Икарус

– За что, папа?

– За то, что мы тебя тогда не выкупили.

Я хотел ему сказать, что даже не думал тогда, что меня следует выкупать, так как прекрасно осознавал свою вину. Но тут запершило в горле и слова застряли, так и не выйдя наружу.

– Нет, папа – только и смог выдавить я из себя – Это ты меня прости.

С этими словами я открыл висевшую на ремне сумку и вытащил деньги. Сто лир я уже потратил на проезд, ещё четыреста решил оставить себе на расходы, остальное выложил на стол.

– Что это? – спросил отец, с изумлением глядя на кучу монет и ассигнаций, лежащую на столе.

– Это тебе. Надеюсь, хоть немного поможет.

Я заметил, как у отца мелко задрожали руки. Лицо выражало какую-то растерянность, словно он ещё не до конца осознал ситуацию.

– Сколько здесь? – спросил он.

– Пять с половиной тысяч серебром.

– Пресвятая Дева, сынок, откуда у тебя такие деньги? Они честные?

– Да, отец. Это то, что удалось скопить за всё время – соврал я, так как простой лейтенант не получает по две тысячи в месяц. А я, так вообще, на руки получал не больше ста лир, так как три четвёртых моего жалования уходили на покрытие долга.

– Мальчик мой – ответил отец, грустно покачивая головой – Я не могу это принять. Тебе же надо вставать на ноги, как же ты без денег?

– Папа, мне сейчас деньги не нужны, так как всем необходимым обеспечивает Армия – я решил не упоминать название Дома Варбургов, так как заметил, что у отца при имени этой банкирской империи в глазах вспыхивают недобрые огоньки – А на ноги я буду вставать, когда закончится контракт. К тому времени ещё скоплю.

Какое-то время в глазах отца читалась внутренняя борьба, но затем его взгляд сделался спокойным.

– Спасибо сынок. Эти деньги очень сильно помогут.

Мы ещё посидели за столом и поговорили о том, что случилось в нашей округе за время моего отсутствия. Я заметил, что после получения денег отец повеселел и даже как-то весь выпрямился. Часы на стене показывали четыре часа, и мне надо было уже собираться. Не желая стеснять родителей, я решил провести неделю отпуска в их загородном домике на берегу моря недалеко от Кассибиле в местечке с поэтичным названием Фонтане Бьянке. Хотя, после невесёлого рассказа отца, закралось подозрение, что дом уже может быть продан. К счастью, оказалось, что он, хотя и заложен, но пользоваться им можно.

Когда я уходил, родители пошли меня провожать. Мне не хотелось, чтобы они заметили электрическую повозку, поэтому, собственно, я и оставил её в стороне от ворот. Когда отец увидел моё транспортное средство, то обомлел. Он стоял, не говоря ни слова, и лишь качал головой. Я пробормотал, что это не моё, а мне только дали покататься. Прощание как-то скомкалось, мы все обнялись, поцеловались, а я обещал до отъезда на службу их периодически навещать.

В Ортиджу я приехал за четверть часа до назначенного срока. Франчески ещё не было, и я решил немного прогуляться. На набережной кроме меня сейчас не было ни души, хотя обычно в этот час раньше было довольно много гуляющих. Вообще, этот район уже давно начал потихоньку вымирать, но вид царившего запустения поразил. Кругом валялся мусор, который не убирался, похоже, уже несколько месяцев. Окна домов глядели на улицу пустыми глазницами, а на месте небольшого рынка, где прежде рыбаки продавали свежий улов, невысокой кучей лежали остатки прилавков. Господи, что же должно было произойти всего за два года, чтобы всё так порушилось?

Стремясь уйти от этой разрухи, вид которой заставлял сжиматься сердце, я спустился с набережной по гранитным ступеням на тропинку, ведущую к мысу. Вид безмятежной бирюзы моря, не нарушаемой даже слабым волнением, тут же вызвал воспоминания из счастливого прошлого. Здесь, на самом кончике суши мы сидели с Франческой, глядели на море и мечтали. Франческа говорила, что когда я стану главным инженером, то мы купим яхту и будем ходить на ней по всему морю. От Кипра до самой Майорки. Я не возражал ей, лишь с грустью думал про себя, что у главного инженера завода не так уж много остаётся свободного времени.

Несмотря на то, что в этот час рыбаки как раз должны выходить на вечерний лов, лодок было намного меньше, чем раньше. Но всё равно вид белых парусов и кружащихся над ними чаек заставлял забыть обо всём и представлять, что последних двух лет вовсе не было. Что это всего лишь сон, один из тех, что вроде бы помнишь сразу после пробуждения, а пройдёт немного времени, и остаётся от него только какое-то смутное ощущение и обрывки неясных образов.

Франческа задерживалась, и в этом оставалась верна себе. Часы показывали половину шестого, и солнце уже собиралось тронуть вершину холма. Я решил вернуться на набережную, как вдруг услышал цокот копыт. По набережной приближался экипаж. Это не была карета с нумидийскими рысаками, которую я ожидал увидеть. Обычный наёмный экипаж из тех, какие обычно дежурят на вокзальной площади. Повозка остановилась прямо напротив лестницы, ведущей к тропинке на мыс, и из неё выскочила девушка. До девушки было метров триста, но я не смог бы спутать её ни с кем.

Франческа быстро перепорхнула через ступеньки и, пробежав с полсотни метров в мою сторону, перешла на быстрый шаг. Едва её заметив, я тут же направился навстречу. Сердце забилось в груди, словно перед атакой. Я не выдержал и, когда дистанция между нами сократилась вполовину, побежал. Она была ослепительна в белом платье с туго перетянутой талией, разгорячённая бегом и быстрой ходьбой.

Последние несколько шагов, разделявшие нас, она преодолела бегом. Я остановился, не доходя пары метров до нее, но она вдруг прыгнула на меня, обняла, обхватив одной ладонью затылок, как обычно делала, и прижала моё лицо к своей щеке.

– Сандро, милый, ты ведь любишь меня, да? – шептала она мне в ухо.

– Да, Франческа – так же шёпотом отвечал я ей, покрывая поцелуями её горячую шею и гладя длинные чёрные, как смоль, волосы – Я люблю тебя.

Она схватила обеими руками меня за щёки, слегка отстранив от себя, а затем, посмотрев пару мгновений в глаза, прижалась губами к моим губам. Я жадно впился в эти мягкие податливые губы, словно намериваясь высосать из них всю влагу. Не знаю, сколько мы так стояли, обнявшись и прижавшись губами друг к другу. Она теребила пальцами мой затылок, а я гладил ладонями её спину. Наконец, Франческа мягко освободилась от моих объятий.

– Давай, пойдём на мыс – попросила она тихим голосом.

Мы шли по тропинке, держась за руки, и молчали. Мне хотелось её расспросить о том, что произошло за время моего отсутствия, но никак не мог решиться начать разговор.

– Это твоя электрическая повозка на набережной стоит? – вдруг спросила она. Я кивнул.

– Так ты у нас большим человеком заделался – в голосе послышался лёгкий смешок.

– Да это мне на время отпуска дали покататься.

– Всё равно. Не каждому дают на таком поездить.

– Ну, наверное, заслужил – улыбнулся я, желая обратить всё в шутку.

Наконец, мы подошли к мысу и уселись на траву. Я обнял её одной рукой за плечи, а она положила голову на моё плечо. Всё точно так, как и тогда, в прошлой жизни.

– Он сказал, что ты умер – вдруг тихо вымолвила Франческа.

– Кто сказал?

– Этот – возникла секундная пауза – Мой муж.

В том, как она произнесла последнее слово, явно слышались нотки отвращения.

– Точнее, тогда он ещё не был моим мужем – поспешно добавила она.

Повисла пауза. Я не знал, что сказать.

– Дети-то есть у вас? – спросил я, наверное, невпопад.

– Нет, хвала господу – она перекрестилась – Детей нет.

– Сандро! – почти выкрикнула она – Если бы я только знала. Если бы я знала, что это за человек. Нет, это не человек, это просто чудовище.

Плечи её мелко задрожали под моей рукой. Взглянув на неё, я увидел, что по её щекам струятся слёзы.

– Он постоянно за мной шпионит – продолжала она срывающимся голосом – Закатывает сцены ревности и даже бьёт. Вот, смотри – она подняла подол платья, оголив своё бедро – Видишь?

На её бедре, там, где оно уже начинает переходить в талию, виднелся довольно большой синяк. Ещё я заметил, что под платьем не было нижнего белья. Я не смог удержаться и провёл ладонью по мягкой бархатистой коже.

– Ах, Сандро – прошептала она, задержав мою руку своей ладонью – Господи, какая же я была дура!

Вдруг вспыхнуло непреодолимое желание. Я снова, как и тогда, в прошлом, потерял голову. Захотелось предложить ей сбежать, уехать, куда глаза глядят, и забыть обо всём на свете. Я уже открыл, было, рот, чтобы сказать всё это, но тут перед глазами возник образ Голдини. Пресвятая Дева! Я едва не совершил тяжкое преступление. Ведь за дезертирство, кроме виселицы, другого наказания не предусмотрено. Наверное, два года службы смогли меня изменить. Мне удалось взять себя под контроль. Я осторожно вытянул свою руку из-под её ладони.

– Ты надолго приехал? – вдруг спросила Франческа, поправляя подол своего шикарного платья.