– Смайнали за борт,
– решил я, и кинулся наверх, на камбуз, к повару Шамилю-Кобяку,
– Надо отобрать ключи от кладовой.
В углу камбуза, на коврике, спиной ко мне, повар-артельщик Шамиль Кануни молился Аллаху, срамно отставив жирный зад. Наступило время вечерней молитвы. Недалеко от Шамиля, у камбузной плиты, ухмылялся врач Даргавс. Даргавс-Сильвер был атеистом. В отличие от Магасова и Кануни, доктор никогда не молился. Я же был истинно верующим. Советская власть старалась сделать из меня убеждённого коммуниста, но социалистическая система развалилась. Коммунизм перестал быть моей религией. Идеология коммунизма не смогла меня защитить. Поэтому я обратился к богу. Я поднял глаза вверх, обращаясь к Аллаху,
– Всевышний и Всемогущий! Не дай восторжествовать несправедливости! Покарай виновных! Нет бога кроме Аллаха и Магомет пророк его! Полагаюсь на тебя, о Справедливейший. Аллах велик! Во имя Аллаха милостивого, милосердного прибегаю к Господу людей, царю людей, богу людей, от зла наущателя скрывающегося, который наущает груди людей, от джиннов и людей.
Решил было забрать ключ у артельщика Шамиля, но вовремя ли? остановился и направился в каюту. Надо подождать, великий Аллах и пророк Магомет, помогут. Может это недоразумение? Может, я ошибся при подсчёте? Надо выждать и потерпеть. Должен же я понять, для чего повару нужно, чтобы быстро закончились продукты?
Когда я уходил судовой врач, доктор-атеист проводил меня долгим задумчивым взглядом жестокого пирата Сильвера. Вместо активных действий я объявил мораторий на войну, как Эльцин в первой чеченской, за что и поплатился. Поплатились и двудонные кавказцы, об этом читатель узнает позднее.
В Лас-Пальмасе трезвый, непьющий третий механик, поминутно матюгаясь на какой-то бардак, забункеровал Каялу топливом. Испанский лоцман помог мне вывести судно из порта. Выйдя на просторы Атлантического океана, я положил Каялу на курс 227,171875 градусов, направлением на бразильский порт Белен или Belem, что в двух тысячах шестистах милях от Канарских островов. Точнее, до Белема 2600,4375 мили. Каяльской скоростью до континента Южная Америка, от собачьих островов, «топать» надо было 7,625 суток. Семь суток и пятнадцать часов ходу до белемского или до беленского лоцмана.
На следующий день, 6 января, при проверке артелки, пропала туша мяса и около коробки печени. Не считая естественного расхода продуктов.
Аллах с пророком Магометом были на стороне кавказцев. На мою молитву, на моё обращение к справедливости Аллах и Магомет не обратили внимания. Азиатские боги посчитали меня пустым местом.
Я обратился к Иисусу Христу,
– Прошу тебя, Спаситель, разберись с Аллахом и Магометом. Не божье дело азиаты затеяли!
Продукты продолжали стремительно таять. Магомет с Аллахом на Христа не обращали никакого внимания.
Вечером 6 января пришлось обратиться к Богу отцу и Богу святому духу,
– Святый боже, святый крепкий, помоги отче, спаси, Дух святый. Святый бессмертный, помилуй мя. Ум просвети и сердце. Господи, помилуй. Просвети очи и мысли. Боже, очисти меня, грешного. Верую в бога, отца Всемогущего, в Иисуса Христа. Верую в Духа святого, в святую Воскресенскую церковь. Поддержи, Господи. Руководи мыслями и чувствами. Научи каяться, молиться, терпеть и притерпевать. Аминь.
Разборки православного Бога отца, Бога сына и Бога святого духа с Аллахом и Магометом, привели к тому, что в экипаже начался ропот по поводу скудости питания. Богов к скандалу подстрекал доктор Даргавс. Судовой врач – Сильвер – на судне захватил власть. Православного бога в трёх лицах, Аллах и Магомет и в грош не ставили. Я тревожно спрашивал себя,
– Зачем повар выбрасывает продукты?
Тесные контакты повара с доктором, с капитаном, говорили о том, что всё это неспроста, и что нельзя вопросы ставить в лоб, здесь пахло мафией. Перебирая варианты, удивлённый, истинно верующий в справедливость старпом, глупо выжидал. Но слабодушие моих богов, безхарактерность единого бога в трёх лицах, вынуждала меня помочь православию. Возникала необходимость предпринять что-либо самому, по-иному замышленью.
Чтобы настроить себя на боевой лад я крепко и страшно выругался. Матерно помянул Аллаха, Магомета, Фатиму, её мужа Али и всех их родственников. Русский рукопашный мат закончил словами,
– Войны захотели? Вы её получите!
В воздухе тревожно, зловеще запахло войной богов и людей. Надо было действовать. Я был вынужден готовиться к превентивному набегу на противника. Православные боги убоялись здоровенного Магомеда. Пасует православие перед могучим Магомедом, пред хитрым Аллахом. Вечером, перед сном, не надеясь на православных, на слабовольных, на слабосильных богов в трёх лицах, я молился и медитировал. Обратился я к начальной людской религии, вспомнив Зевса и Троянскую войну.
Гнев, богиня, воспой Ахиллеса, Пелеева сына,
Грозный, который ахеянам тысячи бедствий соделал.
Многие души могучие славных героев низринул
В мрачный Аид и самих распростёр их в корысть плотоядным
Птицам окрестным и псам.
Совершалася Зевсова воля.
Я пел Трояду Гомера, вселяя в себя мужество и силу, возбуждая гнев против неверных кавказцев, против их исламских богов. Устремил мысли к Гере. Как понимал, имена Геракл и герой происходят от женского имени «Гера».
Пропев несколько песен, решил, что на пару дней уверую в неё, в жену Зевса. Если греческие боги и Гера не поддержат, надо будет искать пропагандистскую основу иной религии.
– Может быть, римский бог Юпитер поможет? Жену Юпитера, Юнону просьбой потревожить?
– размышлял я, засыпая. Наутро 7 января, якобы для экономии, завтрак был из консервированных продуктов. Утверждённое мною меню, аннулировал судовой врач Даргавс-Сильвер, при поддержке безвольного капитана-зомби Магасова, которому я вынужден был подчиняться. Ухмыляющиеся рожи Шамиля-Кобяка и Даргавса-Гзака навели на мысль срочного набега на поганых мусульман. Обидчивому мусульманину скажу, что есть и не поганые мусульмане, их явное большинство. Продолжу для необидчивых.
Мусульмане с атеистом Даргавсом были гражданами России, поэтому будущий набег, будущую войну мысленно назвал гражданской.
– Уходили комсомольцы, на гражданскую войну,
– замурлыкал я ободряющую песенку, прикидывая,
– С чего начать?
В каюте, прежде всего, убрал книги по истории, философии, физике и математике.
– Эти заниматься делом не дадут,
– размышлял я о кавказцах,
– Джигиты умеют только воевать.
Но как припугнуть повара, чтобы он перестал выбрасывать продукты? У меня нет никаких фактов. Ничего не докажешь. Зачем это им надо? Для чего? Рейс только начался, и вдруг такие плюхи. Что делать? Почему Каяла заходила бункероваться в Лас-Пальмас? Сеута рядом, в Сеуте топливо дешевле. Или нет? Стоп, топлива на виток хватало! Третий механик матерился, что нам и на х… топливо не нужно. Почему грузом на Каяле занимается второй штурман, а не старпом? Балтийское пароходство перешло на европейский стиль работы, когда грузом должен заниматься старпом. Что за прыжки и гримасы? Что-то тут не так. Что делать? Выход один – воевать. Если Магомет пошёл на твою гору, то с горы Магомета можно убрать только силой.
Собираясь в набег, пряча заметки по кибернетике и философии в рундук, мысленно одевался в кольчугу, брал в руки виртуальные щит и меч. Поднимая глаза к небу, вспоминал строки из Слова о полку Игореве. Игорь пошёл на половцев когда,
Солнце тьмою путь ему закрыло,
Ночь грозою птиц перебудила.
Свист зверей носился, полон гнева…
Кликал див ему с вершины древа…
Кликал див, как половец в дозоре,
За Сулу, на Сурож, на поморье,
Корсуню и всей округе ханской,
И тебе, болван тьмутараканский.
Дела были неважнецкие. Тьмутараканский религиозный болван моих поганых, в двух лицах, в лице Аллаха и в лице Магомеда оказался сильнее православного Бога отца, Бога сына и Бога святого духа. Боязно в бой, без богов. С богами, у которых нет сил, не победишь. Но не было и пути назад.
– Как говорится, за нами Москва,
– скаламбурил я, ещё не зная, что Москва была как раз за Шамиля, за Даргавса и за Магасова. За ними. Поганая Москва. А не поганая Москва, в поганой и не в поганой Чечне стонала голосами восемнадцатилетних российских солдатиков-телят, раненых чеченскими пулями профессиональных боевиков-революционеров. Хлопала дилетантская Москва ельцинскими ослиными ушами, жмурясь от ударов чеченцев в этой самой, в поганой Чечне. Но на Москву я особо и не рассчитывал, полагаясь, в основном, на опыт князя Игоря.
– Копие хочу я преломить в половецком поле незнакомом,
– замурлыкал я Слово о полку Игореве, отправляясь в набег. Вечером 7 января заглянул в каюту Магасова. Попросил у капитана несколько чертежей для ознакомления, с недоступными устройствами судна. На капитанском столе лежали, накрывая стол, рисунки кривых элементов теоретического чертежа. Под разным предлогом, брал несколько чертежей, подкладывал меж ними копировальную кальку, лицевой стороной наружу. Когда капитана не было в каюте, менял кальку. У себя в каюте прикладывал кальку к стеклу иллюминатора, читая написанное. Узнал почерк Даргавса. Капитан только подписывал телеграммы. Подписанные сообщения Даргавс вручал начальнику радиостанции для отправки. Вскоре я стал контролировать переписку капитана теплохода Каяла. Собрал десятки радиограмм направленных в разные адреса. Переписка оказалась замечательной. Подходя к устью реки Амазонки, я уже знал, что судно ждут не только из-за груза пилолеса, но и ещё из-за чего-то. Много ума не надо было, чтобы догадаться, что повезём где-то, какую-то, очень дорогую контрабанду. Очень дорогую потому, что кураторы контрабанды на судне были из самых высших кругов. Скандал, сыр-бор с продуктами нужен, вероятно, для отвлечения внимания экипажа.
Надо было послушать разговор Кончака с Гзаком, то есть капитана и доктора, когда они были наедине. Магнитофон в каюте был, но когда лента в кассете заканчивалась, автостоп громко щёлкал. Был вариант спрятаться в туалете каюты капитана, откуда слышен разговор в его кабинете. Но как выбраться из нужника? Обнаружат, в сортире и замочат. Варианты надо было обдумать.
Находясь по делу у Магасова, зашёл в его каютный туалет, закрылся и внимательно огляделся. Внимание привлёк пожарный извещатель. Выйдя из сортира, попрощался с капитаном и с его постоянными гостями – Даргавсом и Кануни, направился к электромеханику.