Сокровища Каялы

Не помню, как вытащил руку из пасти покойника, ударяя его правой, свободной рукой, по светящимся в темноте гипнотическим глазам. Не помню, как в кромешной тьме нашёл отверстие горловины тоннеля, не помню, как очутился в своей каюте.

После восьми склянок, на мостике, в четыре часа утра, на ходовой вахте пришёл в себя. Кровоточащую руку обмотал носовым платком.

– Что с вами, чиф?

– удивлённо спросил второй штурман Дубовский, у которого я принимал ходовую вахту,

– Вы чем-то напуганы? У вас зубы стучат! И волосы дыбом, как от электрического разряда. Что у вас с рукой?

– Ли-ли-лихорадит, ли-лихорадка. Зно-знобит. Про-пройдёт,

– отвечал я, заикаясь,

– Мертвецы приснились. Руку, руку, это я поскользнулся, упал. Потерял сознание, очнулся… Руку порезал, когда…, когда электробритвой брился! Всё в порядке, секонд, иди Александр, спать.

Удивлённый Дубовский удалился восвояси, бормоча,

– На этом пароходе, на этой Каяле, все какие-то мёртвые и поломанные.

Закрыв за Дубовским дверь штурманской рубки, шагнул через комингс на свежий воздух. На мостике я был один. Правил авторулевой, рулевых-матросов в океане на мостике нет. Оглядел океан. Чистый горизонт успокаивал. Каяла бесшумно разрезала длинные, пологие волны мёртвой зыби. Прекрасная погода дышала свежестью новизны, капризного, штормового февраля. События развивались в северном полушарии, за месяц до начала весны 1995 года. Теплоход неотвратимо приближался к тихим конским, к лошадиным широтам. Я медленно приходил в нормальное состояние.

В следующую ночь, вооружённый серебреным крестом, тесаком и осиновым колом, прополз по тоннелю, и снова был в тёмном, закрытом, забитым доскопакетами, четвёртом трюме. Вооружённый крестом, старпом вновь оказался у гроба варнака, у таинственного сундука мертвеца.

Вампира отпугивает животворящий крест. Но от страха сил не было. Я действовал, как безвольный самоубийца.

Серебряный крестик, увесистый осиновый кол помогли вернуть бодрость, рассеять страхи. Страшный покойник, вампир и упырь граф Дракула, оказался безобидной восковой фигурой с острыми фарфоровыми зубами. Вернее, фигуры не было, восковой была лишь голова, голова была как настоящая, с открывающимися фарфоровыми глазами, покрытыми светящимся фосфором. Руку я располосовал битым стеклом окна гроба. Остальные ужасные картины – фантазия моего трусливого воображения.

У головы, в гробу, под красным покрывалом, вместо тела покойника, лежали бумажные деньги. Желтели золотые слитки. Пакеты с кокаином и героином исполняли роль наполнителей. Гроб забит был доверху, прозрачные пакеты с наркотиками мешали сдвигаться, и греметь ценному металлу.

Меня больше интересовала зелёная бумага, чем белый порошок. Я обнаружил вожделенные американские доллары в различных пачках, в разной упаковке, и разного достоинства. Насчитал сорок девять «лимонов зелёных». Сорок девять миллионов долларов Соединённых Штатов Америки будоражили ум. Наличные взбодрили. Я ощутил необычайный прилив сил. Настроение резко повысилось. С наличными не страшен и Сатана.

При помощи приспособлений, с участием морской кочерёжки – обгалдера, счастливый старпом освободил сундук мертвеца.

В «ногах» покойника находился небольшой кувшин. Сосуд напомнил старый советский фильм о старике Хоттабыче. Сосуд я заметил, подцепил, вытащил длинным и удобным обгалдером. В кувшине Хоттабыча оказался крохотный, древний, коллекционный арабский светильник старинной работы. На светильнике была выгравирована надпись на арабском языке.

– Ала ад-Дин,

– прочёл я, и обнаружил при светильнике привязанный перстень, с гербом страны Магриб. Миниатюрный светильник нёс на себе золотую цепочку, его я повесил себе на шею, под одежду. Запихнул арабский амулет за пазуху. Перстень надел на средний палец правой руки, печаткой внутрь. Следующие гробы оказались с норовом, не желали сдвигаться с места. Тяжёлые. Пришлось с торцов гробов, бензопилой фирмы Stihl резать окна. Обгалдером извлекал тяжёлые золотые слитки, затем облегчённый гроб я выдвигал фомкой, для удобства изучения содержимого.

В трёх других огромных гробах, кроме прочего, нашлись пятьдесят один миллион долларов, различными купюрами, по семнадцать миллионов в каждом. В гробах-ящиках были такие же восковые головы, такие же бестелесные покойники. Вернее два покойника и покойница. Покойница венчала себя свастикой. Глаза усопшей были закрыты.

Мертвец с серпом и молотом был с наглыми, с открытыми глазами. Похожий на пирата Флинта, портрета со старинной гравюры, «советский» покойник зорко охранял сокровища контрабандистов.

Мёртвая голова, у которой герб был увенчан звездой Давида, походила на хитрого еврея Гобсека, что был изображён на моей настольной каютной книге.

Покойница, вернее спящая Дама, была вылитая Норма Джин. Её я назвал «дамой с каменьями». В гробу дамы, кроме долларов, оказались бриллианты, и такие драгоценные камни, каких я никогда не видел. В домовине, под грудой необработанных алмазов я заметил какой-то предмет, почти засыпанный мелкими драгоценностями. В один миг откопал изящный футляр с золочёным узором, с фигурной золотой застёжкой. Открыв футляр, задохнулся от изумления. Передо мною, в гнёздышке зелёного бархата, лежал бриллиант невероятной величины. Наичистейшей воды ценность, притягивала взгляд. Обработанный алмаз был с утиное яйцо, прекрасной формы, без единого изъяна. Под лучами шлюпочных фонарей испускал свет, подобный электрическому. Казалось, горел миллионами притаившихся в нём огней. Я плохо разбираюсь в драгоценных камнях, но, пропавший 3 декабря 1894 года, на одном из тихоокеанских островов Самоа, знаменитый Алмаз Раджи Кашгара, алмаз «Око света» я узнал. «Око света» знают все. Легендарный, крупнейший в мире бриллиант был чудом, и говорил сам за себя. Его держал в руках Будда. Красота камня ласкала мой взор, мысль о его неисчислимой стоимости подавляла воображение. Я понимал, что ценность камня превышает доход президента США за многие годы. Этим камнем можно оплатить постройку любой виллы на любых побережьях морей и океанов. Я решил построить дворец более пышный, чем вилла греческого миллиардера Онасиса. После постройки вилл и дворцов останется столько денег, что хватит ещё на четыре обыкновенных состояния. Овладев только этим алмазом, можно навеки освободиться от проклятия, тяготеющего над человечеством. Можно следовать своим склонностям, ни о чём не заботясь, никуда не торопясь, ни с кем не считаясь. Я нечаянно повернул камень. Брызнули ослепительные лучи, словно пронзили моё часто бьющееся сердце. В мгновение ока захлопнул футляр, сунул его в карман, решив, что с этой ценностью никогда не расстанусь.

Под восковой женской головкой находилась маленькая шкатулка в виде орехового стула с гнутыми ножками. Обивка миниатюрного стула-шкатулки была репсовоя, синяя, в розовую полосочку. В ореховом кладохранилище я обнаружил три нитки жемчуга. Две по сорок бусин, и одна большая – в сто десять. Затем нашёл брильянтовый кулон, старинной работы, стоимостью в четыре тысячи фунтов. Далее в стуле были кольца. Не обручальные, не толстые, глупые и дешёвые. Дорогие, тонкие, лёгкие, с впаянными в них чистыми, умытыми брильянтами. Сокровища Каялы подавляли воображение. Тяжёлые ослепительные подвески, кидающие на женское ухо разноцветный огонь, поражали красотой. Ввергали в трепет браслеты в виде змей с изумрудной чешуёй. Очаровывало жемчужное колье, которое было по плечу опереточной примадонне. Венцом всему была сорокатысячная бриллиантовая диадема.

Я оглянулся. В тёмных углах узких лабиринтов трюма вспыхивал изумрудный свет. Брильянтовый дым держался над моей головой. Жемчужные бусы катились по деке трюма, прыгали по обрезкам досок. Драгоценный мираж потрясал океанское судно.

На дне огромного гроба со свастикой, под стулом-шкатулкой была котиковая шуба, подбитая уникальными чернобурыми лисицами. Воротник был сшит из соболей. Пришитые карманы шубы переливались мехом горностая. Карманы были набиты золотыми медалями, платиновыми нательными крестиками и золотыми мостами. В шубе находились золотые часы и портсигары, обручальные кольца, перстни, браслетки, фермуары. Я подсчитал горностаевые карманные сокровища. Не меньше, чем на четыреста тысяч брильянтов. Под шубой было большое овальное, весом килограммов десять, золотое блюдо. На блюде лежал массивный Золотой Телец. Снизу, похороненные под ценностями, придавленные тяжестью Тельца, лежали два простых христианских креста-распятия, изготовленные из потемневшего ливанского кедра. На древние кресты я не обратил внимания.

В «ногах» «фашиствующей» «дамы с каменьями», в дальнем конце огромного гроба Нормы Джин, оказался ларец настоящей индийской работы. Скорее сундучок, производства бенересских кустарей-литейщиков. У сундучка был литой, массивный запор, изображавший сидящего Будду. К резной ручке на крышке был привязан шёлковым шнуром ключ.

Я распахнул ларец. В свете фонаря заблестели, заиграли драгоценные камни, о каких читал в приключенческих книгах, и мечтал мальчишкой в Репном. От блеска сокровищ можно было ослепнуть. Странно, но в ларце-сундучке, вместе с драгоценными камнями, находился какой-то невзрачный старинный стакан, сделанный из потемневшего материала. Сосуд-стакан был похож на дешёвую чашу для причащения. Чашу сунул в карман, продолжая наблюдать за игрой света драгоценных камней.

Насытившись великолепным зрелищем, выложил из ларца драгоценности. Добыв клад, я начал его пересчитывать. Насчитал сто двенадцать бриллиантов чистой воды. Я не поверил, но среди них сиял «Великий могол». Я знал, что это второй камень в мире по величине. Спрятав «Могола» в карманах своей одежды, обнаружил сто шестьдесят шесть изумрудов, двести один рубин, правда, много мелких. Ещё в ларце было шестьдесят семь карбункулов, тысячу сто тридцать девять сапфиров, двести семьдесят два агата и несчётное количество бериллов, ониксов, кошачьего глаза, бирюзы. И ещё много других камней, чьи названия я не знал. Тускло горел жемчуг – две тысячи сто сорок четыре превосходных жемчужины светились изнутри. Пятьсот тридцать шесть прозрачных жемчужин были снизаны в чётки. В других гробах были и цветные деньги, и зелёные доллары, и древние монеты. Отсвечивали золотые червонцы, сверкали камни-самоцветы. Драгоценности, золотые украшения и золотые слитки были разделены по гробам в непонятной последовательности. В гробу с полумесяцем, бумажные зелёные и цветные бумажные деньги, и золотые слитки лежали на кокаине.