Оценить:
 Рейтинг: 0

Купейные рассказы

Год написания книги
2024
Теги
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
5 из 9
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля

Охранник поднял старого знакомого, отер от грязи, потом задумался и сказал:

– Да!

Перец тоже задумался и ответил:

– Да!

– Ты, дружище, куда теперь? – продолжил разговор Жорик.

– Куда? – перец безысходно ухмыльнулся: – Мне одна дорога, в бутылку. – Добрый малый тоскливо вздохнул: – Сам знаешь, некоторым стоит раз-другой приложиться к окаянной и становятся алкашами, а я вон сколько из нее не вылезал. Моя песенка спета. А ты-то куда?

– Я к Леночке, мы договаривались Рождество вместе отметить. Ты помнишь, я рассказывал.

– Помнить-то помню, да не ходил бы туда.

– Это почему?

– Да потому. Не та она, которая тебе нужна. Не ходи. Иди в свою дежурку. Вина выпей. Я «немироффку» докушаю. Так и скоротаем дежурство, а завтра новая жизнь начнется.

– Не, – мечтательно не согласился Жорик, – я с Еленой Михайловной Рождество буду встречать.

– Ну, гляди, мое дело предупредить, а ты как знаешь. Бывай! – Перчик булькнул в бутылку, глотнул немного, пьяненько ухмыльнулся и задремал.

А Георгий, памятуя обо всяких возможных пакостях, осторожно подошел к двери, достал ключ, вставил в скважину, со скрежетом повернул в давно не смазанном замке. Толкнул. Дверь поддалась и со скрипом открылась.

Любовь, что это за штуковина? Почему разрывает сердце Жорика, влечет к предмету обожания, будто к другому полюсу магнита? Почему кажется ему, что уж если эти полюсы притянутся, то не разорвет их никакая на свете сила? Единство ли это противоположностей, подслушанное Гераклитом у Логоса? Те ли это слезинки Инь и Ян восточного бога, что если сливаются, то в океан? И ни переплыть, ни познать, ни заглянуть до неведомого дна смертному невозможно? Что же это за штуковина такая? В самом ли деле правду говорят люди про лебединую песню? Про то, как высоко-высоко поднимается птица, плачет в отчаянной тоске последнюю песню о погибшей лебедушке небу и не хочет жить без нее, складывает крылья и разбивается насмерть? Правду ли писал Гоголь про Андрея, несчастного сына Тараса Бульбы, позабывшего из-за этой самой любви и братьев своих казаков, и честь, и отца родного? То ли говорил монах Банделло, а после пересказывал Шекспир про Ромео и Джульетту, или брехня? Кто знает? Разве что умудренный годами поэт Лев Петрович Вахрамеев покрутит седой ус, покачает головой, вспомнит про былое, лукаво улыбнется, вздохнет, а после и он ничего не скажет. Промолчит. И я вот тоже не знаю. Но, наверное, есть она, окаянная, раз столько из-за нее бед, столько войн было, столько хороших парней жизни свои молодые переломали, а то и вовсе их лишились. А сколько по тюрьмам сгинуло! Какие герои! Наверное, есть, да никто на всем белом свете не знает, когда она счастье, когда бессмысленная и пустая ветреность, а когда мука адская.

Не знал и Жорик. Но тянул его этот самый магнит к Елене, объединились в душе его и белая, и черная слезинки, слились в океан. И не ведал он уже, что творил. И никого не слышал, а коли услыхал бы, так не послушал, даже если сам Господь Бог, а не перчик из «немироффки», сказал:

– Остановись, Жорик! Вернись в дежурку! Охолонись!

Не было ему уже пути назад, и скрип двери, словно марш Мендельсона, настраивал на счастливые ноты.

6

И Елене не сиделось. Прокручивала она разные варианты обогащения и додумалась уже до продажи Жоркиной квартиры, поездки в Турцию за дешевым товаром, сбыта его втридорога. Раз десять смотаться, а потом можно и квартиру на первом этаже в центре купить, магазин в ней открыть. Часть в аренду сдавать, а в другой свой отдел. Или кафе. И так это у нее складно выходило, что года через три становилась она солидной бизнес-дамой с молодым красавцем шофером в «мерседесе» и с собственным банком. А Жорика, уж так и быть, оставляла при банке ночным сторожем или дневным охранником. Но кем, пока не определила. И так она размечталась, что не сразу услышала щенячье тявканье.

«Проголодался бедолага маленький», – подумала «банкирша», вспомнив рыжика, и в голове ее тут же возникло, что в свободное от преумножения богатств время будет она заботиться о бездомных щенках. Откроет питомник.

Сердобольная альтруистка отломила куриное крыло и было отправилась кормить. Но перед этим подошла к трельяжу, прихорошилась, подкрасила губы, подвела брови, огляделась придирчиво, не нашла изъянов и похвалила себя:

– Ай да я, ну до чего хорошенькая. Кому как не мне быть при деньгах и богатстве.

Рассердилась на миг, что еще не в пентхаусе, а здесь, надула губки, топнула ножкой, но спохватилась, засмеялась, а уж затем пошла искать щенка.

Женщина прошла по коридору, завернула за угол, но Рыжего там не оказалось. Звук доносился со второго этажа. Она поднялась по лестнице, пошла дальше, но и там его не было. Звук удалялся.

– Куда же ты, несчастненький, убегаешь? – спрашивала Ленка и так добралась до третьего этажа, потом еще выше, до чердака, увидела приоткрытую дверь и тусклый свет оттуда.

Ленка никогда раньше на чердаке не была. Она и на третий-то редко поднималась, потому почувствовала себя неуверенно, но женское любопытство взяло верх, и решилась заглянуть.

Свет мерцал далеко, в самом конце чердака, захламленного ящиками с битыми колбами, мензурками, бюретками, другой стеклопосудой, стопками старых папок с ненужными отчетами о былой научной деятельности, древней мебелью.

«К чему мне туда переться, – подумала женщина. – Пойду-ка я назад, к своему окошку, а то придет Жорка, не найдет меня и…»

Домыслить она не успела. Дверь захлопнулась, и оказалась она запертой среди пыльного старья.

Елена подергала, потолкала, попыталась поддеть плечом, но дверь правильно выполняла задуманную сталинскими архитекторами роль и не выпускала.

– Да эдак можно и счастье семейного очага проворонить, – разозлилась красавица, поднапряглась и так двинула в негаданное препятствие, что вылетел косяк, а за ним и дверь сорвалась с петель.

Разведенка быстрехонько сообразила, чьи это козни, погрозила кулаком, и те, которых поминать всегда не ко времени, не рискнули в дальнейшем связываться с дамочкой, ковавшей ячейку общества.

А Жорик летел на крыльях любви. Он уже видел Леночку в белоснежном длинном платье, фате за дежурным столом. Видел, как она перелистывает страницы журнала. Видел каждую складочку на расправленном шлейфе, усыпанном изумрудами и бриллиантами. Последние шаги. Она грациозно поворачивается лицом и…

Матерый огромный черный пес, оскалив пылающую пламенем пасть, испепеляет невинную его влюбленную душу! Выжигает до самых дальних и бесконечных глубин нежность из любящего сердца! И перед глазами предстает такой ад, такие неведомые прежде ужасные подробности о любимой Елене, такие страшные картины возможного бытия с ней, что рушится весь мир, рушится вся жизнь, сознание прозревает, но разум и воля не выдерживают. Жорик падает под хохот, вой, грохот, визг и в беспамятстве каменеет.

Когда Елена вернулась, все уже случилось. На полу лежал бездыханный Юрий. Возле него валялась разбитая бутылка красного как кровь вина, а смазливая девица с коробки рассыпанных по полу конфет «Чаровница» презрительно кривила пухленькие капризные, не знавшие любви губки, но втайне, кажется, завидовала Елене Михайловне.

Скорая констатировала: кома.

Юрия положили на носилки и увезли.

Ленка посокрушалась с неделю, а потом подцепила Твердоусова.

7

– Короче, глядели на меня разные врачи, консилиумы собирали, затылки чесали, умные слова говорили, толку не было никакого, и попал я в конце концов в областную клинику. Лежал, как сказал ихний главный врач, как растение, – рассказывал нам Жорик. – Месяц лежу, два, толку никакого. Никому не нужный. Пролежни стали образовываться. Немытый, небритый. Наверное, и помер бы так от грязи всякой и подобного. Но пожалела старушка санитарка, Анна Ивановна.

Сама она уже слабенькая была, могла только побрить меня да мокрой тряпицей протереть, но придумала выход. Распустила слух, будто кто меня в порядок приведет, а потом поспит рядом, тот замуж вскорости выйдет. Не поверили. Но одна дежурная сестра лет сорока, неказистая старая дева, потихоньку в ночное дежурство искупала, отмыла, побрила, постригла и, когда народишко заснул, рядом улеглась. И надо же – совпадение: сразу после дежурства ехала домой в троллейбусе и познакомилась с мужичком. А через месяц женились. На радостях по секрету подружкам рассказала. И началось.

Дежурные сестры, которые незамужние, потом их знакомые очередь на меня установили. Потом завели моду: искупают, причешут, побреют, ноготочкам – маникюр-педикюр, самого парфюмом обработают, всякими лосьонами, кремами смажут. Прическу модную заделают. Забавлялись, как с игрушкой. Обхаживают, ухаживают, за детьми так не следят. И массажи, и мази самые редкие полезные. Я лежу кукла куклой, ничего этого не чувствую. Не соображаю. Ничего у меня не болит. Точно как этот доктор сказал – растение. А они моду взяли, как поспят, утром в тумбочку прикроватную сто рублей кладут. Ну как бы на память, чтобы сбылось. А что самое удивительное, кто через неделю, кто через две, ну, не больше чем через месяц, знакомятся с приличными людьми и потом замуж выходят. Анна Ивановна, когда я в себя пришел, рассказала, девицы, как в церкви к иконе прикладывались и крестились. А я ни гугу. Кома. И так почти год.

Анна Ивановна сотенные из тумбочки забирала, меняла на крупные бумажки и складывала у себя дома. Потом, когда я очнулся, на ноги встал, соображать стал, мне отдала.

– Вот они, – Юрий снова залез в карман и показал толстую пачку купюр. – Удивительная женщина, себе ничего не взяла. Я брать отказывался, так она силой в карман запихнула.

– Ты, парень, не очень-то деньгами размахивай. Спрячь, не светись. Проходимцев тьма. Облапошут или по башке треснут, и снова в кому уйдешь. А второй раз можно и не выкарабкаться, – предостерег проникшийся Михаил.

– Точно, он правильно говорит, не светись. Будь поосторожней, – добавил я.

Юрий махнул рукой, как отмахнулся от незначимого пустяка, и рассказывал дальше:

– Тридцать свадеб сыграли, а сколько с хорошими парнями перезнакомились, даже не знаю. И тут произошло чудо! – Юрий поднял палец кверху, чтобы зафиксировать значимость момента: – Одна девушка, Танюшка, влюбилась. В меня. В полумертвое растение! Всерьез, ей-богу. Анна Ивановна рассказала. Пришла к подружке, молоденькой практикантке, медсестре из училища, зашла поглядеть на меня и влюбилась.

– Стала нянечкой работать и выходила меня, дурака! – Жорик перекрестился. – Ей-Богу, выходила! Не верите?

– Верим, такое не придумаешь! – закивали мы.
<< 1 2 3 4 5 6 7 8 9 >>
На страницу:
5 из 9

Другие электронные книги автора Александр Горохов