Творец бессмертия, или Исповедь гения

– Странно! – ответил я ему с усмешкой, которая далась мне с трудом. – А мне казалось, будто моей фамилией станут интересоваться только при регистрации.

– Дело в том, что регистрации для вас не будет! – твёрдо заключил охранник. – Но оставим пустые разговоры! По вашей реакции, профессор Гвоздёв, я понял, что в вашей личности не ошибся и потому прошу следовать за мной.

– Но с какой это стати? – возмутился я. – Если вы даже имеете отношение к государственным спецслужбам, то всё равно должны предъявить свои документы и как-то объяснить свои намерения! Разве я не прав?

– Вы совершенно правы, сэр! Во всём, кроме одного! У вас нет причин волноваться и, тем более, привлекать к себе внимание! Можете быть уверены, что зла мы вам не причиним!

Я понял, что с того момента ничего хорошего мне ждать не приходилось. Я утратил самостоятельность действий, поскольку те мордовороты, видимо, не ошибались, когда приставали ко мне. Меня они и искали!

И что теперь? Судя по тому, что верзила так и не предъявил свои служебные документы, все они, эти могучие ребята, действуют вопреки закону. Значит, долго со мной могут и не возиться – шлёпнут по дороге и вышвырнут с моста. Прямо скажу, не самый лучший вариант завершения жизненного пути! Но и противостоять банде здесь я не в состоянии.

А если всё же устроить скандал? Привлечь внимание полиции или охраны аэропорта?

Нет! Попробовать-то можно, но регистрацию мне потом уже не пройти ни в одном аэропорту США! Обложили меня капитально, товарищи мордовороты! И быстро ведь след взяли, ищейки! Я-то надеялся хотя бы до Нью-Йорка добраться! Надеялся поспать в самолёте, заодно просчитать варианты дальнейшей жизни…

– Сэр! Всё же прошу вас следовать за мной!

Я поднялся, не дотянувшись даже до плеча мордоворота, взял свой чемоданчик-дипломат, оглядел последний раз чудный и свободный для кого-то мир – за это время и остальные мордовороты слегка приблизились ко мне и заняли более удобные позиции на случай блокировки моей персоны, если бы надумал бежать.

«Да, теперь мне ловить нечего! Соотношение сил совсем уж не в мою пользу!»

– Хорошо! – согласился я. – Но позвольте мне сдать билет; ведь пропадут большие деньги!

– За это, профессор, не переживайте! Дайте ваш билет, мы обо всём позаботимся!

Я пожал плечами и отдал билет. После этого, как я сообразил, моя многолетняя американская история завершилась.

Меня провели без заметного для окружающих конвоирования на вертолётную площадку и пригласили занять достаточно хорошее место, у окна.

Их капсуловидный вертолет оказался вместительнее, нежели у доктора Кеннеди. Он легко рванул ввысь, сразу сильно накренился и стал боком удаляться от аэропорта. Внизу замелькали многочисленные огоньки, а когда пролетали над Сан-Франциско, город так играл огнями, что даже в моей ситуации показался красавцем. В тёмное время суток я над ним и не летал. Выходит, на прощанье с Америкой мне повезло увидеть хоть это! – пошутил я напоследок.

Вертолет оказался явно не экскурсионным. Он не стал размашисто огибать город, не искал удобную посадочную площадку, а устремился в сторону чёрного океанского массива.

«Вот и всё! – догадался я. – Дальше я стану барахтаться вне вертолёта! И кто меня отыщет в океане? Пожалуй, раньше других это удастся бдительным и прожорливым акулам! Напоследок хоть какую-то пользу природе принесу!» – пытался я успокоиться, хотя уже начался озноб.

Океан не был освещён и поблёскивал отраженным светом удаляющихся городских фонарей, да и то лишь пенными верхушками волн, возбуждаемых слабым штормом.

«В шторм я даже плыть не смогу!» – заключил я с сожалением.

Страха к тому времени у меня не осталось. Всё стало предельно ясно и безнадёжно!

Впереди мелькнул хорошо освещенный и известный, пожалуй, всему любознательному миру, хоть что-то знающему о городе Сан-Франциско, остров Алькатрас. В его старой крепости издавна поселилась зловещая тюрьма.

Кажется, именно в ней сидел сам Альфонс Габриэль Капоне, именуемый в уголовном мире как «Великий Аль». Он был всесильным гангстером, возглавившим чикагскую мафию в 20-30 годах двадцатого века.

Сидели в той тюрьме пожизненно и прочие американские изверги. Сама же тюрьма прославилась в мире своей надёжностью – побег из неё, как до сих пор объясняют это туристическим группам, совершенно невозможен.

Вертолёт сильно клюнул носом и стал вертикально падать на площадку в центре крепости. Как только я выбрался из машины, на мне защёлкнули наручники и, что совсем уж трудно объяснить, кандалы.

– И зачем этот маскарад с кандалами? Будто из вашей тюрьмы мне сбежать стало проще, нежели из аэропорта! Там обошлись без своих железных атрибутов, тогда здесь они совсем не нужны! Снимите хоть кандалы! – осмелел я, догадавшись, что акулам меня скармливать не будут.

– Такой уж здесь порядок, сэр! Давние традиции не нам менять, сэр! А теперь прошу вас строго молчать, пока не придём туда, где мы вас оставим под надёжной охраной!

С площадки меня ввели в длиннющий со многими поворотами темно-зеленый коридор, освещенный с потолка тусклыми плафонами, что необычно для США. Здесь верхнего света нигде не встретишь.

«Неужели теперь это мой дом? Кажется, отсюда не выпустили на свободу ни одного узника. Они все, покидая тюрьму, одновременно покидали и этот мир!»

Пустой каменный коридор с каждым шагом неприятно грохотал моими цепями. У меня же оставалась единственная задача – не зацепиться ими за что-либо и не упасть вниз лицом со скованными за спиной руками.

Наша процессия, включавшая меня и трёх провожатых, неспешно переходила из одного коридора в другой, спускалась и поднималась по решётчатым металлическим лестницам, поворачивала в разные стороны и, наконец, вышла на простор.

За одной дверью, за которую нас впустил молчаливый человек с автоматом и другой человек, орудовавший ключами в связке, предо мной открылся огромный корпус, выстроенный в виде прямоугольного пассажа. Его потолок оказался тоже зарешёченным, хотя и набранным из прозрачного стекла, через которое чернело ночное небо. Вдоль средней части корпуса в шесть ярусов, один над другим, тянулись сплошные металлические балконы, зарешеченные мелкой стальной сеткой. Чтобы никто не покушался сигануть вниз, догадался я. Неужели и меня когда-то доведут до подобного желания?!

По любому прямоугольнику балкона удалось бы обойти весь корпус. С балкона можно было попасть и в любую из десятков или даже сотен камер. Каждая из них имела металлическую дверь с крохотным окошком, закрывающимся створкой на уровне груди.

«Очевидно, для удобства официанта! – решил я. – Скоро я здесь всё освою!»

Меня провели до середины балкона, где опять пришлось ждать, когда ключник под надзором автоматчика откроет решетчатую дверь.

«Что тут за ужасы скрываются?» – удивился я, поскольку еще ни одного человека, кроме охраны, не увидел.

Под звон моих кандалов процессия спустилась на первый этаж и, пройдя через ключника и автоматчика, вошла в большой кабинет. От яркого освещения в белой комнате заслезились глаза. Всюду размещались какие-то перегородки, шкафы с папками для документов, металлические столы без скатертей, обтянутая дерматином кушетка в центре комнаты, несколько табуреток – всё намертво прихвачено к полу и стенам. На одном столе блестело множество аккуратно разложенных никелированных медицинских инструментов. В стороне стояли два огромных специальных кресла, возможно, стоматологическое и гинекологическое.

Обстановка кабинета вошедшему сюда впервые внушала тихий ужас, но меня заранее интересовало, как я запою, когда окажусь здесь во второй раз? Мне казалось, что это самая настоящая пыточная.

В кабинете уже скучали два палача, одетых в подобие военной робы. Один из них приказал мне раздеваться догола и заодно рассказывать ему, кто я такой? Выудил он из меня буквально всё: фамилию, имя, отчество, дату и место рождения, гражданство, образование, хронические заболевания, место работы или службы, и так далее. Другой заносил всё сказанное в компьютер.

Когда я снял с руки часы и положил их на стол, на котором уже сложил почти все свои вещи, то вежливо попросил «писателя»:

– Вы мне потом точное время можете сообщить? – наглея сам, я обретал некую уверенность в себе.

– И зачем оно вам понадобится? – наконец, сказал первое слово удивленный «писатель».

– Для истории пригодится!

– Вам здесь до самой смерти придётся эту историю писать! – не улыбнувшись, отбрил он, одновременно подтвердив, что мне отсюда не выйти.

– И это даже без суда? – удивился я.

– Суд уже был! Заочно! Ваш приговор – пожизненное заключение без права пересмотра дела.

Меня зашатало. Больше всего в ту минуту я жалел, что сплоховал и не нашёл способа всё же пристрелить Федора. К моему пожизненному уже ничего не добавят, хоть подавятся! Но в голове всё же вертелась наивная надежда, что это лишь немыслимый маскарад и не будет никакого пожизненного! Психологическая обработка.

«Как же так? Любой экскурсовод в Сан-Франциско вам скажет, что эта тюрьма десятки лет пустует и используется в качестве музея! Неужели общественность обманули, чтобы ее успокоить, а тут по-прежнему содержатся люди с постоянной пропиской!? Если так, то я здесь отдохну капитально! Только не мешали бы спать!»

Те двое меня взвесили, измерили рост, заглянули в зрачки, уши, нос и даже туда, куда я сам никогда не заглядывал. Потом измерили кровяное давление, поставили в позу Ромберга, в стоматологическом кресле проверили зубы… Удивились вслух, что я в полном порядке, кроме подскочившего давления, видимо, из-за нервов.

Продолжалось всё это долго, причём я всё время оставался совершенно голым, что, можете сами себе представить, не слишком приятно сознавать в присутствии одетых людей, безнаказанно тебя разглядывающих, как занятный экспонат.