдоровской эпохи, переплелось и смешалось с антиклерикальными (точнее антикатолическими) настроениями.

Чтобы из тлеющих углей разгорелось пламя, достаточно было легкого дуновения ветра. Английский ученый-гуманист Уильям Тиндейл из Оксфорда переехал в Кембридж, а затем, когда до Англии дошли слухи о протесте Лютера в Виттенберге, отправился на континент, вначале в Гамбург, а затем в Виттенберг. Студенты со всех концов Европы съезжались тогда в этот «Новый Иерусалим» немецкой Реформации желая найти очищенную от грязи христианскую истину. У Тиндейла, как он сам не раз говорил, была мечта: сделать так, чтобы английский крестьянин, идущий за плугом, знал Священное Писание не хуже чем любой каноник. Все, что нужно было для этого сделать – это перевести Вульгату, латинскую Библию на английский язык.

К 1525 году тиндейлов перевод Нового Завета был закончен. За несколько лет, до падения правительства Уолси в Англию было переправлено около 6000 экземпляров английского Евангелия. Большая их часть была предана огню. Для католической Англии это был не просто перевод Священного Писания на народный язык, это была, бацилла протестантизма. Католический клир был настроен воинственно, но правительство в отличие от каноников не спешило закручивать гайки. Уолси, несмотря, на его кардинальский сан больше интересовался политикой, чем вопросами теологии. Немногочисленных протестантов появившихся в ту пору в английских городах (чаще всего их можно было найти в Оксфорде и Кембридже) обвиняли в ереси и сажали в тюрьмы, но не сжигали.

Генрих VIII до решительного разрыва с папой, оказывал поддержку гуманистам, а вместе с ними и некоторым протестантским лидерам, защищая их от церковных преследований. От суда епископа Илийского волей короля был освобожден Хью Латимер, один из виднейших протестантских богослов. Более того, король, несмотря на публично демонстрируемую им самим верность католицизму, назначил Латимера придворным священником. С обострением отношений короля и папы, ситуация изменилась самым радикальным образом. Из гонителей католические прелаты превратились в гонимых, а протестантские проповедники из преследуемых сделались гонителями. Примасом английской церкви (архиепископом Кентерберийским) стал Томас Кранмер, реформационно настроенный доктор богословия из Кембриджского университета. Именно Кранмер председательствовал в 1533 году на церковном суде, где разбиралось дело о разводе Генриха и Екатерины Арагонской.

В самом общем виде, отличие католицизма от протестантизма заключалось в том, что католицизм опирался на внешний эффект, на величие, на красивую картинку, на обрядовость, на таинство культа, протестантизм, напротив, стремился выбросить из христианства все, что не служило, на его взгляд, прямым путем к личному спасению. Красивая картинка не имела никакого значения, не имел значения обряд, не имело значение таинство культа, имело значение лишь Слово Божие, впитанное человеком из лично прочитанной им Библии, или, как вариант, услышанное им на проповеди.

Утверждают, что степень религиозности простого народа в Англии в преддверии Реформации была высокой. Однако, что было отличительной чертой этой английской религиозности? Все сводилось к почитанию местных святых, мощей, распятий, икон, и других материальных символов католической культуры. Таинство Евхаристии, а также таинство исповеди, не меняли всеобщей грубой картины. В народном католицизме было очень много обрядовости и почти не было созерцательности и духовности. Простые англичане не понимали ни слова из латинской мессы, никто из них не читал написанной на латыни Библии. Когда начались гонения на католиков, народ, что интересно, не поднялся на защиту старой веры, подобно тому как всего за несколько лет до этого, он поднялся защищать от королевских «одолжений» свою собственность. Выступление на севере, предпринятое в защиту католицизма и наследственных прав Марии Тюдор было инспирировано знатью, это не было движение снизу. Английский народ, разумеется, не одобрял эксцессов протестантизма, но он безмолвствовал…

А эксцессы протестантизма имели место быть. Были случаи, когда радикалы вламывались в храмы, выносили оттуда богато украшенные деревянные распятия и сжигали их в поле. Знаменитое на всю Англию распятие из Боксли, которое, как говорят, опускало и поднимало голову и двигало глазками, на потеху толпе возили теперь по ярмаркам. Мощи святых выбрасывались на землю из драгоценных рак. Во время Причастия, когда священник возносил жертву, присутствующие на службе протестанты, поднимали на руках собаку.[14 - Грин Д. Р. Указ. раб. – С. 369.]

В 1539 года за подобные эксцессы протестантизма стали наказывать. Акт «О шести статьях», возвратил Англию к основным формам католической обрядовости. Но вот Генрих VIII умер и при малолетнем Эдуарде, протестантизм вновь перешел в наступление, да еще с удвоенной силой. Англия в этот период бесцеремонно и грубо порывала со своим католическим прошлым. К богослужениям на английском, к отказу от мессы, к отказу от целибата (безбрачие духовенства) добавилось разрушение каменных алтарей в храмах. Каменные алтари заменили деревянными столами. Ввели новый катехизис, в обязательном порядке было предписано читать Книгу проповедей. Новый английский молитвенник, содержал изменения в духе радикального протестантизма кальвинистского типа, нашедшего в то время убежище в Швейцарии. В 1552 году, за год до смерти короля Эдуарда, были приняты 42 религиозные статьи. Эти статьи (за некоторыми исключениями) остаются образцом христианского учения и для современной англиканской церкви.

Эдуард VI скончался в возрасте пятнадцати лет, в 1553 году. Подросток стал чахнуть и почти лишился сил, он, с большим трудом выдерживал даже самые короткие дворцовые церемонии. Вскрывавший его тело врач, объявил о поражении легких. Вероятнее всего король скончался от туберкулеза. Короткое правление Эдуарда было наполнено внутренними неурядицами, борьбой членов регентского совета за власть и за влияние на молодого короля. Выстроенный Генрихом VIII абсолютизм рухнул, словно карточный домик. Парламент вернул себе утраченное политическое влияние. Был отменен статут, наделявший королевские указы силой закона. Мощные восстания в Корнуолле и Норвиче, вспыхнувшие из-за причин смешанного, экономического и религиозного характера (одновременно выдвигались требования возвратить мессу и запретить огораживания), свидетельствовали об общем кризисе власти. Но это было всего лишь начало ожидавших Англию несчастий.

***

«Play the man, Master Ridley. We shall this day light such a candle, by God’s grace, in England, as I trust shall never be put out».(Hugh Latimer to a man named Nicholas Ridley, as they were being burnt alive at Oxford, for heresy, on October 16, 1555).[15 - «Будь мужественен, мастер Ридли. Сегодня мы с помощью Божией зажжем такую свечу, какую, я убежден, никогда не удастся потушить». Слова, брошенные Хью Латимером Николасу Ридли, перед сожжением их на костре 16 октября 1555 года в Оксфорде.]

Мария Тюдор и ее единокровная сестра Елизавета, были восстановлены в своих правах на престол Актом о наследовании, обнародованным незадолго до смерти Генриха VIII. Мария Тюдор должна была наследовать брату Эдуарду VI, в случае, если тот не оставит потомства. Елизавета при тех же условиях наследовала своей старшей сестре Марии Тюдор. Добившийся перевеса в регентском совете Джон Дадли, герцог Нортумберленд, убедил болезненного и безвольного Эдуарда, изменить завещание отца. Старшие сестры короля и Мария и Елизавета, снова были лишены права наследования.

Мария Тюдор, единственная выжившая дочь Екатерины Арагонской, осталась верна ее испанской крови. Гордая, серьезная, волевая, жестокая, она, несмотря на выпавшие на ее долю многочисленные удары судьбы не сломилась внутренне. Мария была ревностной католичкой, и чем сильнее оказывалось давление на католиков в Англии, тем больше рвения было в ее служении латинской вере. Восшествие на престол озлобленной Марии предвещало конец английской Реформации, не понимать этого, члены регентского совета не могли. Под давлением герцога Нортумберленда, своей наследницей Эдуард объявил леди Джейн Грей. Джейн приходилась Генриху VIII внучатой племянницей по линии его младшей сестры Марии. Обойдены, таким образом, были не только дочери Генриха, но и потомство старшей его сестры, Маргариты, ставшей через брак с Яковом IV Шотландским бабкой молодой шотландской королевы Марии Стюарт. Последняя, кстати, была такой же ревностной католичкой, как и Мария Тюдор.

Леди Грей была выдана замуж за Гилфорда Дадли, четвертого сына присвоившего власть в регентском совете герцога Нортумберленда. Факт воровства короны через навязанное Эдуарду завещание был очевиден настолько, что вступившая на английский престол после его смерти леди Грей, смогла продержаться у власти лишь девять дней и даже не была коронована. Выступившая против своей дальней родственницы и герцога Нортумберленда Мария Тюдор, при помощи старой знати и с молчаливого согласия народа, практически без борьбы захватила трон.

Королева, получившая в английской истории прозвище «Кровавая» не сразу принялась казнить своих политических и религиозных противников. Оказавшуюся пешкой в чужих руках Джейн Грей, вместе с ее ближайшим окружением и политическими комбинаторами из регентского совета, заключили под стражу. В тюрьму поместили также Хью Латимера, Томаса Кранмера и других виднейших деятелей английской Реформации. Но никого пока не казнили. Атмосфера, тем не менее, оставалась гнетущей, чувствовалось приближение грозы. В непосредственной близости от английских границ, по другую сторону Ла-Манша, в подвластных испанской короне Нидерландах уже вовсю полыхали костры католической реакции. Инквизиция с помощью огня очищала Голландию от сторонников немецкой Реформации.

Мария Тюдор не была всесильна как ее покойный отец, ей требовалось время, чтобы подчинить себе знать и преодолеть сопротивление Парламента. Внешнеполитическая ориентация Англии, вопреки воле парламентского большинства, при Марии была происпанской. Королева жертвовала интересами страны, которую она возглавляла, чтобы удовлетворить властные амбиции своих родственников из Габсбургского дома. Англия, несмотря на ужасное состояние казны, ввязалась в очередную не нужную ей войну с Францией, на стороне Испании. Несмотря на победы испанцев в Италии, для англичан ход боевых действий оказался крайне неудачным. Англия потеряла Кале – последнее из оставшихся у нее владений в континентальной части Европы.

Еще до вступления Англии в войну по стране поползли слухи, что в планах Марии было объединить Англию с вступившей в пору наивысшего могущества Испанской империей. Поводом к подобного рода слухам послужил брак Марии с Филиппом – сыном и наследником императора Карла V Габсбурга. Карл V приходился английской королеве по материнской линии двоюродным братом, а его сын, соответственно – двоюродным племянником Разница в возрасте невесты и жениха составляла шестнадцать лет, и поговаривали, что Мария страстно желала брака с молодым Филиппом. Молодой человек, взошедший в 1556 году на испанский престол под именем Филиппа II, также не имел возражений против брака с двоюродной теткой. Против этого брака выступал английский Парламент, лорды опасались потери суверенитета Англией. Марии пришлось пойти на уступки. В брачном соглашении было прописано, что в случае смерти Марии, ее супруг не сможет занять английский престол. Кроме того, англичане, выторговали для ребенка, если таковой появится у их королевы, Нидерландов в качестве испанской части наследства.

В 1554 году Филипп, который к тому времени уже получил от отца в управление не только Нидерланды, но и Неаполитанское королевство, перебрался на жительство в Англию. Филипп прожил в Лондоне, тем не менее, всего лишь год и официально английской короной коронован не был. И народ, и знать остались недовольны браком Марии с испанским инфантом. Раздражение англичан вызывала высокомерная испанская свита Филиппа и усиливавшаяся католическая реакция. В церкви произвели большую чистку, епископов низложенных при Генрихе VIII восстановили на кафедрах, виднейших протестантов, напротив, заключили в Тауэр, женатых священников выгнали из приходов. Была введена месса, заново отстроены каменные алтари в храмах. Но это было еще не все. Мария решила восстановить крупнейшие монастыри. Монастырям следовало возвратить отобранные у них земли и другое имущество. Понятно, что особых восторгов у английской аристократии, нажившейся на дележе монастырских владений, такая инициатива Марии не вызывала. Проводимые королевой преобразования воспринимались как инспирированные Испанией. Национальное достоинство англичан от этого сильно страдало. Но, страшнее всего была, разумеется, замаячившая перед «новыми англичанами» перспектива расстаться при восстановлении католических монастырей с частью принадлежащего им имущества.

Волнения вспыхивали и подавлялись правительством на западе и в центре страны. Герцог Саффолк, вступивший с оружием в Лестер, был схвачен и заключен в Тауэр. В непосредственной близости от Лондона, в Кенте, раздавались призывы к восстанию. Поводом был распространившийся среди жителей Кента слух, что «испанцы идут завоевывать королевство». К восставшим, которых возглавил сэр Томас Уайэт, присоединились военные суда на Темзе. Из Лондона было выслано на скорую руку собранное ополчение, но оно с возгласами «Уайэт! Уайэт! Мы все англичане!», перешло на сторону мятежников.[16 - Там же. – С. 376.] Разношерстная толпа отправилась брать незащищенный Лондон, судьба Марии висела на волоске. Но гордая и властная женщина проявила завидное самообладание. Ворота Лондона, когда к ним приблизились люди Уайэта, оказались заперты. В городе царил порядок. Мятежники потерпели поражение. Выступление в Кенте как будто пробудило королеву от спячки. Пользуясь плодами своей победы, она, наконец-то, преодолела сопротивление ее окружения. Начались казни…

Казнили томившихся в Тауэре Джейн Грей и герцога Нортумберленда, на эшафот, конечно же, отправили и проигравшего Томаса Уайэта. На кострах по всей Англии стали сжигать протестантов. За оставшиеся три года нахождения Марии Кровавой у власти, до ее смерти в 1558 году, было сожжено, по меньшей мере, 280 деятелей английской Реформации.[17 - Блэк, Дж. Указ. раб. – С. 177.] Среди этих жертв были Латимер, Ридли, Кранмер. Некоторые реформаторы выказали исключительное достоинство во время своих страданий. Принимая во внимание неудачи правления Эдуарда, обо всех этих протестантах говорили, что «если они и не умели управлять, то они, хотя бы, умеют умирать». Рауленд Тэйлор, викарий из Гэдли, был одной из первых жертв католических гонений. Сообщают, что после того как он попрощался с женой и маленькими детьми, на смерть он шел приплясывая.

«Ну, господин доктор, – спросил шериф, – как вы себя чувствуете? – «Хвала Богу, прекрасно, – ответил он, – лучше, чем когда-либо, так как я чувствую себя почти дома. Мне нужно пройти только два поворота, и я буду в доме Отца нашего!»… С обеих сторон улицы Гэдли были усеяны мужчинами и женщинами, городскими и сельскими, желавшими видеть его; а когда они увидели его, идущим на смерть, они стали плакать и кричать жалобными голосами: «Боже милостивый! Вот от нас уходит наш добрый пастырь!». Наконец путешествие окончилось. «Что это за место – спросил он, – и что означает большое сборище народа?». Ему отвечали: «Это Олдгэмский луг – место, где вы должны пострадать, а народ пришел посмотреть на вас». Тогда он сказал: «Благодарение Богу, я как раз дома!»… Но когда народ увидел его почтенное старческое лицо с длинной белой бородой, он разразился слезными рыданиями и криками: «Бог да спасет тебя, добрый доктор Тэйлор! Бог да подкрепит тебя и да поможет тебе! Дух Святой да подкрепит тебя!». Он пожелал говорить, но ему не позволили. Помолившись, он подошел к столбу, поцеловал его и стал в смоляной бочонок, поставленный ему вместо подножия; затем он прислонился спиной к столбу, скрестил руки, поднял глаза к небу и так был сожжен… Так стоял он, не крича и не двигаясь, со скрещенными руками, пока Сойс не поразил его алебардой в голову, так что выпал мозг и мертвое тело упало в огонь.[18 - Грин Д. Р. Указ. раб. – С. 379.]

Но не все протестанты обнаруживали мужество Латимера и Тэйлора. Томас Кранмер, архиепископ Кентерберийский, любострастно угождавший когда-то прихотям Генриха VIII, не нашел в себе достаточных сил, чтобы в период испытаний, остаться на избранном им пути. Для того чтобы спасти жизнь и избежать страданий на огне, он подписал отречение от учения, которому служил. Мария, тем не менее, имела с Кранмером личные счеты. Ведь это именно он председательствовал на бракоразводном процессе Генриха и Екатерины Арагонской, ведь именно его решением брак ее матери и отца был признан незаконным, а сама Мария Тюдор незаконнорожденной и не имеющей прав на престол. Кранмер, несмотря на его отречение от протестантских догматов все равно был казнен.

Вообще, цифра в 280—300 умерших мучительной смертью за несколько лет правления Марии Кровавой в Англии не выглядит совершенно уж непомерной. В Германии, во Франции, в Испании (включая Нидерланды), и даже в небольшой Швейцарии, людей в описываемое нами время, сжигали ничуть не реже, чем в самой Англии. Сжигали по обвинениям в ереси и колдовстве. В первой половине XVII века своего апогея достигла охота на ведьм в Германии. Как женщин, так и мужчин, подозреваемых в связях с дьяволом, и в городах, и в сельских общинах сжигали десятками за раз. И многое свидетельствует о том, что протестантские «епископы» в этой охоте на ведьм усердствовали не меньше католической инквизиции.

Пока контрреформация правила балом в Англии в швейцарской Женеве французский последователь Мартина Лютера Жан Кальвин, построил свою собственную, совершенную модель протестантизма. Кальвинизм стал причудливым сочетанием рационализма с религиозным фанатизмом, находившим практическое выражение в самых строгих формах церковной деспотии. По знаменитому выражению Вольтера, Кальвин отворил двери монастырей не для того, чтобы выпустить из них монахов, а для того, чтобы загнать туда весь мир. В 1533 году в находившейся под властью Кальвина Женеве на медленном огне был сожжен знаменитый на всю Европу врач Мигель Сервет. В Женеве каждый год выносилось по религиозным основаниям по несколько десятков смертных приговоров. Количество декретов об изгнании инакомыслящих исчислялось сотнями. Сравним эти цифры с 280—300 протестантами, сожженными по религиозным мотивам Марией Стюарт на территории всей Англии с 1554 по 1558 год. И учтем при этом, что только в одном Лондоне и его окрестностях при Эдуарде VI проживало до 10000 протестантов.[19 - Блэк, Дж. Указ. раб. – С. 173.]

На прижизненных портретах Мария Кровавая, а это прозвище королева получила значительно позже, в протестантской Англии, изображена почти всегда в строгом черном бархате. Стройная женщина средних лет, с изможденным лицом, с уставшими, но умными глазами. Фигура скорее трагическая, чем роковая, мученица ничуть не в меньшей степени, чем деспот. Мария I Тюдор ушла из жизни осенью 1558 года, по-видимому, от водянки, которая была ошибочно принята за беременность. Перед смертью в завещании королева-католичка подтвердила отсутствие прав на английский престол у ее супруга, и указала в качестве наследницы свою младшую сестру. Последняя, под именем Елизаветы I стала новой королевой Англии.

Англо-испанское соперничество и первые английские попытки колонизации Нового Света

Елизавета – дочь Генриха VIII и Анны Болейн в отличие от своей единокровной сестры была протестанткой. В одно время, а именно после подавления восстания Томаса Уайэта, когда начались казни всех причастных к мятежу, в связях с заговорщиками была заподозрена также Елизавета. Девушку заключили в Тауэр, но угрюмое недовольство Парламента и королевского совета, вынудили Марию отпустить сестру. Давление Парламента и советников королевы, вне всяких сомнений, сыграло роль и при выборе Марией Тюдор Елизаветы в качестве наследницы. Будь королева целиком предоставлена своей воле, она, скорее всего, завещала бы английский престол Филиппу II.

Мария Тюдор не смогла преодолеть сопротивление английской знати и в вопросе монастырской собственности. Земли монастырям были возвращены лишь частично и исключительно за счет средств королевской казны. «Новыми людьми» смерть королевы, не только по религиозным и политическим мотивам, но также по причинам исключительно меркантильного характера, была воспринята с облегчением. Мученичество протестантов, и кажущееся засилье Испании обратили общественность против католицизма. Англия из любовных заигрываний с империей Габсбургов вышла страной более националистической, чем была раньше. Вступление на престол Елизаветы обещало серьезные перемены. Воцарение протестантки было принято народом с восторгом и сопровождалось празднествами и увеселениями по всей стране.

Но поводов для веселья было немного. Елизавете досталось плохое наследство. Пострадал международный авторитет Англии, так как последние пять лет ее внешняя политика не была самостоятельной. На международной арене Англия пережила унижение, потеряв Кале. Из государственной казны Марией выделялись огромные средства не только на войну, но и на возмещение монастырям отнятой у них Генрихом VIII, собственности. Казна по этой причине была совершенно пуста. В стране была сложная социальная обстановка из-за массового обнищания сельского населения. Общество было расколото не только по материальному, но и по конфессиональному признаку. Костры контрреформации ожесточили протестантов. Те из них, которые сбежали на континент, и нашли приют в Женеве, возвращались назад с мыслями о коренном религиозном переустройстве Англии. Власти не на кого было опереться, под рукой не было ни армии, ни более или менее сильного морского флота.

***

Двадцатичетырехлетняя королева, как говорят, была хороша собой. Скрывалась ли за этой оценкой лесть придворных, или констатация факта, сказать сложно. Во всяком случае, многие сходились во мнении, что Елизавета унаследовала от матери, Анны Болейн, хорошую фигуру, выразительные глаза, индивидуальность и способность совершенно непринужденно чувствовать себя в мужском обществе. Елизавета получила хорошее гуманистическое образование. Способная от природы, она каждое утро начинала со чтения греческого Евангелия, увлекалась Софоклом и Демосфеном и могла посоревноваться в учености, споря по-гречески с вице-канцлером. Французским и итальянским королева владела так же свободно, как и родным английским. При всей своей начитанности, она совершенно не была педантом, разъезжала верхом, грациозно и увлеченно танцевала, отлично играла. Из недостатков, несколько подмывавших впечатление о ней как о женщине, современники отмечали низкий, почти мужской голос. Чувственность и самоуслаждение сохранились у Елизаветы до конца жизни. Потеряв остатки девичьей красоты, и лишившись из-за любви к сладкому почти всех зубов, она не утратила честолюбия юной кокетки. Постаревшая королева рядилась в роскошные платья и явно злоупотребляла макияжем. Даже пошлые комплименты, и бессовестная лесть по части ее внешности, служили гарантией королевского расположения. Елизавета и сама была не равнодушна к мужской красоте. В присутствии двора она гладила шеи красивым дворянам, когда те, склоняли перед ней свои головы. Чувственный темперамент, безбрачие и открытый фаворитизм давали повод внутренним и внешним врагам говорить о Елизавете как о распутнице. «Королеве-девственнице» приписывали многочисленные внебрачные связи и, разумеется, несколько внебрачных детей.