Камбала. Роман в двух книгах. Книга вторая

– Что ты за рюмку подводнику поставила? – обратился брат к жене, – давай нормальную тару, вон из тех фужеров, что нам на «входины» кумовья подарили. Ну, вот. Сейчас проверим, какой ты подводник. Говорят, вам там в море вино давали? Правда?

– Правда, брат! Только сухое и не такими «львиными» дозами, как ты насыпал.

– Это домашнего производства, настоянная на травке и немного дубовой коры – коньяк, короче. Понравится, ручаюсь.

Мы до этого, да и после вот так втроём, три брата никогда не собирались. В больших компаниях было и не раз, а так больше никогда. Я долго отговаривался, мог, почему так несправедливо, себе рюмочки и то, я знаю, что Витя обычно больше одной рюмки не выпивал никогда. И сегодня этому правилу он не изменил, после первой рюмки, перевернул её вверх дном, посидел с нами немного и оставив потом вдвоём, пошёл в другую комнату с племяшом забавляться.

– Так, давай по второй. «Между первой и второй пуля не должна успеть пролететь».

Брат наливал мне в стакан чуть-ли не «по Марусин поясок», грамм по 170, точно. И всё было бы хорошо, если бы, как обычно после второго тоста «За тех, кто в море!», следовал «На посошок!» и разошлись.

Но брат вошёл в кураж, а мне уже отступать некуда. Как он говорил» «Зачем меня обижаешь?» Ещё непонятно, кто сегодня будет обиженный. Самогон был качественный и при том ещё жгучий, в этом очищенном «перваче» было «оборотов» шестьдесят. Он мало чем уступал «шилу», который мы употребляли, но разбавленный, чистый спирт для тех гурманов, у которых и «глотки лужённые» и желудки, как у уток «гвозди переваривают».

– Лёша, хватит. Спасибо тебе! – взмолился я после пятой, мы пойдём.

– Нет-нет, а «на посошок», – улыбаясь «накатил» ещё полстакана, – по воздуху пройдётесь и всё пройдет.

Была-не была, понимая уже, что это лишнее и давно лишнее, но как можно обидеть старшего брата, опрокинул налитое. Закуска уже не лезла.

– Брат, ты где? – спросил я меньшего брата, – ты идёшь со мной?

Витя, вышел из комнаты, где развлекал племяника и глянув на меня, изрядно хорошего, ответил:

– Ну, а как иначе. Ты же можешь заблудиться тут. Пока ты служил, тут целый посёлок построился. Вот и Лёше за год дом отбахали, «живи – не хочу».

Я с трудом зашнуровал противные шнурки ботинок и когда разогнулся, подняв резко голову, она закружилась и выпал просто за порог. Брат помог мне подняться, подхватив меня, забросив одну мою руку себе на плечи и второй, удерживая за талию.

Что я ещё помнил, подняв вверх голову – это были яркие майские звёзды. Где там наше с Витей созвездие Рака, под которым мы с ним родились. Вот такова она жизнь, с детства мы с братом дрались, доказывая своё старшинство и превосходство в чём-то, а теперь брат практически несёт меня домой по не асфальтированным дорожкам и улицам, которые действительно, я не помнил, тем более что в здесь-то редко бывал и если бывал, то по новым посёлкам не бродил, а по бездорожью.

Утром брат с трудом меня разбудил, чтобы убедиться, что я жив:

– Я на работу. Ты, как? Жив? Ну и «наклюкался» же ты вчера. Лёшка вчера со мной даже собирался спорить, что ты больше трёх его фужеров не осилишь, ох и ядрёная она у него, спиртоган. А ты повёлся, дурень.

– Брат, не гунди и без тебя тошно. Иди на работу. Всё нормально. Я в обед в Марьевку поеду. Вот, отойду немного и поеду.

В селе, кроме сестры с семьёй, никого не встретил. Саня Ганшин женился и жил в Камышовке, работал механизатором. Семью кормить надо, а киномеханик копейки получал, пошёл на заработную работу. Говорят, что у него первенец родился. Счастья тебе, друг, подумал я. Не поеду я туда, отрывать человека от работы, да ещё завяжемся и повторится вчерашнее. Нет, проведал родню, вечером домой.

Оставшиеся дни пролетели как один, но томительно в ожидании, когда наступит завтра. Кто-то скажет, как это два года не был дома и надоело. Не знаю, как, но вот так уж получалось. Была бы девушка и вопросов бы не было. Мне кажется, что я от нее не отходил бы ни днем, ни вечером.

Да и после всего, что произошло, даже в центр посёлка не тянуло, где в кино или ещё где можно познакомиться с кем-либо. Но кто-либо меня не устраивал, короче, они мне нужны не были. И «искать истину в вине» тоже не хотелось.

Я слушал музыку на магнитофоне, которую брат переписал на 350 метровые бобины четырёхдорожечного магнитофона у своего друга Слона. Лежал на диване и получал удовольствие просто от того, что меня не «кантуют» и я волен поступать так, как мне хочется. Я не был никому ничем обязан. Мне нужно было просто пережить вот этот перелом душевный, который во мне произошёл и начинать жить по-новому.

Дни отпуска незаметно прошли и нужно было завтра ехать в Ростов, оттуда больше вариантов уехать или даже улететь в Ригу. Я распрощался с родными и уехал первым автобусом в Ростов.

С поездом были проблемы, я немного не успевал в срок. Смертельного не было ничего, если бы на несколько часов опоздал. Ну, наказали бы, но ничего страшного из этого не было бы. Я решил не опаздывать и взял билет на самолёт, который отправлялся в Ригу вечером этого же дня.

Времени было много, и я поехал к своей тёте Лиде, маминой сестре, которая собрала вокруг себя двоих детей с семьями в одном дворе. А двое других жили семьями отдельно. Попили кофе в обед, как было принято в их семье по казачьей привычке.

Меньший сын, работающий на Ростовской торговой базе, отработав в ночную смену, был дома. Он согласился составить мне компанию, чтобы убить полдня до вечера.

Я попрощался с тётей, дядей и сестрёнкой Анютой, которая провожала меня, вместо невесты на службу, а теперь была замужем и ожидала прибавления в семье, мы вышли с Геной, и я полностью начал полагаться на сообразительность старшего двоюродного брата.

Он меня возил то туда, то туда. Благо, что я портфель, набитый пирожками и другой домашней едой, оставил в камере хранения в аэропорту. Мы посидели в кафе и выпили за удачную дорожку и полёт, в который я собирался отправиться впервые на советском лайнере «Ту-134».

Потом я вспомнил и спросил у Гены, а как-бы организовать доставку водки своим товарищам, на самолёт-то могут с бутылками не пустить.

– Есть идея! – сказал брат, – сейчас пойдём в хозяйственный магазин и купим канистру пластиковую литра на три, хватит?

Мы купили канистру на три литра. Потом зашли в гастроном и купили шесть бутылок водки, я посмотрел на выставленные на ветрине разнообразные наименования, почему-то мне захотелось ещё и бутылку коньяка взять. Даже не знаю, чем был продиктован этот выбор.

Портфель был полон и без того, а самая распространённая тара для переноски продуктов и не только была авоська, которую я и прикупил для упаковки товара. Я установил бачок и бутылку в авоську, и мы поехали в аэропорт. Оставалось часа полтора до самолёта. Я поблагодарил брата за помощь и сказал, чтобы он ехал домой. Его там ждала жена с маленьким сыном. И это понятно, уехал и полдня неизвестно где.

Я стал ждать регистрации. Представлял, как я прилечу рано утром, приеду, как уславливались, на остановку, дозовусь кого-либо из казармы и потом пронесем все, что нельзя через КПП проносить. Как будут рады сослуживцы, которые наказывали, чтобы привёз и того, и другого. Если бы все заказы выполнять, надо было три чемодана с собой тянуть.

Объявили посадку. Я выставил свою ручную кладь перед девушкой досматривающей вещи, портфель поехал по транспортёру. Девушка подняла глаза и увидев служивого в морской форме и бескозырке на затылке, с авоськой из которой внаглую смотрелась этикеткой бутылка коньяка, заулыбалась и спросила:

– Из отпуска? В канистре водка?

– Ну, да! – ответил я.

– Проходи! – проводив с улыбкой взглядом девушка в красивой форме.

Вот, если бы она была чуть пониже ростом, я явно до неё не дотягивал, то отличная пара получилась, для фото-то однозначно.

Самолёт разогнался и взлетел. Я сидел у иллюминатора и видел, как по освещенным фонарями уличного освещения спешили куда-то автомобили по улицам Ростова. Затем по контуру фонарей я определил, что это слева от меня остался освещенный фонарями и габаритными огнями портовых кранов Таганий Рог, мыс на котором и расположился город земляка Чехова.

Справа светились села и по контуру опять же таки я узнал свой родной посёлок. «До свиданья, родные! Ждите меня теперь через год.» – думал я и только сейчас я понял, что там, куда я в последнее время рвался, мне предстоит провести ещё целый год. И ностальгия с комом к горлу подступили, как прилив в бухту Усть-Двинска.

Одно плохо, что из-за заоблачных высот, на которых летел лайнер и темноты ночного неба за бортом, нельзя было рассмотреть все красоты моей огромной Родины, над которой мы пролетали, с юга на северо-запад, на North-West, так правильнее назвать румб, направление направления движения воздушного судна. Вот интересно, авиацию называют воздухоплаванием, самолёты – воздушные корабли. И судя по тому, что суда морские и речные появились на тысячи и тысячи лет раньше от авиации, то люди, впервые нашедшие в своей голове такие определяющие термины, связали тесно воздушную стихию с небом.

Мы давно набрали высоту и полёт, в отличие от морского путешествия, не сопровождался качкой или болтанкой. Пришло время ужина, так как время полёта предполагало питание в полёте, стюардесса вежливо предлагала красиво-сервированный набор продуктов на подносе.

Но ведь камбала не будет таковым, если не вспомнит, что под водой мне приходилось выпивать и под различные тосты, а в воздухе, когда ещё предоставится такая возможность. Я развязал свою авоську и подумав, достал канистру с водкой, хотя хотелось, конечно, коньячку. Но зачем починать бутылку? Я сделал два-три хороших глотка, до того пожелав хорошего полёта. Подзакусив немного. Порции были небольшие, но еда довольно вкусная.

Ну, а как же традиционный тост «За тех, кто в море!». Пришлось отвернуть крышечку и выпить по этому поводу. Когда ужин подходил к завершению, я подумал, а буду ли ещё когда настоль близок к Богу, ведь все говорят, что его резиденция на небе, кроме мифов о подземных царствах и пр. А Бог, как мы все знаем, любит троицу. А потому, что? Что-что, нужно третий тост поднимать.

Мой сосед, наверное, думал обо мне, что мне пища аэрофлота становится поперёк горла и я её постоянно пропиваю водичкой. Ага, час! И после опять набрасываюсь на еду, чтобы она снова стала поперёк горла, да? Не дождётесь, думал я, видя интерес моего соседа к тому, что делает этот морячок. Может дать и ему, тут всем хватит? Не, перебьётся, он какой-то «не советский», не свойский, может латыш. Хотя, при чём тут латыш? Ладно, Бог с ним, пусть смотрит, как моряки трапезничают.

Раз за бортом ночь и темень, а меня сон начинал морить и было тому объяснение – это сытный ужин, да ещё и не просто. Я плавно провалился в сон.

Мне приснился командир, качающий головой по привычке, когда кого-то отчитывал и из всего сказанного им, я запомнил только слова: «…ох и камбала же ты, ох и камбала!…» Затем, толи во сне, толи просто, как воспоминание о событиях, которые происходили совсем недавно там, на месте моей службы.

Мы сидим после отбоя на двух соседних кроватях, на выдвинутой на середину тумбочке стояла открытая посылка. Хочу пояснить, что все посылки, приходящие из дома, должны подвергаться проверке и санитарной в том числе. Хусин, сменивший в должности почтальона Вову Урсулова, которому надоело бегать на почту, он же уже «годок», носил с почты письма и, когда, пользуясь своей способностью кавказского человека, уговаривать и входить в доверие, почтальоны стали ему доверять, он начал таскать посылки без вскрытия на почте.

Таким образом мы попробовали чачу из Молдовы, присланной Дану в грелке, а сейчас Молдавану прислали приличный шмат сала, ещё что и семечки, которыми были засыпаны завернутые продукты, чтобы не было внутри посылки «болтанки». С ужина принесли с камбуза из хлеборезки булку хлеба, зная, что вечером будем наслаждаться, принимая с удовольствием домашнюю пищу.

И надо было тому случиться, что дневальный где-то прошляпил или отошёл от тумбочки и к нам в кубрик вошёл командир дивизиона, недавно сменивший комдива Камышана. Науменко был до этого не командиром действующей подводной лодки, как его предшественник, а служил в штабе Лиепайской ВМБ. Он был украинцем, во всем уставным штабником, с лицом, если бы вы увидели его, тем более тогда, когда он говорил, вы бы со мной согласились – это был двойник Луи де Фюнеса.